Каньон Холодных Сердец - Баркер Клайв. Страница 54

А в следующий миг без всякого предупреждения павлин набросился на нее сверху, и женщина опять упала в цветник. Это произошло так внезапно, что Тэмми не успела даже попытаться увернуться и, прежде чем подняла руки, чтобы отбиться от насильника, оказалась в крепких тисках павлиньих ног.

К ее телу прижался твердый член, морщинистые руки вцепились женщине в грудь, а перед ее глазами угрожающе защелкал острый клюв.

Какое-то время она лежала не шевелясь, опасаясь, что в случае сопротивления он может причинить ей вред. Но когда павлин начал прижиматься к ней бедрами, спазм отвращения лишил ее всякой рассудительности. Подавшись вперед, Тэмми вцепилась рукой ему в шею у самой головы с такой силой, что ее пальцы буквально вонзились в пятнистую гофрированную кожу. Тем не менее, этот жест чудовище не остановил. Тогда женщина подняла вторую руку и начала его душить. Однако павлин как ни в чем не бывало делал свое дело, будто вожделение начисто лишило его не только разума, но даже инстинкта самосохранения. Нащупав в павлиньем горле дыхательную трубку, Тэмми резко на нее надавила, но безуспешно: его прыть ничуть не стала меньше. Женщина давила сильней и сильней и в какой-то момент уже решила, что достигла крайней точки, когда спасти насильника уже ничто не сможет, но внезапно он забился в конвульсиях, оросив своей спермой ее оголенный живот в том месте, где задралась разорванная кофточка.

– О боже, – вымолвила она. – Ах ты, мерзкая дрянь…

Когда пик возбуждения остался позади, павлин, похоже, осознал что задыхается, и начал сражаться за жизнь. Его когти так сильно разодрали женщине грудь, что кожа горела огнем, тем не менее Тэмми не прекращала его душить. Ослабь она свою хватку хотя бы на миг, павлин наверняка бы ее прикончил. Она надеялась только на то, что в конце концов сумеет лишить его сознания.

Но не тут-то было. Павлиний оргазм, казалось, ничуть не истощил запаса своей энергии. Хлопая Тэмми крыльями по груди и вздымая, словно конфетти, цветочные лепестки в воздух, павлин продолжал отчаянно бороться за жизнь. Сжав изо всех сил руки и стиснув зубы, Тэмми ощущала, что с каждым мигом ее насильник все больше впадает в неистовство. Он уже высунул изо рта пятнистый язык и, издавая отвратительные утробные звуки, обрызгал ей лицо слюной, от которой у женщины больно зажгло глаза. Она закрыла их, но не отпустила рук, а павлин все бился, впивался в нее когтями, отмахивался крыльями.

Схватка продолжалась три или четыре минуты, когда Тэмми почувствовала, что ей стали изменять силы. У нее онемели руки и до невыносимости саднила грудь. Судя по всему, энергия у птицы тоже начала резко убывать, тем не менее, Тэмми не позволяла себе ослабить хватку, опасаясь, что у насильника может открыться второе дыхание и он возобновит атаку. Она крепко держала руками его шелковистую шею, пока он истерично не замахал крыльями. Лишь тогда позволила себе открыть глаза. Выражение лица получеловека-полупавлина говорило о том, что тварь уже на грани жизни и смерти. Вывалившийся изо рта язык почти касался кончика клюва, взгляд был бессмысленным и рассеянным, но наиболее красноречиво свидетельствовал о состоянии чудища его великолепный хвост, который к этому времени полностью опал и валялся в грязи.

Тэмми продолжала давить большими пальцами на дыхательное горло до тех пор, пока оттуда не вышел последний вздох. Только тогда женщина отпустила сначала одну руку, потом другую и начала выбираться из-под мертвого тела. Теперь, когда самое страшное было позади, Тэмми вновь ощутила холодную павлинью сперму у себя на животе и собственную горячую кровь на груди, и ее захлестнула новая волна отвращения. Но главное – она осталась жива. Несмотря на то, что павлин сделал-таки свое паскудное дело, Тэмми сумела справиться с этой тварью. Схватившись за сук, женщина поднялась на ноги, а поверженный насильник, зацепившийся головой за ее руку, раскинулся на ковре опавших цветочных лепестков. По его прекрасному хвосту пробежала предсмертная судорога, и жизнь навечно покинула тело.

