Дикая ночь - Томпсон Джим. Страница 33

— Ладно, — сказал я. — Если говорить о работе, то самое время заняться мытьем посуды.

Мы немного побеседовали, сидя на заднем крыльце дома. Потом я встал и протянул ей руку.

Она взяла ее и заставила меня сесть обратно на ступени.

— Карл...

— Да, мэм, — улыбнулся я.

— Я... мне хотелось бы сказать, как сильно я... — Она рассмеялась, качая головой, словно удивлялась сама себе. — Нет, вы меня только послушайте! Веду себя как Билл, который и слова не может сказать без какой-нибудь неловкости. Но... вы поняли, что я хочу сказать, Карл.

— Надеюсь, что да, — ответил я. — Я хочу сказать, что был очень рад побыть вместе с вами и шерифом, и надеюсь, что вы тоже...

— Да, и мы тоже, Карл. У нас никогда не было детей, и мы не заботились ни о ком, кроме себя. Возможно, поэтому мы... В общем, это не важно. То, что нельзя исправить, нужно принимать. Но я подумала... я размышляла о вас с прошлого воскресенья и подумала, что если бы обстоятельства сложились по-другому, если бы у нас был сын, то сейчас ему было бы примерно столько же лет, сколько вам. И он... если бы он был таким, каким я его представляла... он мог бы стать таким же, как вы. Вежливым, учтивым человеком, всегда готовым прийти на помощь, не считающим меня самой большой занудой в мире и...

Я не мог произнести ни слова. Боялся, что у меня дрогнет голос... Мне — и быть ее сыном! Мне!..Господи, почему все сложилось не так, а по-другому?

Она снова заговорила. Сказала, что была «очень сердита на Билла за то, как он повел себя в прошлое воскресенье».

— Все в порядке, — сказал я. — На его работе надо быть очень осторожным.

— Осторожным? Чепуха! — выпалила она. — Он поступил неправильно. Я в жизни не была так разгневана. Я чуть не набросилась на него с кулаками, Карл! Я сказала ему — Билл Саммерс, если вы хотите, чтобы вас дурачили эти Филдсы, люди заведомо ничтожные и вредные... вместо того чтобы доверять собственным глазам, я...

— Филдсы! — Я повернулся и взглянул на нее. — Единственные Филдсы, которых я знал, уже мертвы.

— Я говорю об их сыне, о нем и его семье. У них были родственники, которые переехали в Айову. Билл им телеграфировал в тот же день, когда наводил справки...

— Вот как? — сказал я. — Я этого не знал. Возможно, вам не следовало мне об этом говорить, миссис Саммерс. Если сам шериф этого не сделал, значит, и вам не нужно было.

Она задумалась. Потом мягко спросила:

— Вы действительно так считаете, Карл?

— Да, я действительно так думаю, — ответил я.

— Очень хорошо. Я ожидала, что вы это скажете. Но он знает, что я собиралась вам это рассказать, и не возражает. Вся эта история с самого начала выглядела абсолютно нелепой! Даже если ему не стало ясно с первого взгляда, что вы за человек, у него были прекрасные отзывы о вас от судьи и начальника полиции, и...

— Не понимаю, — вставил я. — Не могу представить, что их сын мог сказать против меня. Я заботился о них больше, чем о собственных матери и отце. Миссис Филдс переписывалась со мной до самой смерти и...

— Догадываюсь, что послужило главной причиной такого отношения. Ревность. Родные не любят, когда чужакам уделяют больше внимания, чем собственной семье. Не важно, кто вы такой и что вы сделали, они все равно будут считать, что вы обманули их родителей. Втерлись к ним в доверие, ограбили или еще что-нибудь похуже.

— Но... я просто не понимаю, как...

— Все ясно как божий день. Еще до встречи с вами я поняла, что на беспристрастность тут рассчитывать не приходится. В ответ на запрос они прислали телеграмму в пятьсот слов, где очернили вас с ног до головы. Разумеется, Билл не поверил всему целиком, но он подумал, что какая-то правда тут есть. И вот... Наверно, мне вообще не стоило об этом говорить. Но это было так несправедливо, Карл, и так вывело меня из себя, что я...

— Может быть, вы расскажете мне об этом поподробней, — сказал я. — Если вы не против.

