Демон справедливости - Трускиновская Далия Мейеровна. Страница 9

Очевидно, когда Жизель завершила последний пируэт и на долю мгновения застыла в арабеске, она изумилась точно так же: по ее жилам ходила новая, светлая сила, вскипающая и пузырящаяся, как розовое шампанское. Уж теперь-то Жизель могла станцевать все на свете. Когда она поняла это, то благословила своего возлюбленного изменника и миг своей смерти.

И понеслась, пробуя то одно, то другое движение, счастливая оттого, что не касается земли.

А впереди было еще и другое счастье – влиться в белое облако и лететь над ночной землей… играя… убивая…

Она еще не знала, что это облако убивает.

На утреннюю тренировку принеслась Соня.

Она любила поспать, и когда у нее нет первого, второго или даже третьего уроков, просыпается впритык, чтобы одной рукой запихивать в рот бутерброд, а другой – красить глаза, суя при этом ноги в туфли. И является в школу в аккурат к звонку на урок.

Поэтому я и удивилась, обнаружив ее в зале. Мои бегемотицы, как всегда, опаздывали. Я на ходу скинула кофту и платье, вынула из сумки купальник и тресы.

– Послушай, он приходил! – объявила Соня.

Я прежде всего посмотрела, как заживают под волосами ее шрамы и рассасываются шишки. С этим обстояло нормально.

– Кто приходил?

– Этот… Эта сволочь.

– То есть как?!

– Ночью бросал камушки в окно!

Я онемела.

Сонька одновременно наивна и мнительна. Наивна до того, что верит в милицию. И мнительна до того, что теперь ей на каждом шагу будут мерещиться насильники и убийцы.

– Я боюсь там ночевать! – вдруг объявила Соня. – Я одна умру там со страха!

– С твоей дверью от страха умирать незачем, – возразила я, натягивая тресы и разглаживая их по ногам. – Ее тараном не прошибешь.

– Так ты этой ночью не придешь ко мне ночевать? – возмущенно спросила Соня, как будто она уже трижды приглашала, получила грубый отказ и готова ринуться в последнюю атаку.

– А зачем? – поинтересовалась я.

– Как – зачем? Я же боюсь одна!

– Очень интересно. И что же я, по-твоему, сделаю, когда в окно бросят камушек? Побегу звонить в милицию?

Соня задумалась.

– Нет. Я тебя не пущу, – наконец решила она.

Вся беда в том, что у Соньки нет телефона. Она уверена, что именно из-за этого Генка до сих пор на ней не женился. Ведь он не имеет возможности звонить ей каждый вечер и вести светские беседы. О том, что сработал бы другой вариант – что звонила бы она сама и бросала трубку, услышав женский голос, – Сонька, конечно, не подумала.

– Так мне тем более незачем у тебя ночевать.

– Значит, не придешь? – растерянно прошептала Соня. И я поняла, что больше ей позвать некого. Как она беззаветно надеялась год назад, что я помогу ей сделать соблазнительные бедра и бюст (и действительно, кое-что у нас получилось), так теперь она свято убеждена, что я ее в обиду не дам. А как я это сделаю, она не беспокоится.

Логика женщины, которая дожила до тридцати (почти!) лет и не научилась обходиться без крепкого мужского плеча, меня всегда поражает. Ведь по меньшей мере восемь лет, после института, Соня жила более или менее самостоятельно, так сказать, на моральном и физическом хозрасчете. Я еще понимаю, прожить все эти годы в браке и вдруг оказаться в одиночестве! Тогда точно начнешь в поисках опоры хвататься за что попало. Но было же время научиться жить одной, справляясь со всеми проблемами!

Все это я высказала Соне, уже зная, что пойду к ней ночевать и она уложит меня рядом с собой, и будет полночи рассказывать о Генке, и разволнуется, и в четыре часа утра пойдет ставить чайник и лепить бутерброды…

В общем, весь день у меня был испорчен думой о том, что вечером придется обойтись без ванны. Да и спать я привыкла одна, полностью распоряжаясь собственным одеялом. Когда же мне приходилось спать не одной, я по четыре часа пыталась заснуть, а потом через каждые двадцать минут просыпалась и натягивала одеяло, да еще так, чтобы из четырех ног ни одна не торчала. Однажды я даже спросила себя: а стоит ли то, что двое совершают в постели, таких страданий?

