Другой - Трайон Томас. Страница 23

Банг! Вуух!

Где-то взорвалась ракета, там и тут римские свечи разбрызгивали снопы искр на газоны, ребенок промчался сумасшедшим зигзагом с бенгальским огнем в руке. Колесо скрипело, Нильс отвернулся и стал изучать звездное небо.

— Вон Близнецы, — сказал он, найдя созвездие.

— С ума сошел, — ответил Холланд.

— Правда, вон они — видишь? Это Телец, над ним Рак, а справа от них две яркие маленькие звездочки, это Кастор, а тот, что пожелтее, — Поллукс. Близнецы.

Холланд бросил взгляд на него и, раздраженный тем, что колесо не движется, начал раскачивать лодочку, пока Нильс продолжал изучать небо: над Близнецами видна Большая Медведица, а там, видишь, — будто горсть семечек? Кресло Кассиопеи... Визг гармоники аккомпанировал его занятиям.

— Холланд! — сказал Нильс, когда музыка смолкла.

— М-мм...

— Что ты сказал миссис Роу, когда она поймала тебя в гараже?

Холланд хихикнул и произнес несколько слов, которые шокировали Нильса.

— Неужели, лапа? И что она сделала?

— Я же говорил, она прогнала меня. — На этот раз усмешка была не просто кривой, а чуть ли не бешеной. — Но она дождется!

— Чего дождется?

— Она дождется у меня, старая миссис Роу, получит свое!

Нильс заметил, что после этих слов возбуждение оставило Холланда, осталось лишь мирное, самоуглубленное выражение, узкие глаза вглядывались во что-то невидимое, известное лишь ему одному. Холланд, думал он, Холланд. Ты нужен мне — мы нужны друг другу. Вот в чем дело. Я всегда был — что? — зависим от Холланда. Без Холланда какая-то частица меня утрачивается.

— Смотри! Это Эрни Ла-Февер. — Нильс указывал вниз, на землю. — И еще смотри — Торри!

Обнявшись, Торри и Райдер стояли возле палатки «Выиграй куколку!», завороженные вращающимся колесом рулетки. Торри не принадлежала к роду Перри. После трех лет ожидания Александра и Вининг удочерили девочку четырех лет, год спустя появились близнецы. Все обожали Торри. Ее облик эльфа чудесно сочетался с царственной осанкой семьи Перри. Миниатюрная, хрупкая, с рыжеватыми волосами, карими глазами и множеством веснушек. Гамен, как говорят французы. Очаровательная, похожая на мальчишку, искрящаяся умом и юмором, она обещала стать хорошей женой Райдеру Гэннону. На восьмом месяце она казалась излишне пополневшей, хотя доктор Брайнард следил за ходом беременности.

Райдер поставил две монетки на нумерованные квадраты, хозяин запустил рулетку. Шарик, подгоняемый движением колеса, постепенно замедлял ход. Нильс видел сверху, что Торри не выиграла. Она долго стояла, вглядываясь в ряд призов позади прилавка, пока Райдер великодушно рылся в карманах. Потом покачала головой и потащила его прочь от рулетки — и от соблазна тоже, — и они смешались с толпой.

— Ужасно, — угрюмо пробормотал Нильс. В туфлях без каблуков Торри казалась неуклюжей, как пингвин, несущий арбуз. — Зато она родит замечательного малыша!

Холланд бросил презрительный взгляд на уходящую парочку.

— Ну уж? — сказал он загадочно. Колесо Обозрения стало поворачиваться.

Когда оно остановилось, Нильс соскочил на рампу и ввинтился в толпу вслед за Холландом. Кто-то окликнул его — Эрни Ла-Февер, его жирная хромая фигура отдаленно напоминала Рассела Перри, лицо все перемазано в сахарной вате. На руку Нильсу упал кусочек ваты, похожий на споры какого-то искусственного гриба. Он смахнул его щелчком. «Привет, Эрни!» — но тот уже растворился в толпе.

— Попытаешь счастья? — предложил хозяин палатки. — Десять центов с человека, за какие-то паршивые десять центов можешь выиграть куколку для своей девчонки!

Нильс разглядывал кукол: забавные штучки, круглые такие, смуглые лица с идиотским хитрым выражением — скорее ухмылка, чем усмешка, ряд дешевых повторений, доказывающий неуместность любого разнообразия в искусстве для народа. Ниже пояса была широкая юбка, образующая абажур персикового цвета, с электрическим шнуром, спрятанным под одеждой. Для демонстрации хозяин щелкнул выключателем, и кукла загорелась, юбка окрасилась теплым оранжевым светом.

— Мы начинаем, люди, мы начинаем! — кричал он, шлепая по прилавку с нумерованными квадратиками. — Ка-а-аждый должен испытать свое счастье! — Он запустил рулетку, и после того, как несколько зрителей поставили свои деньги, Нильс положил монетку на номер 10. Глаза его вращались в глазницах, он пытался следовать взглядом за смазанными в движении цифрами на вращающемся колесе.

Наконец он увидел свою цифру, колесо замедлило движение и остановилось с другой стороны; он попробовал еще и еще раз, снова без успеха. При четвертой попытке, когда колесо почти остановилось, шарик каким-то чудом перескочил из гнезда номер 5 на номер 4.

— Твое, малыш, — сказал хозяин, протягивая ему приз. Нильс протянул лампу Холланду, который наблюдал за игрой, прячась в тени палатки. Гадство — ну и взгляд у него!

— На кой черт тебе это надо?

— Я выиграл ее для Торри. — Нильс забрал лампу, одернул на ней юбку.

— И потратил сорок центов, чтобы получить ее. — Холланд взял куклу, перевернул вверх ногами. — Ничего, — сказал он, заглянув под юбку. — Кому нужна эта девчачья кукла! — Нильс забрал лампу, глядя, как брат уходит к палатке, над которой афиша изображала желтолицего усатого китайца, руки в боки, тело вертикально вытянуто в подобии саркофага.

— Леди и жентельмены, — звал голос. — Последний раз сегодня можно увидеть Чэн Ю, Чудо Исчезновения. Четвертак за исчезающее чудо Чэн Ю, спешите-спешите-спешите, представление начинается...

В темной палатке люди толпились перед маленькой сценой, задернутой бархатным занавесом. Из-за кулис просачивался скрипучий голос граммофона: восточный диссонанс цимбал, колокольчики и флейта. Свет на сцене стал из приглушенного полным, занавес отдернулся, на фоне высокого красного ящика стоял Чэн Ю, Чудо Исчезновения. Подведенные глаза придавали ему еще более экзотический вид. С длинными черными усами и косичкой, в шапочке, он низко кланялся в ответ на аплодисменты. Взмахнув волшебной палочкой с наконечником из слоновой кости, он неуловимым движением скользнул к сундуку, откинул щеколду и открыл крышку. Внутри был второй ящик, поменьше, выкрашенный зеленым, который он показал публике жестом фокусника. Он открыл этот ящик, в нем оказался третий, голубой, потом четвертый — черный, и, наконец, пятый, золотой.