Я введу вас в мир Поп... - Троицкий Артемий Кивович. Страница 3
Да, довольно странные ответы конечно, особенно у Гурьева по поводу жизни русского языка… Родного. Я помню, мы как-то общались с писателем Пелевиным, он тоже говорил что-то очень похожее, что больше всего его интересует трансформация языка: как появляются всякие бандитизмы, англицизмы… У него были очень интересные теории на эту тему. Ну хорошо. Является ли стимулом для вас интерес к музыке или нет? Или интереса к музыке у состоявшегося профессионала уже практически быть не может?
МС. Безусловно есть…
СГ. У меня скорее нет, потому что есть огромное количество альбомов, которые мне очень нравится слушать, но про которые никакого желания писать нет. А есть наоборот: альбомы, которые слушаешь противоречиво, что-то нравится, что-то раздражает, но в силу того, что есть какие-то сопутствующие факты, за которые можно зацепиться, начинаешь писать именно об этом. Вот, например, если брать какую-нибудь цыганскую музыку, гораздо больше нравится Володя Поляков, чем Дина Верни. Но про Дину Верни писать статью было гораздо интереснее, чем про Володю Полякова, потому, что она спала с Матиссом и вообще у нее была интереснее судьба. Вот такие моменты играют большую роль при выборе объекта для статьи.
АКТ. Следующий вопрос противоположенного характера. Что вас больше всего ломает в музыкальной журналистике? Что вас раздражает в том, что вы делаете, и, может быть, настраивает на тот лад, что вообще на фиг я этим стал заниматься?
СГ. Меня ничего не ломает.
МС. То, что 90% современной музыки не вызывает сильных эмоций. Все такая ровная «тройка».
АКТ. Это касается музыки, это внешний фактор. Давайте все-таки поговорим немножечко о «кухне», то есть не о художественных проблемах, а о профессиональных. Например, о жизни человека, который 350 дней в году работает в пиар-агентстве, а 15 дней в году пишет свободные, отвязные, живые статьи, например, для журнала «Контркультура». Вот в этой практике все ли тебя устраивает?
СГ. В том, что касается пиара, что может не устраивать? Если заказчик слишком глуп, или у него слишком плохой вкус… И когда вещь на заказ сделана слишком совершенно, он заставит тебя переделать ее так, чтобы она соответствовала его вкусу, и лишь потом оплатит проделанную работу. Вот такие моменты, связанные с пиаром, конечно, огорчают. А в «Контркультуре» огорчает скорее то, что современная музыкальная реальность, как Макс уже говорил, несколько противится попыткам проникнуть в нее честно и глубоко. И поэтому, чтобы издавать такие журналы, как «Контркультура», приходится прикладывать феерические усилия. Когда мы закончили последний номер, я чувствовал себя так, как будто перед этим вагоны разгружал. Когда-то приходилось мороженное мясо разгружать… Только это и не устраивает – что противиться реальности очень тяжело.
АКТ. Кто-нибудь из здесь присутствующих читал журнал «Контркультура»? Поднимите руки. Человек десять. Почему не читали, Гурьев?
СГ. Видимо, потому, что журнал сделали в некоторых контрах с принципом реальности, то есть получалось, что он делается не для того, чтобы его читали, а для того, чтобы самовыразиться и выплеснуть какие-то свои чувства. У него и цена на последний номер очень высокая, так что нормальный человек просто не должен был его купить.
АКТ. Какая?
СГ. В магазинах, например в «Зигзаге», в двухстах метрах от нас, лежит за 270 рублей. Правда, вместе с диском. Кроме того, он запечатан, его даже нельзя полистать, и на обложке не написано, что внутри этого журнала. То есть он рассчитан на то, чтобы его приобретал человек, который хочет приобрести некий эзотерический продукт. И надеется на то, что этот продукт его не разочарует.
АКТ. А кто из присутствующих НЕ читал журнал «Афиша»? Один человек. Вот и вопрос к Максиму Семеляку: что в практике глянцевых журналов сильно не нравится?
