Игра или страсть? - Торнтон Элизабет. Страница 33

– А что, если он был плодом ее воображения? Брэнд покачал головой:

– Она не придумывала мужчин. Она водила их за нос. Возможно, этот ее возлюбленный оказался не таким всепрощающим, как мистер Робсон. Будем надеяться, что она и ему писала письма и что он сохранил их. Возможно, это те самые письма, за которыми охотится наш взломщик.

– А может, она убежала с ним? – высказала предположение Марион.

– Не оставив записки? – Брэнд замолчал, мысленно пытаясь придать обрывочным сведениям о Ханне хоть какую-то видимость порядка. – Нет, – в конце концов проговорил он. – Ханна играла на публику. Она бы оставила записку.

– Да, – медленно согласилась Марион. – Думаю, и в этом вы правы. Но как мы найдем этого человека через столько лет?

– Мы будем делать то, что делает любой хороший газетчик: задавать вопросы, но очень осмотрительно. И потом, я еще не оставил надежды на возвращение вашей памяти. Я, разумеется, не жду, что вы вспомните все в строгой последовательности, но любая мелочь может оказаться решающей. А теперь не могли бы мы ненадолго забыть о Ханне и полюбоваться видами Брайтона?

Он опустил окно картеры. Поначалу Марион никак не могла оторваться от мыслей о Ханне, но когда они приехали на площадь и она увидела Павильон – летнюю резиденцию принца-регента, у нее захватило дух. Она никогда не видела ничего подобного. Огромный купол конюшен, возвышающийся над резиденцией принца, казалось, сошел со страниц какой-нибудь арабской сказки.

Она была заинтригована магазинами, удивлена толпами модно одетых леди и джентльменов, прогуливающихся по тенистым улицам Брайтона, и испытала благоговейный трепет перед дамами, которые управляли своими высокими фаэтонами как заправские кучера.

Она с улыбкой повернулась к Брэнду.

– Это напоминает Лондон, только здесь намного свободнее и веселее.

– Это потому, что принц-регент сейчас в резиденции. Когда он вернется в Лондон, Брайтон превратится в почти такой же сонный провинциальный городишко, как и Лонгбери.

Брэнд с удовольствием наблюдал за Марион. Он вспомнил, что она не была представлена ко двору и не посещала балы и вечера. Всю жизнь она провела в глуши и последние несколько лет всю себя посвящала воспитанию двух младших сестер.

Чего-то недоставало, какого-то маленького фрагмента картины. Марион не была стеснительной старой девой, какой казалась на первый взгляд. Если бы она захотела провести сезон в Лондоне – а какая девушка не хочет? – кузина Фанни с превеликой радостью организовала бы это для нее.

Так что же он упустил? Что она от него скрывает?

Сразу же на ум пришла мысль о ее бывшем поклоннике. Что сделал этот подонок, почему она так сторонится мужчин? Соблазнил ее, а потом бросил?

Марион вдруг охнула и откинулась на скамью.

– Марион, что случилось? – Он вскочил.

– Мой левый глаз! – вскрикнула она. – В него попала песчинка или камешек, не знаю, но ужасно больно.

– Не трите глаза, – строго велел Брэнд. – Откройте их пошире. Я вытащу соринку. Вот так. Расслабьтесь.

– Легко вам говорить, – проворчала она и шмыгнула носом.

– Я вижу ее. Не шевелитесь. – Носовым платком он осторожно и быстро удалил соринку. – Ну вот и все.

Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох:

– Как хорошо. – Затем с улыбкой посмотрела на него: – Спасибо.

Он был заворожен ее длинными ресницами, околдован улыбкой в ее глазах – в этих лучистых глазах, которые удерживали его в плену, не давая отвести взгляд. Он почувствовал, как изменилось ее дыхание, увидел, как приоткрылись губы.

– Брэнд? – пробормотала она.

Она, конечно, не могла представить, что творится с ним, когда в ее глазах появляется это хрупкое, волнующее выражение. Он знал, что может сейчас все, вот только не знал, будет ли это разумно. Ему не хотелось, чтобы она считала его еще одним Дэвидом Керром.

Он склонился над ней так, что его губы оказались в каком-нибудь дюйме от ее губ.

– Ты снова играешь с огнем, Марион, – пробормотал он.

