Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2 - Томпсон Джон. Страница 72

Я нашел хорошее увеличительное стекло, сделал на отдельном листке бумаги оттиск своего пальца и принялся сличать его с найденным в дневнике. На первый взгляд эти отпечатки казались очень похожими, но только на первый взгляд. Внимательно сравнивая линии, я обнаружил некоторое расхождение. На всякий случай я незаметно взял отпечатки пальцев у жены и прислуги, но их капилярные линии столь значительно отличались от тех, что я увидел в дневнике, что мне даже не пришлось сравнивать их под увеличительным стеклом. Итак, мне было совершенно ясно, что отпечатки пальцев на странице дневника могут принадлежать только моему брату. В том, что наши отпечатки оказались очень похожими, не было ничего удивительного — недаром же мы с ним близнецы.

Опасаясь, что найденный мною отпечаток может оказаться не единственным, я принялся внимательно осматривать окружающие предметы. Тщательно, страницу за страницей я перелистывал все книги обширнейшей библиотеки брата, выворачивал наизнанку все шкафы и ящики, но нигде не обнаружил ничего подозрительного. Теперь, понял я, можно было не волноваться, стоит только сжечь злополучную страницу дневника — и я в полной безопасности. Недолго думая, я приготовился уже бросить ее в огонь, но в самый последний момент передумал. Меня осенила одна идея. Я подумал: «А что, если перенести найденный отпечаток на какой-нибудь трафарет и использовать его, когда я захочу совершить новое преступление?» Предположим, рассуждал я, мне придется по какой-нибудь причине совершить повое убийство. В этом случае вполне сгодится версия о возвращении из Аляски моего беспутного младшего брата — выступить в его роли, в случае чего, мне не составило особого труда. Одновременно я позабочусь об алиби для второй половины своего «я», а именно для старшего брата. Совершая убийство, я, разумеется, постараюсь сделать все, чтобы не оставить на месте преступления никаких улик. Возможно, что всего этого окажется вполне достаточно. Но что делать, если подозрение все-таки падет на меня? Кто сможет поручиться, что мое алиби будет абсолютно безупречным?

Вот тут-то как нельзя более кстати пришелся бы отпечаток пальца моего брата. Одного этого обстоятельства вполне будет достаточно, чтобы доказать мою непричастность к убийству. Полиция будет до скончания века искать человека, которому принадлежит этот отпечаток, не подозревая даже, что его давно уже нет вживых.

От своей догадки я был на седьмом небе от счастья. Эта жизнь приводила меня в такой восторг, которого я не испытывал никогда в жизни.

В то время, однако, я вел еще достаточно безбедное существование, и потому не спешил осуществлять свой коварный замысел. Необходимость в этом возникла несколько позже, когда все, что досталось мне от огромного достояния брата, было окончательно промотано. В качестве первого опыта я выкрал у одного из приятелей довольно внушительную сумму денег, оставив на месте преступления поддельный отпечаток пальца своего брата. Для этого мне пришлось воспользоваться трафаретом, изготовление которого не составило для меня особого труда, если учесть, что в свое время я работал гравером. С тех пор всякий раз, когда у меня возникала нужда в деньгах — а возникала она всегда — я прибегал к этому испытанному способу. И вот что интересно — ни разу подозрение не пало на меня. В ряде случаев пострадавшие просто махали рукой на случившееся, и даже не заявляли о пропажах в полицию. Бывало, конечно, что потерпевший сразу же бежал в участок, но даже тогда, как ни странно, дело сразу же прекращали за отсутствием улик. Вы не поверите, мистер Купер, но совершать преступления оказалось до скуки просто. Полнейшая безнаказанность вскружила мне голову, и, в конце концов, я пошел на новое убийство.

Об этом деле, Вы, разумеется, прекрасно знаете — вы ведь сами принимали в его расследовании самое деятельное участие, поэтому я не стану вдаваться в подробности. Короче говоря, я в очередной раз наделал долгов, и мне понадобилась большая сумма наличными. В один прекрасный день я узнал от своего приятеля, что у него в сейфе хранится целое состояние — почти треть миллиона. Как выяснилось, это были средства, предназначенные для тайного финансирования какой-то политической акции или чего-то в этом роде, точно не помню. Приятель, как видно, считал меня человеком порядочным и доверял мне. При этом разговоре, происходившем в его доме, присутствовали, кроме меня, еще его супруга и несколько человек гостей и родственников. Уяснив для себя кое-какие детали, я в тот же вечер проник в дом приятеля, приняв образ «младшего брата».