МС. Не нравится, что картинка, образ начинает преобладать над словом. И все журналы, наверное, закончат тем, что превратятся в такие каталоги, а тексты будут играть роль подписей под фотографиями. Тексты, насколько я наблюдаю людей вокруг себя, читать никто не хочет.
АКТ. Видите, вот это уже очень грустно. Вам надо над этим задуматься. Но я продолжу задавать свои вопросы. Наверное у вас существуют какие-то сведения о том, как люди вообще представляют себе музыкальную журналистику, а также жизнь и похождения музыкальных журналистов. И наверняка имеются какие-то стереотипы, касающиеся музыкальной журналистики. Типа: секс, халява, то да се. Вопрос – сначала Гурьеву, как человеку более опытному – какие из стереотипических предположений о музыкальной журналистике по твоему мнению верны, а какие – нет.
СГ. Музыкальный журналист действительно получает большое количество халявы. Если он может должным образом себя позиционировать в глазах всевозможных компаний, выпускающих пластинки, то он в результате будет бесплатно получать гораздо больше альбомов, чем рецензировать. Кроме того, за рецензии он будет получать гонорары. Не говоря уже о всевозможных презентациях этих пластинок, где, ради того чтобы тебе впарить пластинку, еще напоят водкой, а то и текилой, накормят мясом или на худой конец салатиками. В этом плане, конечно, большое количество всего есть. Ну а что касается секса, это у каждого индивидуально.
МС. На самом деле все это ерунда, никакой халявы нет. Те пластинки, которые присылает лейбл, вызывают интерес крайне редко. А те, которые вызывают интерес – их всегда надо покупать. Я всегда так считал.
Единственное, что музыкальная журналистика дает – это поломанную психику, которая возникает у такого впечатлительного человека, как, допустим, я, при соприкосновении с каким-то героем, которого слушаешь с детства. И такое же поломанное здоровье, сопряженное с алкоголизмом.
АКТ. Это в чей огород камушки?
СГ. Концентрация всего этого – экзистенциальный панк. Вот там приближаться к предмету любви особенно опасно.
АКТ. Мне звонил сегодня Ник Рок-н-ролл, сказал, что они с Ксенией поженились. Если знаете, кто это такой, – имейте в виду. А как обстоят дела в музыкальной журналистике с тем, что называется свободой творчества, самовыражения, самореализацией? Понятно, что главное для любого человека, будь он музыкальный журналист, автоматчик или кто угодно – это самореализация. Надо, как писалось в произведениях, проживать свою жизнь так, чтобы не было скучно. Скажем, если бы у нас был мастер-класс по политической журналистике, думаю, что я этого вопроса задавать бы не стал, поскольку понятно, что свободы слова в политической журналистике у нас за последние два-три года не стало, и в общем-то говорить о свободе творчества и о том, что происходит какое-то честное самовыражение, не приходится. К счастью, в сфере культуры эта свобода осталась. Может быть, я наивен, но мне так кажется. Я, по крайней мере, пишу все что хочу, хотя бы на своем интернетовском сайте, и до сих пор, в отличие от 82-го года, никто меня за это дело не повязал. Но я хотел бы обратиться к коллегам с тем же самым вопросом: как со свободой и с самореализацией?
МС. Свободы, по-моему, вполне достаточно. Я не знаю, как насчет самореализации, потому что она предполагает, что человек пишет, чтобы себя каким-то образом реализовать. А я не вполне уверен, что у меня есть что реализовывать.
СГ. Ну раз у меня есть возможность издавать свой журнал, то, естественно, со свободой тоже никаких проблем нет. Туда можно писать абсолютно все что угодно. Другое дело, что мне кажется, что судьба творческая Макса и судьба творческая у меня сложились особенным образом. И сотням, а может быть тысячам музыкальных журналистов такая судьба вряд ли может быть уготована. И в массовом плане все будет складываться у музыкального журналиста намного более прозаично и грустно. Но, может быть, я и ошибаюсь.
АКТ. Сейчас у нас будет маленький перерыв, поскольку поступило огромное количество вопросов.