Свет в заброшенном доме - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич. Страница 43
– Тот, кто признаёт его Устав.
– А ещё?
– Кто беспрекословно выполняет все поручения.
– Ещё?
– Кто первым засеет хлопчатник.
– Ещё?
– Кто любит своих младшеньких.
– Ещё?
– Кто может заменить ушедших на войну отцов и братьев.
– Скажите, Мирзаев, где сейчас идут бои?
– На подступах к Берлину.
– Назовите героев-комсомольцев.
– Зоя…
– А фамилию?
– Фамилия… трудная такая… Космодемьянская.
– Хорошо. А теперь скажите, есть ли герои из нашего кишлака?
В этот миг наши девочки, глядевшие на дорогу, вдруг завопили: «Едут, едут!»
К нам подъехали три всадника, спешились. Это были наш председатель Рахбар-апа, секретарь райкома комсомола, светленькая, круглолицая, коротко стриженная девушка, и мужчина с громадным фотоаппаратом на трёх ножках. Я его тотчас узнал. Он нас снимал, когда мама ещё была жива, карточки те мы послали отцу на фронт.
– Мы вас заставили ждать, – извиняющимся тоном сказала секретарь.
– Нет, вы вовремя, – ответила Мария Павловна.
Секретарь со всеми поздоровалась за руку. Пожимая мне руку, она сказала, что я забрызгал лицо грязью.
– Вытрите, – сказала она, протягивая мне свой платок.
Фотограф установил свой аппарат, начал снимать вступающих в комсомол. Начальство ушло смотреть наш участок. Пришли ещё ребята, из других бригад.
Приём в комсомол начался ровно в полдень. Слово взяла секретарь райкома комсомола. Начала она робко, запинаясь, но потом освоилась, так заговорила, что мы все рты разинули. Она так рассказывала о героизме, одно удовольствие было её слушать.
– Среди вас есть паренёк по имени Арифджан? – спросила вдруг секретарь.
Я вскочил на ноги.
– Сидите, сидите, – сказала секретарь и продолжала: – Мария Павловна рассказывала мне о вас, Арифджан… Это немало – заботиться о младших своих братьях и сёстрах, не растеряться перед бедой, занять место своих родителей, когда того потребовала Родина… Спасибо вам, Арифджан Мирзаев. Растить не одного, а сразу пятерых детишек, ночами стирать бельё, готовить да ещё выполнять на поле две нормы и обязанности табельщика! Вот это можно назвать героизмом. Вы, Арифджан Мирзаев, приняты в ряды Ленинского комсомола! Поздравляю!
И секретарь зааплодировала. К ней присоединились все присутствовавшие: и сидевшие в президиуме Мария Павловна с дядей Разыком, и Парпи-бобо, возившийся у очага с Рабиёй, и мои младшенькие. Что-то переполнило меня, я не смог сдержать слёзы.
В тот день шестьдесят ребят стали комсомольцами.
Через три дня состоялось первое собрание нашей комсомольской организации. На нём по предложению Марии Павловны меня избрали секретарём. Я хотел было отказаться, заявив, что не справлюсь, но Рахбар-апа прикрикнула на меня:
– Справишься, ещё как справишься! Ты, пострел, и председателем колхоза сможешь быть, если только тебя изберут!
Дом с золотым порогом твой
Мы вдоволь нагулялись на свадьбе тёти Русской и дядюшки Разыка. Хайит Башка играл на дойре, Карабарот – на дутаре, Акрам плясал, а я исполнял обязанности распорядителя.
Помню, вошли мы в комнату, где сидели дружки жениха, красные, съёжившиеся от неловкости. К нам тотчас подскочил левша с Речной улицы, Ходжаназар-ака.
– Теперь вы уже настоящие джигиты. Ну-ка хлебните до конца вот это! – И протянул нам по полной пиале вина.
Отказаться мы не смогли. А потом… как я уже говорил, пошли петь-плясать – пыль стояла столбом…
Говорят, я залез на женскую половину дома, где сидела невеста, насурьмлённая, в широком узбекском платье, с тюбетейкой на голове, Мария Павловна, и плакал в её объятиях. Почему, мол, вы нас покидаете, оставляете сиротами.
Потом потащился под навес, где веселились девушки, подозвал Хайита, Акрама, Карабарота и заставил их вместе со мной спеть «Яр-яр».
Девушки нам отвечали:
Мы:
Девушки:
Мы:
Вот так мы пели, пока, сказать честно, не вывели меня под руки со свадебного двора. Я вырвался, вбежал в комнату, где сидел Разык-ака в жениховском наряде, обнял его и стал громко рыдать, требуя достать где угодно моего отца. Говорят, я так плакал, что всем стало не по себе.
Меня отвели домой и уложили спать Дильбар с Зулейхой. Наутро, узнав о чудесах, которые вытворял на свадьбе, я не знал, куда деваться от стыда.
– Да, Ариф-ака, – продолжала Дильбар укоризненно. – Вы и к Рахбар-апе приставали. «Могу я сегодня повеселиться, – говорите, – мы в этом году снимем богатый урожай».
– Так и она была на свадьбе?
– А как же, она сидела рядом с Марией Павловной.
– Ох и посмеялись надо мной, наверное, а?
– Раис-апа засунула вам под тюбетейку десятирублёвку и говорит: «Гуляй, сынок, до устали, такое случается раз в жизни». А потом…
– А потом? – испуганно спросил я.
– А потом вы пригласили на танец меня.
– Не может быть!
– Правда, правда! Вы ещё сказали, что я вам не сестра, если откажусь сплясать с вами.
Вечером у нашей калитки появился верхом на своей кляче колхозный сторож Умурзакака.
– Ну-ка подсаживайся! – хмуро приказал он, указывая на место позади себя.
– А в чём дело? – спросил я испуганно.
– Председатель вызывает.
Не знаю, как доехали до правления. «За вчерашние выходки, наверное, – думал я. – Что ж, признаю свою вину, раз виноват, буду просить прощения, а там как хотят…»
В кабинете раиса, кроме Рахбар-апа, сидели дядюшка Разык, Мария Павловна. Видно, здорово я всем досадил, раз не смогли усидеть дома даже молодожёны. Дело, видать, серьёзное. Обсуждать будут меня… Бригадир, секретарь партийной ячейки, председатель колхоза – представительное собрание…
– Ну как, Арифджан, самочувствие? – поинтересовалась Рахбар-апа.
Я молча опустил голову.
– Ох и мастер ты, оказывается, петь «Яряр»!
Я опять промолчал.
– Да и пляшет он недурно, – вставила Мария Павловна.
Я поднял голову, взглянул на Рахбар-апу. Она улыбалась. Товба, о-о, товба! Будто мама сидит напротив меня: такие же чёрные глаза и брови, худенькая, круглолицая, смуглая, тонкие улыбчивые губы… Мама, мамочка моя…
В горле у меня застряло что-то острое, шероховатое, глаза застили слёзы.
– Арифджан, мы вот собрались, чтоб поговорить с тобой кое о чём, посоветоваться. – Рахбар-апа зачем-то. вышла из-за стола. – Тебе, наверное, известно, что в колхозе у нас нет бухгалтера…