Зная Сонькину способность вести хозяйство, я купила к ужину решительно все – хлеб, масло, сыр, сахар и чай. У нее вечно не хватает какого-то решающего компонента. Купила я также новые шлепанцы, потому что забежать домой не получалось. А то, что Сонька предлагает гостям, восторга у меня не вызывает. Я брезгливая. То есть я могу поесть из одной плошки с собакой – животные в моем понимании чисты и их запахи для меня нейтральны, – но сунуть ногу туда, где уже побывала чья-то босая нога, выше моих сил. Даже в интимных отношениях я ловила себя на том, что мужчина приносит целый букет неприятных мне запахов – и ног, и пота, и вообще всего, что выделяет его тело. Можно какое-то время пересиливать себя, но когда раздражения накопится выше крыши, да еще приплюсуются всякие глупости, терпение лопается.

Если признаться совсем честно, то на подходе к Сонькиному дому я беспокойно озиралась. Я чувствовала, что этот сукин сын поблизости. Впрочем, Соньке я сказала, что у нее галлюцинации, что камушки бросали мальчишки и что напрасно я к ней притащилась.

Я после шести тренировок и беготни так умоталась, что за ужином клевала носом. А когда мы с Сонькой вместе ужинаем, то это всегда получается в первом часу ночи.

Когда мы допивали по третьей чашке чая, в окно стукнул камушек. Мы одновременно вздрогнули.

– Он! – сказала Соня.

Я же и так знала, что это он. На сей раз Сонькина мания преследования имела-таки основания.

Камушек ударил еще раз и продребезжал по подоконнику.

– Туши свет! – приказала я. – Попробуем его разглядеть!

Я рассчитывала, что хоть у Сони это получится. Что-то внутри меня мешало мне увидеть его лицо, хотя я могла с третьего этажа разглядеть сквозь куртку клеточки на его рубашке.

– Эй! Соня! – позвали снизу. Мы переглянулись. Он успел узнать ее имя!

Сонька окаменела, а я протянула руку и выключила свет.

– Ты чего? Я боюсь в темноте! – заявила эта умница.

– Тебе обязательно нужно, чтобы он видел в освещенном окне твой силуэт? – как можно язвительнее поинтересовалась я. – Тебе обязательно нужно, чтобы он запустил в тебя кирпичом?

– Соня! – раздалось снизу. – Открой!

– Кто это? – дрожащим голоском спросила Соня. Я думала, он не услышит, окно все-таки было лишь чуточку приоткрыто, но у него был хороший слух.

– Не бойся, свои!

– Кто это свои? Вы кто?

Соня нашла время и место для интеллигентных препирательств!

– Как вас зовут? – додумалась спросить Соня.

Невзирая на кошмарность ситуации, меня разобрал хохот. Я привалилась к стене и тут вдруг сообразила: он же не знает, что нас здесь двое.

– Сонька! Слушай! Ты с ним поговори, спроси, как его отчество, а я выскочу и побегу звонить в милицию! Поняла?

Соня кивнула – мол, ага, поняла! – и в полном ошалении действительно спросила:

– Как ваше имя-отчество?..

Я схватилась за голову. Вопрос получился издевательский, а я догадывалась, что эту скотину лучше не дразнить.

– Лучше открой добром, а то узнаешь, как имя-отчество! – нехорошим голосом пообещал человек внизу.

– Я вам не открою, – быстро сказала Соня. – Я сейчас милицию вызову!

– У тебя телефона нет, – ответили снизу. – Давай открывай, я сейчас поднимусь. А то хуже будет.

– Не открою!

Он не ответил.

Соня, стоя у окна, не решалась выглянуть наружу. Я набралась смелости и высунулась.

Его во дворе не было.

– Он что, действительно к нам пошел? – недоуменно спросила Соня.

– Фиг его знает… Я уже не успею выскочить.

– Я тебя не пущу!

– Если он уже на лестнице…

Тут в дверь позвонили.

– Он, – прошептала бледная Соня. – Ей-богу, он! Жанка, я боюсь! Он убьет меня!

– Не пори ерунды! – прикрикнула я. – Что он, лбом, что ли, твою дверь прошибет?

– А вдруг у него лом?

Пожалуй, ломом он мог бы прошибить дверь – если бы умудрился замахнуться. Дверь отворялась в такой закоулок, что мы с Соней еле туда протискивались. Но он мог засунуть какую-нибудь дрянь в щель и отжать дверь!