Попытки любви в быту и на природе - Тосс Анатолий. Страница 30

— Эй, Инфантище, — затряс я его, стараясь привести в сознание. — Оно не по-настоящему, оно понарошке. Репетиция, ты понимаешь? — И я повторил по слогам: — Ре-пе-ти-ция. И не твоя это девушка, а Жека. Ты Жеку помнишь? Але, контора, очнись!!!

И Инфант очнулся.

— Да какая разница, Жека — не Жека. Они все чем-то похожи, — философски заметил он и снова направился в сторону белого легкого платья. Но мы его снова задержали на полдороге.

— Ан нет, — сказали мы вместе с сутенером, который от постоянного физического напряжения на время даже перестал шевелить бедрами, — разница как раз большая. Жека здесь только для репетиции находится, а совсем не для тебя. Она вообще особенно ни при чем. Вот завтра давай демонстрируй свое умение непосредственно на премьере.

— Итак, Инфант, — повторил я, когда он поостыл немного и пришел в более-менее нормальное для Инфанта сознание, — мы с Б.Б. выходим из кустов, и я тебе говорю наглым голосом… — И тут я повторил свой задиристый текст. — Теперь ты давай отвечай мне мужественно.

Инфант задумался.

— Что отвечать? — полюбопытствовал он наконец.

— Ни фига себе, — разделил я с кубинцем свое удивление. — Ты чего, Инфантище, ты текст от меня вчера получал?

— Получал, — признался тот.

— Ну? — не понял я. — Ты его учил?

Учил, — снова согласился Инфант. — Честное слово, всю ночь. Вернее, все, что от нее осталось. Ну ты же знаешь, от нее вчера не так много осталось, — намекнул он на наши ночные приключения с Дусей.

— Ну? — Я сделал вид, что не понял его намеков, потому что отделившаяся от березового ствола Жека как-то подозрительно внимательно стала вслушиваться в разговор. — Тогда, раз учил, давай выкладывай текст, постепенно, слово за словом.

Тут Инфант, конечно, сильно напрягся, вспоминая что-то, и видно было, что ему это напряжение очень непросто дается. Он вообще находился все еще там, в светлом Женькином платье, и вдали от него ему было, очевидно, неприкаянно.

— Я забыл. — Он виновато опустил глаза.

— Все? — переспросил я. — Ничего не помнишь?

А Инфант все мотал и мотал беспомощной своей головой, которая еще тяжело, возбужденно дышала всем своим широко приоткрытым ртом. Я посмотрел на кубинца, ища объяснения.

— Мудила, — объяснил про Инфанта кубинец. — Чего тут поделаешь? — И он тоже развел руками.

Я же говорила, что память тренировать надо, — напомнила мне вполне оправившаяся Жека. — А ты все: «чистый лист, чистый лист». А чистый лист, он знаешь для чего хорош? Вон, у латина спроси, коль сам не догадываешься.

— Подтираться им хорошо, — тут же услужливо подсказал мне латин и подобострастно улыбнулся своей кривоватой улыбочкой.

Я протянул Инфанту бумагу с его репликами.

— На, читай по бумаге, — сказал я раздраженно. — И к Жеке больше не приставай. Жека, ты как, выдержишь еще один дубль? — обратился я к ней.

— Что же делать, постараюсь, — вздохнула она и тоже развела руками, как все мы.

И я ее понимал, тяжелая досталась ей роль, самая тяжелая, с большой творческой нагрузкой. И с физической нагрузкой тоже.

Глава 10

ЗА ДВАДЦАТЬ ТРИ ЧАСА ДО КУЛЬМИНАЦИИ

Итак, порядок был восстановлен, и мы пустились репетировать заново.

Б.Б. снова стал приплясывать, а мы нормально обменивались с Инфантом сначала репликами, потом угрозами, а он все прикрывал своей широкой грудью узенькую грудь дрожащей за ним девушки. Ну а потом пора было переходить от слов к делу. И мы перешли.