Огромным усилием воли он оттолкнулся от скамьи и сел рядом с ней. Он дал себе несколько мгновений перевести дух, потом повернулся и посмотрел на нее. Пряди светлых волос выбились из шпилек и обрамляли лицо в восхитительном беспорядке, лицо разрумянилось, а эти прелестные серые глаза смотрели на него так, словно он ей совсем не нравился.

Как ни странно, этот сердитый взгляд лишь добавлял ей привлекательности. Он никогда не видел, чтобы она злилась на кого-то другого.

Подавав усмешку, он сказал:

– Вы уже второй раз соблазняете меня в движущейся карете. Вы опасная женщина, леди Марион Дейн. В следующий раз…

– В следующий раз я позабочусь, чтобы со мной была дуэнья!

Он вскинул брови.

– А это заставит вас вести себя прилично?

Она удивила его, положив ладонь на его бедро. Ее пальцы касались раны не слишком больно, но достаточно, чтобы донести свою мысль. Она улыбнулась, глядя в его глаза.

– Надеюсь на это, потому что иначе вам снова потребуются услуги доктора Хардкасла.

Она убрала руку и огляделась в поисках своей шляпы. Пока она быстрыми, ловкими движениями завязывала ленточки под подбородком, он поймал себя на том, что улыбается, и ему пришло в голову, что рядом с Марион улыбаться входит у него в привычку.

Где-то он это уже слышал.

Она подняла брови, царственная, повелительная, ставящая его на место.

– Вы собирались показать мне город. Это все, что здесь есть?

Глава 15

Марион одевалась для приема с особой тщательностью. Новый корсет сжимал талию и приподнимал грудь, придавая фигуре модный силуэт. Платье она уже надевала раньше, но только однажды, ибо это было платье для особых случаев и тончайший газ поверх лавандовой ткани чрезвычайно шел к ее серым глазам и светлым волосам.

Но самый большой восторг вызывали у нее новые туфли. Это были вечерние лодочки лавандового шелка. Эш Денисон нашел их для нее в магазине на Шип-стрит, когда она сказала ему, что ей нечего надеть. То, что туфли жали в пальцах и в них было трудно ходить, ничуть не уменьшало ее радости.

Мысль о леди Веронике и красотках, разгуливавших под руку с Брэндом на сельском празднике, поддерживала в ней желание выглядеть как можно лучше. Миссис Чандос тоже будет там, как и, несомненно, мисс Лейси, мисс Берд и мисс Стед. Марион – невеста Брэнда, и хотя это только притворство, игра, она хотела, чтобы Брэнду было чем гордиться.

Мысль об игре заставила ее вспомнить Ханну, и она вздохнула.

– Извините, миледи. – Дорис, ее служанка, отложила щетку, которой расчесывала маленькие завитки и пряди волос, обрамляющие лицо Марион. – Я сделала вам больно?

– Вовсе нет. – Она улыбнулась Дорис. – Я пыталась сосредоточиться на дыхании. Может, чуть-чуть ослабить корсет?

Дорис, который было никак не больше восемнадцати, покачала головой:

– Нет, если только вы не собираетесь надеть другое платье. Талия очень узкая.

– Мм, – пробормотала Марион, – я и забыла, что за женское тщеславие надо платить.

– Мне подобрать другое платье?

– Разумеется, нет! – Марион поднялась и оглядела себя в зеркале. Ее глаза, казалось, отражали лавандовый цвет платья; кожа выглядела нежнее. Аметистовые сережки-капельки, ее единственное украшение, идеально дополняли локоны, обрамляющие лицо. А талия была настолько тонкой, что могла уместиться в мужских ладонях. – Меня удар хватит, если ты попробуешь забрать у меня это платье, – сказала она.

Дорис засмеялась.

– Вы выглядите прелестно, миледи. Уверена, что мистер Гамильтон весь вечер не сможет оторвать от вас глаз.

Марион не хотелось разочаровывать служанку, но она-то знала, что Брэнду будет не до нее. На этом приеме не должно быть танцев. Это политическое собрание единомышленников, и Брэнд окажется в самой гуще событий.

Она как раз натягивала длинные белые перчатки, когда в комнату вошел Брэнд. Он смотрел на часы: