Властелин воды - Томпсон Доун. Страница 13

Она сунула рукой под подушку и достала веточку розмарина. Она пахла древесиной, странными составляющими лечебного напитка и… Клаусом. Она положила веточку на место и провела руками по телу, по которому не так давно блуждали его руки, касаясь ее груди, живота и бедер. Внезапно прохладный ветерок пробежал по коже, покрывая ее мурашками, и Бэкка буквально подпрыгнула на кровати. Если это был только сон, то почему ее живот до сих пор ноет от ощущения все сильнее прижимающегося его мужского естества?

Ее сердце учащенно забилось, кровь ударила в виски. Разве мог после сна остаться синяк? Она свесила ноги с кровати. Нет, ошибки быть не могло. Синяк был настоящим. Да и все остальное не внушало доверия.

Вошла Ула и помогла ей одеться к завтраку. Бэкка заметила, что молоденькая служанка бросает на нее косые взгляды, и, даже не глядя в зеркало, могла сказать, что щеки ее пылают. Но она больше не собирается сидеть взаперти! Она спустится к завтраку и посмотрит, какого цвета он после так называемого сна. Но сначала нужно привести себя в порядок.

– Как самочувствие моей горничной сегодня? – спросила она, сидя за туалетным столиком, в то время как служанка укладывала ей волосы.

– Не жалуется, миледи, – сказала Ула. – Она идет на поправку, можете не сомневаться. Вечером Анна-Лиза разрешит ей ненадолго встать с постели.

– Хорошо! – сказала Бэкка. – Я посижу с ней. Я хотела бы обменяться парой слов с Анной-Лизой, перед тем как спущусь к завтраку. Позовите ее, пожалуйста.

Горничная дернула шнурок звонка, и домоправительница тут же показалась на пороге, словно ждала за дверью, когда же ее пригласят. Манера слуг в Линдегрен Холле неожиданно появляться и исчезать, мягко говоря, раздражала. Но сейчас Бэкке это было только на руку: она должна успеть спуститься к завтраку и встретиться с Клаусом, пока ее смелость не пропала.

– Я хотела узнать, как обстоят дела у моей горничной, – сказала она домоправительнице, склонившейся в реверансе.

– Вчера вечером хозяин предупредил меня, что вы будете спрашивать, – сказала Анна-Лиза, – и я должна сказать, что она уверенно идет на поправку, миледи.

– Прекрасная новость! – воскликнула Бэкка. – И когда она достаточно окрепнет для путешествия?

– Этого я не могу сказать, миледи. Она только сегодня ненадолго встанет с постели. Все зависит от того, насколько гладко будет идти выздоровление. Хозяин не велел мне говорить, что она здорова, до тех пор, пока она не окрепнет настолько, чтобы прислуживать вам в дороге. Он отдал очень строгое распоряжение на этот счет.

– Он не велел говорить, что она здорова? – переспросила Бэкка. – Так это ваш хозяин, а не вы, ее сиделка, определяете, когда моя горничная выздоровеет и я смогу покинуть Линдегрен Холл?

Кровь снова ударила ей в виски, на этот раз уже от злости. И это после того, что она приложила столько усилий, чтобы вернуть щекам нормальный цвет! Вот досада! Графу Клаусу Линдегрену придется любоваться ее лицом цвета помидора.

– Мы еще посмотрим!

– О нет, миледи, – принялась оправдываться Анна-Лиза. – Хозяин хочет как лучше, печется о вас… и о вашей горничной. Его слово закон в этом доме, чего бы это ни касалось. Разве в ваших домах… я имею в виду, в домах английских дворян… не так?

– Достаточно того, что здесь все «так». Уклонившись от рук Улы, которая собиралась вплести ленты ей в волосы, Бэкка вскочила.

– Спасибо, Ула, хватит! – бросила она. – Пойду как есть. Непричесанная. – И повернулась к домоправительнице: – С сегодняшнего дня больше никаких отваров. Мод к ним не привыкла и, по всей видимости, плохо воспринимает. Они вызывают у нее вялость и слабость. Природа – лучший лекарь. Я, а не вы или ваш хозяин, буду решать, когда она оправится и сможет продолжить путь. Она на моей ответственности, а не вашей, и уж никак не вашего хозяина. Теперь, простите, я пойду и скажу ему то же самое!

Не обращая внимания на поклон Анны-Лизы и сдавленный возглас Улы, Бэкка стремительно промчалась по коридору и сбежала по винтовой лестнице так, словно у нее были крылья.

