Жанна д'Арк - Твен Марк. Страница 30

Сьер де Мец покачал головой и тихо промолвил:

— Она права и благоразумна, а мы оказались глупцами.

Я целиком разделял его мнение и мог бы сказать то же самое; так думали все присутствующие. Нас охватил благоговейный трепет при мысли, что эта неграмотная, неискушенная девушка, очутившись в сложной обстановке, сумела разгадать хитрые козни опытных придворных интриганов и разрушить их. Удивленные и восхищенные, мы умолкли и больше не произносили ни слова. Мы уже давно успели убедиться — нет ей равных по мужеству, стойкости, выдержке, терпению, убежденности и преданности долгу, — словом, во всем, что необходимо воину в трудной борьбе; теперь же мы начинали сознавать, что качества ее ума не уступают качествам ее сердца. Это и было предметом наших размышлений.

На другой же день поступок Жанны дал желаемый результат. Король был вынужден уступить настойчивости молодой девушки, добивавшейся у него аудиенции, и решил оказать ей уважение на деле, а не путем обмена пустыми любезностями. Он переселил Жанну из убогой гостиницы и поместил ее, вместе с нами, ее соратниками, в замке Кудре, поручив ее заботам почтенной госпожи де Беллье, жены старого Рауля де Гокура, обергофмейстера. Разумеется, такое внимание короля сразу же возымело действие: влиятельные придворные дамы и господа стали стекаться в замок, чтобы увидеть и послушать чудесную девушку-воина, осмелившуюся отвергнуть королевскую депутацию, девушку, имя которой было у всех на устах. Жанна очаровала их своей кротостью, простотой обращения и природным красноречием; лучшие, умнейшие представители знати признали, что в ней есть нечто особенное, что она не такова, как все, а совершенно иная. И слава ее росла. Число ее друзей и сторонников увеличивалось. Ни вельможа, ни простолюдин, услышав ее голос, увидев ее лицо, не могли оставаться равнодушными.

Но вот опять произошла задержка. Королевский совет предложил проявить осторожность и не выносить поспешных решений в нашу пользу. Как будто король мог вынести поспешное решение! На всякий случай была послана комиссия из духовных лиц — опять эти духовные лица! — в Лотарингию для сбора сведений о свойствах характера и образе жизни Жанны, на что потребовалось несколько недель. Какое изощренное лицемерие! Это равносильно тому, когда в горящем доме жильцы, вместо того чтобы гасить пожар, посылают на родину домовладельца запрос, свято ли он соблюдал день субботний.

Томительно тянулись дни, особенно для нас, молодежи. И все же перед нами открывалась заманчивая перспектива. Мы никогда еще не видели короля, и теперь нам предстояло увидеть редчайшее зрелище, способное потрясти нас на всю жизнь. Мы все с нетерпением ожидали этого события. Но оказалось, другим суждено было ждать больше, чем мне. Однажды нам сообщили важную новость: королеве Иоланте, орлеанским послам и нашим двум рыцарям удалось, наконец, сломить сопротивление придворных вельмож и убедить короля принять Жанну.

Жанна выслушала это приятное известие с благодарностью, но без малейших признаков волнения. Иное дело мы: предвкушая удачу, никто из нас не мог ни есть, ни спать. Два дня наши благородные рыцари были полны беспокойства о Жанне: аудиенция должна была состояться вечером, и они боялись, как бы Жанна не растерялась при виде пылающих факелов, торжественной пышности церемонии, множества знатных лиц в блестящих одеждах и всех прочих великолепий двора, как бы она, простая деревенская девушка, непривычная ко всему этому, не испугалась и не потерпела позорного провала.

Конечно, я бы легко их успокоил, если бы мог говорить обо всем свободно. Неужели Жанна растеряется при виде дворцового блеска, дешевой мишуры, окружающей жалкого короля и его многочисленную свиту? Ведь она лицом к лицу беседовала с владыками неба, со слугами всемогущего бога, созерцала сонмы ангелов, возносившихся мириадами в бесконечность, в огненной славе, в неуловимом сиянии, излучаемом ими и растворяющемся во вселенной с пленительным великолепием. Нет, она не растеряется, я это знал!

Королева Иоланта изъявила желание, чтобы Жанна произвела на короля и его двор приятное впечатление; она пыталась уговорить ее облечься в богатые одежды из наилучших тканей, равные по своей пышности одеждам придворных дам и обильно украшенные драгоценностями. В этом, однако, королева глубоко заблуждалась. Убедить Жанну оказалось невозможным, и она испросила позволения предстать перед королем в простой, скромной одежде, как и подобает служительнице бога, посланной всевышним для выполнения весьма ответственной политической миссии. Тогда добрая королева придумала для нее тот прелестный, скромный наряд, который я неоднократно описывал вам и о котором не могу вспоминать даже теперь, в глубокой старости, без умиления. Вспоминая о нем, мне кажется, что я слушаю трогательную музыку. Да, ее одежда была чистейшей музыкой, упоительной для сердца и очаровательной для глаз. Сама Жанна была поэмой, мечтой, олицетворением возвышенного и неземного, когда являлась народу в своем наряде.

Она бережно хранила при себе этот наряд и надевала его только в торжественных случаях; он до сих пор хранится в Орлеанском казначействе вместе с двумя ее мечами, знаменем и другими предметами, ставшими священными, поскольку они принадлежали ей.

В назначенный час граф Вандомский, придворный вельможа, явился в роскошных одеждах, со свитою слуг и помощников, чтобы препроводить Жанну к королю. Оба рыцаря и я были удостоены чести сопровождать ее в качестве лиц, занимавших официальное положение при ее особе.

Описываю так, как оно было, со всеми подробностями. Когда мы вошли в большой приемный зал, мы заметили прежде всего ряды стражи в сверкающих латах, с огромными алебардами в руках; весь зал пестротой и обилием красок напоминал цветник; и это великолепие озарял яркий свет двухсот пятидесяти факелов. Посредине зала оставался обширный свободный проход, в конце которого стоял королевский трон под балдахином, а на нем восседал человек в короне, со скипетром, в парадных одеждах, сверкающих бриллиантами.

Но даже и теперь некоторое время Жанну не допускали к королю; когда же, наконец, ей разрешили приблизиться, она была принята со всеми почестями, какие оказывались высокопоставленным лицам. У входных дверей стояло по четыре герольда в парадных плащах с серебряными фанфарами наготове, с которых свисали квадратные шелковые знамена, расшитые гербами всех провинций Франции. Когда Жанна с графом проходили мимо, фанфары звонко и протяжно возвестили о нашем прибытии и, по мере того как мы продвигались по залу под расписанными золотом сводами, трубные звуки повторялись через каждые пятьдесят футов нашего следования, а всего повторились шесть раз. Они наполняли сердца наших славных рыцарей гордостью и счастьем, заставляя каждого выпрямиться и принять воинственный, строгий вид. Рыцари не ожидали таких почестей для нашей юной крестьянской девушки.