Отчаянная - Томас Пенелопа. Страница 39

— У вас две причины поступить так, как вы поступили, — произнес он сквозь зубы, так что его слова шипели мне в уши. — Снискать расположение миссис Мэдкрофт и погубить меня.

— Погубить вас? Это безумие.

— Вы не первая женщина. Уже была одна, которая пыталась навредить мне, когда обнаружила, что я не проявляю к ней интереса.

— А, так вот почему вам не нравится женский пол. Какая же глупая должна быть та женщина! Если бы она лучше узнала ваш характер, она бы благословила судьбу за то, что не понравилась вам.

— Я не советую вам смотреть на это так легко. Она дорого мне стоила. И я не хочу, чтобы моя жизнь оказалась полностью разрушена другой такой, как она.

— А я что, по вашему мнению, разрушаю вашу жизнь?

— Не притворяйтесь невинной со мной, мисс Кевери.

— Вы имеете в виду мой выкрик «убийство»? Мне это слово ничего не говорит, а вы встревожились. Наверное, у вас есть основания для такой острой реакции. Неужели вы так заняты своей бесценной личностью, что вам безразлично, если ваша семья станет предметом сплетен? Вы не боитесь, что благодаря вашей небрежности и стремлению все прикрыть и замаскировать убийца из вашего дома может перейти в другой и отметить там свое присутствие? Что ж, вероятно, вам полезно пережить унижение. Оно, может быть, научит вас в будущем больше думать, о других.

— Достаточно! Я даю вам шанс. Признайтесь, что это вы сделали в церкви все фокусы, и сегодня вечером покиньте мой дом. Или вы заставите меня расследовать все ваши секреты и разоблачить вас. После того, как я сделаю это, я вынужден буду арестовать всех вас.

— Я не стану признаваться в преступлении, которого не совершала.

Он грубо оттолкнул меня от себя.

— Тогда я сделаю то, что следует сделать, — с угрозой произнес он. — Вы можете вернуться в гостиную, мисс Кевери. Но не ожидайте, что в Эбби Хаус вам будет хорошо. Вам будет здесь плохо!

— Иного от вас, мистер Ллевелин, я и не ждала, — с улыбкой произнесла я, и с этой, как мне казалось, остроумной репликой гордой поступью вышла из его кабинета.

Глава 8

В гостиную я вернулась с гулко бьющимся сердцем. Чувствовалось, что моего возвращения ждали. При моем появлении разговор резко прервался и наступило полное молчание. Все повернулись ко мне. Винни с усилием поднялся со стула и тяжелой походкой направился в мою сторону.

— С тобой все в порядке, моя дорогая? — спросил он. — Мы все очень беспокоились.

— Со мной ничего не случилось, — заверила я его. — Но, очевидно, никаких тайн сегодня мы не сможем объяснить, так как мистер Ллевелнн ошибочно переоценил мою осведомленность. Он считал, что я смогу ответить на вопросы, о которых у меня нет ни малейшего представления.

— Конечно, смешно было предполагать такую осведомленность, — согласился Винив, одобрительно похлопав меня по спине.

Его попытка выглядела слишком фамильярной, чтобы успокоить меня, но оказанная им поддержка все же помогла мне — она настроила меня на более юмористический лад. Взглянув на перекосившееся от раздражения лицо Эглантины и на ее стиснутые кулаки, я поняла, что мне следует проявить осторожность с выражением благодарности в адрес Винни. Я вздохнула про себя. Пребывание под крышей Ллевелинов напоминало прогулку по тропе, усыпанной острыми камнями: куда бы ни поставил ногу, везде шипы.

Винни я поблагодарила со сдержанной вежливостью, которая, судя по его разочарованному лицу, не могла никого обидеть. Затем я вернулась к тому, что интересовало присутствовавших больше всего.

— Обвинения мистера Ллевелина смешны, — согласилась я. — И, если бы он не пытался любой ценой получить доказательства, что сеансы — это мистификация» он и сам убедился бы в этом.

— Не стоит думать, что для такого упорства у него нет причин, — заметил Винни. — Конечно, есть. Но полагаю, что он не стал их вам объяснять.

— Я думаю, что этого вполне достаточно, Винни, — предупредила Урсула.

