Волшебная шапка - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич. Страница 19

– Я не спал… просто отдохнул немного.

Увидев меня, Закир несказанно обрадовался.

– Дружище, а я-то тебя и не заметил! – воскликнул он. Подумал немного, потом спросил: – А почему ты так… вверх ногами стоишь?

Не дожидаясь моего ответа, Закир вытащил из кармана большой зелёный огурец и протянул Донохон.

– А ты не хочешь? – вытащил он ещё один.

– Давай! – Я сделал сальто и встал на ноги. – Куда ты идёшь, Закирджан?

– Уроки готовить, – кивнул он на книжки, которые держал под мышкой.

– Какие уроки? – удивился я. – Сейчас же каникулы…

– А ты разве не слыхал, дружище?..

– Про что?

– Переэкзаменовка у меня на осень, – вздохнул Закир. – Буду пересдавать родной язык, алгебру… и ещё русский язык. Завуч сказала, что мальчик я не бестолковый, но будто бы надо немного позаниматься летом, и тогда стану успевающим.

– Да ты знаешь, сколько ещё до осени?! – воскликнул я. – Целых три месяца! Сейчас всё выучишь, а к осени позабудешь.

– Я тоже так думал, Хашимджан. Но мама сказала, что не даст мне спать, если я уже теперь не начну готовиться к экзаменам. Холодной водой пригрозила обливать. Но ты же знаешь, дружище Хашимджан, не могу я не спать! Хочешь ещё огурец? Бери, у меня много. Полные карманы набил. Ну я пошёл, Ариф меня ждёт. Я ведь его буксир…

– Буксир? Какой ещё буксир?

– Ну, Ариф должен меня вперёд тащить. К экзаменам готовить.

Опять разговорились. Закир забыл, что ему надо идти. Мы сели на деревянную скамеечку возле калитки, и он, позёвывая, долго рассказывал о своём житье-бытье. Потом опять вспомнили об осенних экзаменах. Обсудив этот вопрос, мы решили, что это гиблое дело – осенние экзамены. Если человек получил плохие отметки по трём предметам, значит, фундамент его знаний непрочный, и не учти ты этого сейчас, в седьмом классе опять провалишься. В восьмом будет и того хуже, а к десятому совсем профаном станешь. Лучше лишний годик посидеть в шестом, укрепить фундамент. Тогда всё пойдёт как по маслу: с лёгкостью отличником станешь, может, и старостой изберут, все уважать будут…

Закир глубоко задумался. Так глубоко, что я заглянул ему в лицо: не спит ли мой дружочек.

– Путешествуя по родной стране, – сказал я, – встретил я парня. Он был таким умным, таким умным, что я не могу даже описать, каким он был умным. Почему, спрашиваешь? Да потому, что он, оказывается, в каждом классе сидел по два года. А в шестом классе – целых три года.

– Правда? – удивился Закир.

– Ей-богу! – поклялся я. – Если хочешь, мы тоже ещё по годику поучимся в шестом. Вместе. Займём парту на «камчатке», уроки на пару будем делать. Спать захочешь в классе, положи голову мне на колени и храпи на здоровье…

– Дай руку, дружище! – вскричал Закир, вскакивая с места. – Железное слово?

– Железное.

Мы крепко обнялись и поклялись в вечной дружбе.

– Теперь мы с тобой как родные братья! – воскликнул я радостно и вдруг вспомнил, что бабушка велела нам с Донохон нарвать в саду персиков, вынуть из них косточки и выставить на крышу сушиться. – Пойдём, Закирджан, докажем всем, что мы не лодыри и не лентяи.

И Закир доказал, что он не лодырь и не лентяй – работал за троих. За какой-то час мы оборвали все персики и подняли на крышу.

– А теперь будем разламывать их и вынимать косточки? – спросил Закирджан.

Солнце висело над самой головой, я весь взмок. Поэтому предложил:

– Если хочешь, можем отдохнуть, Закирджан?

– Я не устал, дружище. Воды, правда, выпил бы с удовольствием…

– О-о, это я мигом устрою. Айран тебе сделаю… Айран приготовить проще простого: взял кислого молока или простокваши, взболтал хорошенько и разбавил холодной водой. Напиток получается – куда до него всяким лимонадам!

Сделать-то айран просто, да не удалось мне угостить своего друга. Меня самого угостили. И не айраном. Вот послушайте, что вдруг приключилось.

Только было я спустился с крыши, слышу, на улице голосочек звенит. Знакомый голосочек моего уважаемого соседа Арифа. Я его уже сто лет не видел. Почти со дня возвращения из странствий.