Она рассказала мне все в подробностях. Я слушал, и сначала мне стало не по себе, а потом совсем плохо. Чем дальше я слушал, тем хуже мне становилось.

Он — этот сынок Филдсов — утверждал, что я обкрадывал его отца и мать все время, пока работал на заправочной станции, а потом просто выкинул их из дела, заплатив половину того, что оно стоило. Он говорил, что я угрожал его родителям и все прибрал к рукам, а они были слишком испуганы, чтобы жаловаться. Он сказал — или, точнее, намекнул, — что я фактически убил мистера Филдса, заставляя его выполнять всю тяжелую работу, пока его здоровье не надломилось и он не умер от разрыва сердца. Он сказал, что я планировал сделать то же самое с матерью, но она согласилась на условия, что я ей предложил, и я позволил ей уехать «с совершенно расстроенным здоровьем». Он сказал...

Короче, тут было все, что можно придумать. Самые худшие вещи, которые может представить и сочинить мелкий неудачник из провинциального городка.

Разумеется, это была ложь, от первого до последнего слова. Я работал на этих людей за гроши и согласился бы скорее обокрасть самого себя, чем причинить им какой-нибудь ущерб. Я заплатил миссис Филдс больше, чем смог предложить любой из покупателей, когда она выставила свой бизнес на продажу. Даже делал за миссис Филдс большую часть домашней работы. Заставлял мистера Филдса лежать в постели, ухаживал за ним и выполнял массу других обязанностей. Перед смертью он целый год пролежал в кровати, и она почти не касалась дел, а я...

И теперь этот тип говорил обо мне такие вещи!

Мне стало тошно. Я заботился об этих людях больше, чем о ком бы то ни было на свете. И вот как все повернулось.

Миссис Саммерс коснулась моей руки:

— Не переживайте так, Карл. Я знаю, что вы были очень добры к этим людям, и то, что он о вас говорит, ничего не меняет.

— Знаю, — кивнул я. — Но...

Я рассказал ей, как много я думал о Филдсах и как старался проявить к ним свою заботу. Она сидела, сочувственно вздыхая, и время от времени бормотала что-то вроде «Разумеется» или «Да, я понимаю» и тому подобное.

Очень скоро я обнаружил, что говорю не столько с ней, сколько с самим собой. Я уговаривал сам себя. Потому что я знал, что сделал, но не знал почему. Раньше мне казалось, что я это знаю, но теперь понял, что это не так.

Конечно, он лгал: ложь заключалась в том, как он преподносил факты. Но ложь и правда не так уж далеки друг от друга: можно начать с одного и прийти к другому, а где-то в середине их пути пересекаются.

Можно было сказать, что я втерся в доверие к Филдсам. Они вовсе не нуждались в моей помощи, и, будь они немного помоложе и не так добросердечны, возможно, я и не получил бы эту работу. Можно было сказать, что я принуждал их к тяжелому труду. Два человека могут неплохо жить на доходы от маленькой бензозаправки, а трое — уже не могут. Я старался брать на себя основную часть работы, но все равно им приходилось трудиться больше, чем до меня. Можно было сказать, что я их обкрадывал — одним своим присутствием. Можно было сказать, что я заплатил миссис Филдс слишком маленькую сумму. Потому что все, что у меня было, я получил от них, и для меня это место значило гораздо больше, чем для человека со стороны. Можно было сказать...

Можно было сказать, что я нарочно спланировал все то, что из этого вышло, может быть даже сам не отдавая себе в этом отчета.

Я не был уверен, что этого не сделал. Точно я знал только одно — я боролся за свою жизнь и нашел удачное место, чтобы отсидеться. Я должен был получить то, что у них было. Вопрос стоял так: или я, или они.

Эти шесть лет, которые я провел вместе с ними... Возможно, они были похожи на все остальные годы. Такое же дерьмо. Ничего, чем можно было дорожить или гордиться.

— Карл... Пожалуйста, Карл!

— Все в порядке, — сказал я.

— Вам плохо? Я вижу, что вам плохо. Давайте пойдем в дом, и я приготовлю вам кофе, а потом вы немного полежите в гостиной, пока не...

— Лучше я пойду домой, — сказал я.