Винни поднял свою большую голову и посмотрел на нее с упреком.

— В этом никто не виноват, — сказал Винни рассудительно. — Никто, кроме него. Если он собирается без конца шпынять эту молодую леди, то, я думаю, она должна знать, за что ей такая честь.

— Навряд ли вам стоит принимать такие решения, это дело касается только членов семьи, — указала Урсула Винни его место.

— Хорошо, я член этой семьи, — неожиданно заговорила Фанни чистым голосом, который наполнил звоном всю комнату. — Если Эдмонд хочет оскорблять моих гостей, то он заслуживает того, чтобы пожинать плоды.

— Ни слова больше, Фанни! — резко одернула ее сестра и посмотрела на нее тем темным, свирепым взглядом, с которым я недавно познакомилась в кабинете хозяина.

Фанни вздернула голову, отчего ее локоны подскочили, и встала со стула. Скользящей походкой она прошла на середину комнаты, привлекая к себе внимание всех присутствующих.

— Отец и Эдмонд были в ссоре, — объявила она, бросив дерзкий взгляд на сестру.

Урсула чопорно сидела на стуле, делая вид, что все происходящее к ней не относится.

— И папа угрожал лишить его наследства, — продолжала Фанни.

— Чистые сплетни! — не удержалась Урсула от комментария. — Тебе было тогда только десять, едва ли ты можешь сообщить сейчас верные сведения.

— Конечно, папа придерживался строгих взглядов в отношении места женщины в семье и не решился бы передать наследство в мамины руки, — безостановочно выпалила Фанни, не обращая внимания на реакцию Урсулы.

— За эти строгие взгляды мы должны быть очень благодарны отцу, — успела вклиниться Урсула, едва Фанни замолкла, чтобы набрать воздух в легкие. — Ведь если бы имением распоряжалась ты, мы все стали бы нищими уже через год после смерти папы.

Фанни высоко подняла подбородок, откинула назад плечи и победоносно улыбнулась.

— Но это было, когда мама была еще жива и ждала ребенка, — произнесла она и остановилась, чтобы насладиться произведенным эффектом.

Ее откровение имело успех. У половины слушателей перехватило дыхание. Хотя Винни, Эглантина и Урсула, судя по всему, догадывались, куда она клонит, все же и они не смогли скрыть своего замешательства.

Лицо Фанни сияло. Но видимо, ей показалось мало того впечатления, которое она произвела.

— Если бы родился мальчик, тогда, без всякого сомнения, Эдмонд был бы лишен наследства, — произнесла Фанни и посмотрела в глаза едва ли не каждому из присутствовавших.

— Какое теперь это имеет значение? — не дав никому опомниться, требовательно спросила Урсула. — Никто не знал о ее беременности до вскрытия трупа.

— Это было открыто заявлено мне, — упрямо держалась Фанни. — Но, возможно, она еще говорила об этом Эдмонду. Хотя мы знаем, по его словам, что она не говорила ему об этом.

— Смешно! — не уступала Урсула. — Известно, что она с трудом терпела Эдмонда. Больше вероятности, что она сказала об этом тебе или папе. Но сейчас я хочу сказать совсем другое. Ты, Фанни, хуже, чем твоя мать. Для тебя все это ничто иное, как возможность изобразить сцену. Нельзя же играть на таких болезненных вещах.

— Тем не менее, ты должна согласиться, что Эдмонду повезло в том, что мама умерла до рождения ребенка, — не уступала Фанни.

За моей спиной послышался звук хлопка в ладони. Потом еще и еще один.

Я повернулась. В дверях, которые соединяли две комнаты, стоял мистер Ллевелин и хлопал. Его фигура едва просматривалась при слабом освещении, и эта расплывчатость придавала ей некий магический характер. По выражению лица хозяина имения не трудно было догадаться, что он слышал большую часть разговора. По крайней мере, больше того, чем это всем хотелось бы. Он улыбнулся присутствующим улыбкой человека, которому все эти разговоры ужасно надоели.

— Отлично, Фанни, — спокойно произнес мистер Ллевелин. — Достойный спектакль. А сейчас, если ты закончила, я думаю, тебе надо отпустить свою публику. Все выглядят решительно уставшими.