Ариф шёл, заложив за спину руки, с гордым и умным видом. «Смотри, как нос задрал, – подумалось мне, – будто только он один-единственный на всём свете будет учиться в седьмом классе!» Но я всё же окликнул его:

– Здорово, Головастик!

Ариф кинул на меня невидящий взгляд, словно никого рядом и не было, но остановился.

– Куда топаешь, Головастик?

– Не твоё дело! – ответил он, подбоченившись. – Сам знаю, куда иду.

– Пожалуйста, иди куда хочешь, мне-то какое дело! Я спросил просто так.

– Знаешь, а я в лагерь ездил! – вдруг оживился Ариф и шагнул ко мне. – Ты не представляешь, как там было здорово. Купались, загорали, в горы ходили, в волейбол играли…

– Подумаешь, важность какая!..

– Скажи лучше, что тебе завидно! В лагерь ведь посылают только успевающих, а таких, как ты, и к воротам не подпустят.

Эх, любит же хвастаться этот Ариф! О чём бы ни говорил – «я» да «я»! Даже если кто отлупит его, гордо бьёт себя в грудь и хвалится, что это он поколотил.

– Видно, Головастик, видно, что не многому тебя научили в твоём хвалёном лагере! – сказал я спокойно, хотя руки у меня здорово чесались. – Всё такой же хвастун!

– Кое-чему научили! – гордо вскинулся Ариф. – Я теперь запросто американский фокус показать могу!

– Американский фокус? Может, мне покажешь? Ариф покачал головой:

– Нет, тебе не покажу. Нельзя.

– Почему нельзя?

– Плакать будешь.

– Это я-то плакать?!

– Да, ты.

Я смеялся минут пять, пока не заболело в животе. Ариф терпеливо ждал, когда я успокоюсь.

– Хорошо, – сказал он потом, – если дашь слово, что не заплачешь, так и быть, покажу тебе американский фокус. Принеси-ка из дома платок и верёвку. Да смотри, чтобы крепкая была верёвка!

Я мигом слетал за платком и верёвкой.

– Теперь повяжи себе платком глаза, – приказал Ариф. – Чтобы ничего не было видно.

Я повязал. После чего Ариф стянул мне руки назад и тоже крепко связал их.

– А это зачем? – поинтересовался я.

– Не торопись, увидишь. Становись на колени.

Я стал на колени.

– Ты меня бил в прошлом году? – спросил Ариф ни с того ни с сего.

– Я же потом просил прощения…

– Нет, ты скажи, бил или нет?

– Бил. Чего сейчас об этом говорить! Ты давай показывай свой фокус, Головастик!

– Вот тебе «фокус»! Вот тебе «Головастик»!

От первого же удара я упал на землю и беспомощно барахтался, пока Ариф не спеша колотил меня. Я даже кричать не мог, потому что в рот набилась целая пригоршня песка. Всё бы это ничего, но вот меня вдруг шибануло что-то большое, твёрдое. Раздался испуганный вскрик:

– Ах ты, хулиган!..

Кто-то развязал мне сначала руки, потом глаза. Надо мной стоял Адылов, учитель из нашей школы. Его велосипед, с вздыбленными спицами и согнутым ободом, валялся рядом.

Адылов молча смотрел на меня.

Я сплюнул песок, попытался встать. Болели те самые рёбра, которые мне поломали футболисты, на них, видно, и наехал Адылов на своём велосипеде.

Вокруг нас собрались люди. И все начали говорить, что я, мол, расту хулиганом, что мама и папа очень избаловали меня, что если и дальше так пойдёт, то страшно даже представить, кем я стану. Я попытался объяснить, что не виноват, что ничего плохого не делал, что это Ариф показывал фокус. Но только масла в огонь подлил. Даже бабушка, которая прибежала от соседок, накинулась на меня. А Ариф стоял в сторонке и исподтишка показывал язык.

– Это твой платок? Это твоя верёвка? – спросил кто-то. – Почему ты сваливаешь свою вину на других?

– Это у него американским фокусом называется, – вставил невинным голосом Ариф.

– Вы, товарищ Адылов, поднимите о нём вопрос, – предложил кто-то. – Стоит ли этого Хашима держать в школе?..

Я еле сдерживал слёзы. Меня обманули, меня избили, наехали велосипедом на мои больные рёбра – и я же во всём виноват. И надо ведь, чтобы наехал на меня именно Адылов, учитель из нашей школы! Опять всё станет известно Атаджану Азизовичу. «Как?! Снова Кузыев! – с горечью скажет он. – Горбатого, видно, могила исправит, гнать придётся его из школы, гнать!» Бабушка до вечера ни словом не обмолвилась. А вечером, как нарочно, папа приехал.