Тэмми откинула в сторону его голову, и, упав на землю, та стала похожа на нескладную тряпичную куклу, которую кто-то бросил в траву. Все остальное напоминало груду нелепых форм.

– Я прикончила тебя, – тихо произнесла Тэмми, – проклятый сукин сын.

Она огляделась вокруг, почти не сомневаясь в том, что их битва происходила при свидетелях. Наверняка это зрелище привлекло внимание всех членов нечестивого племени. И хотя из-за листвы ей не было видно даже блеска их глаз, женщина знала, что преподнесла им хороший урок. Теперь каждый из тех, кто наблюдал за схваткой Тэмми с человеком-павлином из-за кустов, хорошо подумает, прежде чем вступить с ней в противоборство. Но, с другой стороны, ее силы изрядно истощились, и если бы кто-нибудь решился вдруг на нее наброситься, она не смогла бы оказать ему никакого сопротивления.

Тэмми взглянула на свою грудь. Блузка была разодрана в клочья, а кожа до крови исполосована когтями насильника. Она прикоснулась к груди рукой. Хотя кровь уже почти запеклась, раны отозвались жгучей болью. Кровотечение, к счастью, ей не грозило, однако нужно было промыть царапины, чтобы в них не попала инфекция, – одному богу известно, сколько всякого дерьма и грязи находилось у павлина под когтями. Следовательно, ей требовалось как можно скорее найти дорогу к дому, чтобы добраться до проточной воды и чистых бинтов.

Но прежде чем двинуться в путь, нужно было для начала немного привести себя в порядок. Сорвав пучок травы, Тэмми протерла ею живот, как можно тщательнее избавляясь от остатков павлиньей спермы. За один раз это сделать не удалось, поэтому женщина повторила процедуру дважды, потом третьим пучком очистила руки, лишь после этого наконец покинула злополучное место.

По дороге Тэмми изо всех сил прислушивалась к разным звукам – шуршанию листьев, потрескиванию веток, – но вокруг было тихо. Либо остальные члены нечестивого клана прекратили преследование, решив, что она для них слишком опасна, потому что убила одного из их наистрашнейших соплеменников, либо им наскучило это занятие и они вернулись к злодеяниям, которые обычно совершали в беспросветной темноте.

Однако это уже мало заботило Тэмми.

Пусть делают все, что им заблагорассудится, решила она. Главное, что они оставили ее в покое.

Глава 3

– Расскажи мне о тех вещах, что хранятся у тебя в домике для гостей, – обратился Тодд к Кате, когда они гуляли по саду. – Откуда это все?

– Большой гобелен в гостиной был изготовлен для «Скорби Фредерика». Жуткая была картина, хотя подготовка к ней потребовала существенных затрат. Чего стоил один замок, возведенный для сцены банкета! Столь грандиозного проекта ты наверняка никогда не видел. Прочая же бутафория досталась мне от «Нефертити».

– Ты играла Нефертити?

– Нет, ее играла Теда Бара. В администрации решили, что она более знаменита, чем я. Я же исполняла роль ее служанки. Но мне это было больше по душе, поэтому я не слишком возражала. Теда в фильме соблазняла мужчин на каждом шагу. Боже, какой же она была сукой! Но и у меня была возможность, хоть и небольшая, проявить себя. В самом конце, когда Нефертити убила моего возлюбленного за то, что он предпочел не ее, а меня, я выбросилась из лодки в Нил.

– И утонула?

– Скорее всего, да. Или была съедена крокодилами, – засмеялась она. – Точно не знаю. Так или иначе, но лучшие отзывы я получила именно за «Нефертити». Кто-то сказал, что я вышла прямо из истории…

Пока они гуляли по тропинке, которая вела кратчайшим путем к большому дому, и которой Тодд прежде не знал, день неминуемо клонился к вечеру. Впервые за долгое время Пикетт не коротал время у окна за бутылкой виски и не глотал таблеток, чтобы забыться от тягостных дум.

– А кровать? – спросил Тодд. – Откуда она тебе досталась?

– От «Невесты дьявола».

– Это фильм ужасов?

– Нет, но это была странная картина. Ее поставил Эдгар Копель. В свое время она произвела шокирующее впечатление. Видишь ли, по замыслу кровать принадлежала дьяволу. Об этом свидетельствует узор ее кованых частей. Но потом она досталась в наследство герою фильма, которого играл Рональд Колман. После того как он провел на ней свою брачную ночь, к его невесте явился дьявол, и начался сущий ад.