Само собой разумеется, мистер Купер, для «старшего брата» у меня было приготовлено надежное алиби. Без каких-либо осложнений мне удалось пробраться в комнату, где находился сейф. Надев перчатки, я набрал шифр — выведать его, как старому другу хозяина дома, не составляло особого труда — открыл дверцу и извлек из сейфа пачку банкнот.

В этот миг в комнате неожиданно вспыхнул свет. Обернувшись, я увидел в дверях хозяина дома. Что мне оставалось делать? Я выхватил из-за пазухи нож и всадил его хозяину в сердце. На все это ушло, как мне показалось, не больше минуты. Он лежал на полу, бездыханный. Я внимательно прислушался. К счастью, все было тихо, никто из домочадцев убитого не проснулся. А если бы кто-то и проснулся, то наверняка застыл бы на месте от страха. Я вытащил трафарет с отпечатком пальцев и, обмакнув его в струящуюся из раны убитого кровь, приложил к стене. Удостоверившись, что на месте преступления не осталось никаких других улик, я поспешно покинул дом своей очередной жертвы.

На следующий день ко мне явились Вы, мистер Купер. Ваш визит меня ничуть не испугал, настолько я был уверен в надежности своего алиби. Словно оправдываясь, в самых почтительных выражениях, Вы объяснили, что по долгу службы вынуждены переговорить со всеми, кому было известно о хранившихся в сейфе убитого деньгах. Вы сказали, что на месте преступления обнаружен отпечаток пальца преступника. Среди известных полиции и Федеральному Бюро Расследований преступников нет ни одного с подобными отпечатками пальцев. Поэтому, если я не возражаю, Вы хотели бы взять у меня отпечатки пальцев, поскольку я нахожусь в числе лиц, которые могли знать о деньгах в сейфе покойного. Едва сдерживая усмешку, я позволил Вам выполнить эту, как Вы говорили, «чистейшую формальность», и задал несколько вопросов, свидетельствующих о моей скорби о безвременно ушедшему от всех нас другу. На прощание я выразил надежду, что Федеральное Бюро Расследований сделает все возможное, чтобы как можно скорее отыскать убийцу. Дня через два Вы появились в моем доме снова — как я узнал впоследствии, вы, несмотря на свою очевидную молодость, пользовались в Департаменте большим авторитетом и уважением. Ничего не подозревая, я вышел к Вам в гостиную. Однако, встретив Ваш холодный, насмешливый взгляд, я едва сдержал вопль отчаяния. С невозмутимым видом Вы положили на стол какой-то листок бумаги. В голове у меня все перепуталось, и я не сразу сообразил, что это может значить. Увы, это был ордер на арест. Пока я разглядывал бумагу, Вы быстро подошли ко мне, и на моих руках защелкнулись наручники. Я заметил, что в дверях стоит полицейский, и понял, что сопротивление бессмысленно. Меня привезли в тюрьму, но даже здесь я еще не терял надежды. Глупец, я по-прежнему не расставался с мыслью, что доказать мою вину невозможно. Представьте себе, мистер Купер, какой сюрприз меня ожидал. Когда прокурор предъявил мне обвинение, я буквально открыл рот от неожиданности. Получалось, что я совершил ошибку настолько нелепую, что мне самому было впору расхохотаться. Да, я допустил чудовищную оплошность. Но кто в этом виноват? Не иначе, как меня настигло страшное проклятье брата. В противном случае разве мог бы я сам допустить такую глупую ошибку? Дело в том, что отпечаток пальца принадлежал не брату, как я наивно полагал, а мне самому. Правда, это был не совсем обычный отпечаток. Ваш коллега Альберт Розенфельд объяснил мне, что это был не совсем обычный отпечаток. Он остался на странице дневника после того, как я вытер запачканные тушью пальцы. Иначе говоря, на бумаге отпечатался след от туши, застрявшей в паппилнрпых линиях кожи. На языке фотографии это называется негативом.