В тот момент, когда она резко затормозила на пороге, Клаус стоял у буфета, накладывая себе еду. Он повернулся, оставил тарелку и улыбнулся ей.

– Доброе утро, миледи! – сказал он. – Полагаю, вы хорошо спали?

– Нет, милорд, я спала плохо, – отрезала Бэкка. – Пробуждение тоже было не из лучших.

– Мне очень жаль слышать это, – сказал он, нахмурившись. – А я надеялся…

– На что вы надеялись, милорд? Что сможете держать меня здесь столько, сколько вам заблагорассудится? Я только что говорила с Анной-Лизой…

– Это она вам так сказала? – перебил он. Пройдя к столу, он поставил на него тарелку с омлетом, помидорами, сосисками и тминными булочками с сыром, но сам остался стоять.

– В этом не было необходимости. Я и сама не слепая. Мод хоть и идет на поправку, но с каждым днем все больше слабеет. У нее пустые, стеклянные глаза. Бог ее знает, что она видит. Потому что в те короткие минуты, когда она приходит в себя, много не разглядишь. Даже ребенку ясно, что ее опаивают. Я хочу, чтобы все эти травяные отвары прекратились сейчас же! Я уже сказала об этом Анне-Лизе и сейчас говорю вам, поскольку только что выяснилось, что именно вы, а не она, решаете, когда мне можно будет покинуть Линдегрен Холл.

– Не хотите позавтракать со мной? – спросил Клаус ровным, мягким голосом, который всегда действовал на нее безотказно. Но не в этот раз.

– У меня пропал аппетит, милорд. Так что же? Вы не хотели бы объясниться?

– Если не хотите есть, по крайней мере присядьте, потому что мне уже порядком надоело стоять. Да и еда остывает.

Бэкка надулась и буквально упала на стул за противоположным концом стола.

– Спасибо, миледи, – сказал он, усаживаясь подчеркнуто аккуратно. – Я был бы очень признателен, если бы вы все-таки поели. Невежливо есть одному в вашем присутствии. Или пусть Олаф принесет вам кофе, согласны? Если нам предстоит поспорить, то давайте хотя бы вести себя как цивилизованные люди.

До этого момента Бэкка и не подозревала, что в комнате вместе с ними находится Олаф. Или он вошел только что?

Она окинула его скептическим взглядом. Очередное таинственное появление?

Клаус подал знак слуге, и тот наполнил ее чашку. Нет, ну какая наглость! И почему он всегда так действует на нее? Может, этот странный шведский граф, к которому слуги обращаются как к королевской особе, на самом деле волшебник?

– Вас никто не держит здесь насильно, – сказал он, берясь за вилку. – Я просто поступаю так, как велит совесть. Я хочу убедиться, что вы в хороших, надежных руках, прежде чем отпускать вас в мир, который таит много опасностей в лице мужчин, которые могут причинить вам вред. Я всего лишь выполняю свой долг хозяина и джентльмена.

– А настойка?

Он вздохнул и отложил вилку – изо всех сил стараясь не терять самообладание, отметила про себя Бэкка, наблюдая за ним. Ему не нужно было ничего говорить, но она знала, что он скажет, и внутри у нее что-то оборвалось. В глубине души она надеялась, что все ее подозрения окажутся беспочвенными. Надеждам ее, по всей видимости, не суждено было оправдаться.

– Вы абсолютно правы, – сказал он. – Я велел Анне-Лизе поить вашу горничную лекарствами до тех пор, пока она окончательно не восстановится после травмы. Ей было очень больно, миледи. Я не позволю ни одному живому существу рядом со мной страдать от боли, если этого можно избежать. Ей не давали ничего вредного, только безобидные травы, которые приносили покой, а тело ее тем временем восстанавливалось собственными силами. Мои… люди мастера в искусстве исцеления. Они непревзойденные знатоки лечебных трав, в этом им нет равных. Вам же наверняка не сказали, что доза постепенно снижалась, иначе она просто не смогла бы сегодня подняться с кровати. И я уже распорядился, чтобы Анна-Лиза прекратила давать ей свои снадобья. – Он указал на ее чашку. – Ваш кофе остынет.

– Я хочу уехать, милорд, – сказала Бэкка. – Сейчас же. Здесь происходит что-то… постыдное. Если вы действительно джентльмен, каким хотите казаться, то не станете меня удерживать.