— Значит, так, — пояснял я новую расстановку. — Я подхожу к Инфанту, ты, Б.Б., уводишь из-под него девушку. Бери ее за руку и уводи, только крепче держи, чтоб не убежала. Ты, Жека, дергайся, дергайся, тебя же на расправу уводят, от любимого отрывают. А ты, стариканыч, дыхни на нее перегаром покрепче. Жека, ты почувствовала перегар? Испугалась? Ну и хорошо. Тебя, Инфант, я прижимаю все к той же березе, а ты, чуя нутром угрозу, бьешь меня по челюсти. Только очень медленно, пожалуйста, чтобы я успел отреагировать и заблокировать твою руку. Давай, начали, только медленно, запомнил?…

И он действительно плавно, как в замедленном кино, двинул в меня свой неуверенный кулак, но я, будучи хулиганом тренированным, опять же, как в кино, парировал его удар своим запястьем, прям как в кунг-фу или еще в каком карате. И тут же другой рукой нанес Инфанту сокрушительный удар ниже груди, туда, где, как я предполагал, должен был находиться живот. Там он, кстати, и находился. Правда, в тот момент, как мой кулак дошел до Инфантовой плоти, я свой удар придержал и остановил, так что он в плоть совсем и не проник.

— Здесь ты, Инфант, оседать должен. — Я сверился со своими режиссерскими записями. — Но медленно, не спеша, сползай прям по березе. И лицо сделай корчащимся от тяжелых мучений.

И пока он меня слушался и сползал, я припаял его мощной своей коленкой посередине груди. Но по-дружески припаял, едва дотронувшись.

— Франц, а нам чего делать? — окликнул меня неожиданный голос со спины. И я оглянулся.

Вихлястый кубинец, всячески придерживая рукой Жеку за талию, увлекал ее в свой зажигательный латинский танец, а из его рта, искривленного пошлой сутенерской улыбкой, далеко и толсто торчала гаванская сигара. Но это я догадался, что «гаванская», так как вообще-то я не точно в сигарах разбираюсь. Хотя какая еще сигара должна торчать у кубинского сутенера? Не голландская же.

— Франц, — снова позвал Б.Б., перебирая поочередно то ногами, то бедрами, то плечами и ведя девушку в разнузданном латинском свинге. Как будто какой-то танцевальный зуд на него нашел. — А нам-то чего делать, пока ты Инфанта мочишь?

Тут Жека на секунду отстранилась от танца и полезла в свою маленькую дамскую сумочку, болтающуюся на ее остром локотке и каким-то чудом выдержавшую лобовое столкновение с Инфантом. Покопавшись в ней недолго, Жека извлекла оттуда пачку длинных тонких женских сигарет. Не успела она ее распечатать, как галантный сутенер тут же подобострастно подсунул горящую спичку.

«Вот так они, сутенеры, своей слащавой расторопностью и штампуют себе кадры. Особенно среди наших родных, наивных кубинок», — подумал я.

— Насилуемая, — прикрикнул я на Жеку строго, — срочно забычкуйте окурок! Вы нарушаете правила пожарной безопасности на сцене. Здесь у нас реквизит. — Я указал на березки с осинками. — И вообще, вы меня отвлекаете от избиения Инфанта. — Который, надо сказать, уже присел окончательно и удобненько так устроился на корточках, прислонившись к прочному березовому стволу.

— Ну, что нам все же делать? — засуетился амиго с сигарой во рту и с выплеснутыми наружу из обтягивающих штанов ягодицами.

— Как что? Насилуйтесь потихонечку. Ну, говори ей что-нибудь, дыши перегаром, за плечи хватай.

— Ну что я Жеке нового скажу, когда она и так все сечет с полуслова?

— Что он мне сказать может, Б.Б-шник этот? — поддержала напарника Жека. — Я ж все его приемчики давно выучила, подумаешь, сутенер фигов. Гордое звание только позоришь.

— Да что ты в нашем деле понимаешь! — завозмущался сутенер. — Вы все думаете, сутенер — это не человек, а так, пустяк… Думаете, это просто, думаете, каждому по плечу. Что вот проснулся однажды утром и сказал себе, мол, с сегодняшнего дня сутенером становлюсь. Как же, попробуйте!

В его голосе звучала неподдельная обида и еще боль, даже кубинский диалект зазвучал с надрывом.

— Для этого ведь сердце надо иметь особое, большое, чуткое, заботливое. Да и не только сердце. Думаете, мне их самих, этих бедных девочек, не жалко от себя отрывать? Да я по ночам всю подушку слезами… Да они мне как родные, я им как отец и как мать, как… Но что делать, если у них судьба такая… призвание… Если мое предназначение лишь в том и состоит, чтобы их таланту помочь расцвести! И все, дальше я им не нужен, так и остаюсь, выжитый, ненужный, на обочине.

Тут он замедлил свою речь и чем-то заметно сглотнул. Маловероятно, что это была слеза.