Отчаянная - Томас Пенелопа. Страница 37

— Я заверил мисс Ллевелин в том, что она ошиблась, милая леди, — сказал свое слово мистер Квомби. — Благодаря нашей давнишней дружбе, никто не знает этот процесс лучше, чем я.

Салли сидела на стуле с подушками и, судя по легкому позвякиванию ее браслетов, волновалась.

— Я тоже почувствовала, что теряю сознание, — делилась она впечатлениями. — Это было ужасно! А когда Хилари закричала «Убийство», я подумала, что мое сердце остановится. Оно до сих пор бьется плохо, удары все еще неровные. Мистер Ллевелин, скажите, будьте добры, что я не в опасности.

— Доктор Родес будет вам более полезен, чем я, — достаточно холодно произнес мистер Ллевелин.

Он с неприязнью посмотрел на вздымающуюся грудь Салли, и та сникла под его взглядом.

Кажется, мистер Ллевелин остался доволен тем, как он расправился с одним из своих главных врагов. Окинув собравшихся своим мрачным взглядом, он сказал:

— Если я никому больше не нужен, то я бы хотел сказать несколько слов мисс Кевери. Наедине.

— Мне? — изумилась я, невольно приподнявшись на стуле. — Зачем?

— Вы не можете винить мисс Хилари за то, что она выкрикнула, — запротестовала миссис Мэдкрофт. — Ее не в чем винить.

Мистер Ллевелин обошел миссис Мэдкрофт. Его глаза метали ярость.

— Она не виновата? — спросил он. — Значит, это вы вложили эти непростительные слова в ее уста?

— Боже мой, нет! — возопила миссис Мэдкрофт. — По крайней мере, ненамеренно, уверяю вас. Прости меня, Хилари. Ты была не больше, чем слабое, беззащитное существо, которому я передала полученную мною энергию. А вместе с ней и информацию. Да, эта энергия могла перейти только к тому, кому я доверяю, кому сочувствую, к кому я расположена особенно сердечно. Как ты знаешь, узы, связывающие нас, глубокие и крепкие.

— Здесь я с вами полностью согласен, — съязвил мистер Ллевелин. — А вот о природе этих уз мы еще поговорим. Если все подождете нас здесь, я уверен, вы быстро получите объяснения.

Затем мистер Ллевелин повернулся ко мне и поднял дугой одну бровь. Мне показалось, что желудок сжался у меня в тугой комок.

— Давайте пройдем в мой кабинет, мисс Кевери, — сказал он тоном, который не сулил ничего хорошего.

Во рту у меня пересохло, и появился какой-то нет-известный мне прежде привкус.

— Уверена, что это подождет до завтра, — пролепетала я.

— Выходит, что нет, — жестко произнес он.

При атом мистер Ллевелин пристально посмотрел на меня сверху. Я обнаружила, что встаю, несмотря на мое горячее желание сидеть. Он тут же подхватил меня под руку, и я почувствовала, как его пальцы больно сжали мое тело. И он повел меня в смежную комнату.

Я шла за мистером Ллевелином и переживала необычные, интереснейшие чувства. Создалось впечатление, будто я раздвоилась. Одна Хилари безропотно следовала за хозяином имения. Она напоминала собой тень, которая неотступно сопровождала мистера Ллевелина, когда он с керосиновой лампой в руке шел по каменному туннелю в церковь. У этой Хилари отсутствовало даже малейшее желание оказывать неповиновение. Она испытывала даже некоторую гордость, некоторое чувство удовлетворения оттого, что именно ее выделил хозяин имения среди всех. Она была готова с радостью выполнить любое распоряжение, любое желание хозяина.

И была другая Хилари. Она с возмущением наблюдала за поведением мистера Ллевелина и первой Хилари. Она осуждала их обоих. Ей хотелось вступить с хозяином имения в борьбу, и только ощущение его могучей воли удерживало ее от этого. Она негодовала и упрекала мистера Ллевелина в деспотизме и несправедливости и требовала от первой Хилари сопротивления.

Появление сразу двух Хилари, их взаимное несогласие, доходящее до борьбы — все это сбивало меня с толку, пьянило и возбуждало одновременно.

Кабинет представлял собой маленькую, тесную комнатку с плохим освещением. Мебель здесь стояла самая необходимая. Ясно, что эта комната не для гостей и приятных бесед. Она для работы.

Мистер Ллевелин со стуком закрыл дверь и повернул меня лицом к себе. В нем бушевала и плескалась через край ничем не сдерживаемая ярость.

— Уточните, какую роль вы играете? — с трудом удерживаясь от крика, требовательно спросил он.

— Уверяю вас, я не играю никакой роли.

— Вы действительно ожидаете, что я поверю в то, что вы не приложили руку к созданию того спектакля, который мы смотрели сегодня вечером?

— Вас беспокоит мой выкрик? Могу заверить вас, что я сделала это не специально.

— Не специально? Какая наивность. А я уверен, ад» ваш выкрик был намеренным. Не добившись моей любви, вы решили…

Его и без того сердитый взгляд стал еще более сердитым, а пальцы на руках стали сгибаться и разгибаться, будто он ими что-то стискивал. Но он, кажется, не замечал этих странных движений. Я же в этих неосознанных движениях ощутила угрозу для себя. У меня возникло подозрение, что хозяин думал о том, как бы схватить меня, а его пальцы преждевременно приводили его мысли в действие. А что, если он думает о том, как бы схватить меня за шею и удавить? В этой обстановке я совершенно не доверяла его самообладанию. Впрочем, своему тоже. Оно уже не работало так, как положено, и я произносила слова прежде, чем успевала решить, надо ли их произносить.

— Господи, что касается моей любви к вам, то я лишь могу обещать, даже заверить вас, что смотрю на вас с отвращением, — выпалила я. — Я скорее предпочту любовь гадюки, чем вашу.

Сообразив, что сказала нечто слишком уж резкое и небезопасное для себя, я отступила назад на тот случай, если он попытается напасть на меня. Мне пригодился опыт, приобретенный в комнате мачехи мистера Ллевелина. Отступив сейчас от него, я также показала, что на меня не действовал его магнетизм.

Между тем, слова продолжали вылетать из моего рта раньше, чем я решала произнести их.

— А что касается любви мужчины и женщины, то я думаю, вы совершенно не способны на любовь, — выдала я ему с безопасного расстояния.

— Действительно, но как вы пришли к такому выводу, не имея личного опыта? — не остался он в долгу, окинув меня при этом пренебрежительным взглядом.

— Ваша неприязнь к женщинам очевидна, — раздраженно сказала я. — Вы глумитесь над Фанни и миссис

Причард, постоянно оскорбляете миссис Мэдкрофт и меня. Эглантину хотя и выносите, но, заметно, с большим трудом. Если бы Урсула не была вашей кровной сестрой, полной копией ваших мыслей и характера, вы бы, несомненно, возненавидели ее.

Мои упреки пронеслись стремительным и бурным потоком слов. Мистер Ллевелин посмотрел на меня так, как он мог бы посмотреть на свои ботинки, если бы случайно ступил в грязь. Он демонстративно сморщил нос и на некоторое время задержал дыхание. Но этого ему показалось мало. И он решил пустить в ход равнодушие.

Мистер Ллевелин встретил мой свирепый взгляд вежливой улыбкой.

— Я полагаю, вы закончили? — с наигранной любезностью спросил он.

— Да, но лишь на некоторое время, — сказала я нарочно, чтобы разозлить его.

— Хорошо, — произнес он сдержанно. — Так как вы закончили, то сейчас пойдете в гостиную и признаетесь там.

— Я должна признаться, — искренне удивилась я. — Но в чем? Я не сделала ничего плохого, тем более намеренно.

— Не лгите мне, — сказал мистер Ллевелин жестко, без тени игры. — Это сделали вы.

— Что же сделала я? — твердо решила я не сдаваться.

— Не притворяйтесь! — сухо произнес он. — И не разыгрывайте скромную леди. Весь этот маленький спектакль в церкви — дело ваших рук. Ваш сценарий, ваша режиссура, ваша главная роль? Не станете же вы возражать? Если вы проследите логику событий, которые произошли до сеанса и во время сеанса в церкви, то непременно придете к такому заключению.

— Я не вижу никакой логической связи между тем, что происходило до сеанса, во время его и вашим выводом, — не сдавалась я.

— Тогда позвольте мне помочь вам, — произнес он угрожающе.

При этом он сделал шаг ко мне.

— Сделайте милость, помогите! — сказала я, отступив шаг от него.