Миллион открытых дверей - Барнс Джон Аллен. Страница 59

Узнав о том, что майор (имени своего он мне так и не сообщил — похоже, предпочитал, чтобы к нему обращались по званию) намеревается пробыть в Каледонии около года и, стало быть, у меня еще будет масса возможностей потолковать с ним о том о сем, я распрощался с ним и тронулся дальше по главному проходу.

— Жиро! Жиро Леонес!

Я обернулся и оказался лицом к лицу с Гарсендой. Наверное, у меня отвисла челюсть, потому что она весело расхохоталась и сказала:

— Приветик. Надо бы поболтать. Только пойдем в аквитанский павильончик. Я там одна, нельзя уходить.

Как в тумане я последовал за ней. Одета она была по-аквитански, но побрякушки все были в стиле межзвездников.

— Ну, как у тебя дела? — спросила она, подав мне кружку крепчайшего кофе, вкус которого сразу напомнил мне родину. — То есть как у тебя дела — это мы все знаем, но ты мне расскажи о своих ощущениях. Выступаешь ли ты здесь?

— Что это значит — «мы все знаем, как у тебя дела»? — оторопело вопросил я.

Гарсенда улыбнулась и подмигнула мне.

— Послушай-ка… когда у нас с тобой закрутилась Ппатог, ты ведь знал, что я — карьеристка?

Я кивнул. Да, вроде бы знал. Мало что может так льстить человеку, когда он имеет дело с кем-либо, пробивающим себе дорогу в привилегированные слои общества, как то, что его избрали в качестве очередного порога.

— Ну так вот. Не такая уж я прожженная карьеристка. В общем, тебя я потеряла как раз перед тем, как ты рванул сюда, а твое положение дома теперь такое… особенно с тех пор, как Маркабру так валяет дурака в роли принца-консорта…

— Ну да. Письма я получил только отца да от Маркабру. Отец мне писал исключительно о погоде и о том, как растут помидоры.

Гарсенда фыркнула.

— Могу себе представить. Нет, ты сиди, сиди. Понимаешь, из-за твоего Центра теперь все уже насмотрелись на аквитанские штучки, и сюда вряд ли кто заявится, хотя, судя по данным компьютера, местные уже успели заказать не одну тонну музыкальной продукции, картин и тряпья. Так что у меня успехи будут просто блестящие при том, что пальцем о палец не ударю.

— А как вышло, что ты получила эту работу?

— Ну… Искали кого-нибудь, кто мог бы представить традиционный образ жизни, ну, я и решила еще разочек попробовать. Между прочим, ты очень удивишься, когда узнаешь, что таких осталось очень мало, хотя немногие желают в этом признаваться. Маркабру и эта идиотка, его девица, грозили тем, что добьются отрешения от Тысячи Цивилизаций или по крайней мере сурового ограничения контактов — все для того, чтобы приструнить межзвездников. Но, конечно же, ничегошеньки у них не вышло — слишком много народа обожает кофе из Форт Либерти, спортивные товары из Спарты… ну, в общем, ты меня понимаешь. Но все равно наши монархи ухитрились порядком дров наломать. Старорежимники почти уничтожены, потому что большинство из них терпеть не может Маркабру. Даже Пертц переметнулся к межзвездникам — иначе его сверхконсервативное заведение попросту прогорело бы, Так что я была одной из тех немногих, кто вызвался представлять новую Аквитанию на Ярмарке, и может быть, взяли именно меня, потому что у меня, как ни странно, неплохая репутация среди межзвездников.

Ну а что до того, откуда мы знаем, как у тебя дела, — то знаем мы об этом из твоих же собственных писем, которые Маркабру прилюдно зачитывал вслух при Дворе… Ах да, я же тебе еще не сказала… Теперь ко Двору допущены некоторые межзвездники! Ну а эта идиотка чуть в обморок не падает из-за этого…

— Она — Королева, — заметил я.

— Нет, не она, а он. Она только сидит у себя в апартаментах и строчит стишки, смысла которых никто не понимает, а он дефилирует вокруг Дворца в старорежимных нарядах — старорежимное не придумаешь — и вызывает на дуэли всех подряд. Короче говоря, межзвездники своего добились, но при этом Уилсон остался на своей орбите.

Я медленно покачал головой.

— Знаешь, — задумчиво проговорил я, — за пять минут ты мне сказала больше, чем за все время нашей finamor.

— Ну, так теперь есть о чем поговорить, а тогда не было.

Гарсенда забросила волосы за спину. Я обратил внимание на то, что шрамики, оставленные колючими сережками, исчезли.

— Так ты действительно решила вернуться к старому доброму стилю или…

— Да нет, это всего лишь маскарад, — ответила она. — Но дай мне договорить. Я тебе еще не все сказала, а надо сказать, потому что потом вряд ли удастся поговорить. В общем, сначала Маркабру ковал себе капитал тем, что разглагольствовал о том, что ты, дескать, занимаешься изучением каледонской культуры, но что она, как и все прочие культуры, — серая и безликая и что мы — последний оплот цивилизации… а потом прошло какое-то время… и то, что ты говорил о местных жителях… Жиро, ты только не расстраивайся, пожалуйста, но теперь ты у межзвездников — настоящий герой. И Биерис, кстати, тоже. Наверное, уже сотен пять художников пытаются ей подражать. Но настоящий герой — ты.

Я даже не был уверен в том, что дышу.

— Я?! Да что я такого сделал?

— Все дело в твоих письмах. Ты показал нам, что собой представляет каледонская культура, пусть даже Маркабру читал твои письма с издевкой. Мне ужасно хочется познакомиться не менее чем с двадцатью людьми — с Торвальдом и Полом, и с этой чудесной Валери, о которой ты писал. Утром мы познакомились в послом Шэном — он оказался в точности таким, каким ты его описывал.

Глаза у нее сверкали, она была так взволнована, что я не удержался и спросил:

— Но ты наверняка уже видела, на что похожа Утилитопия, как выглядит утренняя буря, и…

— Ты же знаешь, что я не большая любительница путешествий. Я такая рассеянная, что, пожалуй, могу оказаться всего в нескольких километрах от этой знаменитой радуги и не заметить ее…

Я рассмеялся. Мне и в самом деле показалось, что это ужасно смешно. И все-таки я был бы не против того, чтобы недельку постранствовать с Гарсендой по Каледонии и показать ей главные здешние достопримечательности. Хотя бы из верности моим каледонским друзьям или из желания поделиться с ней тем, что я успел повидать сам.

— Ладно, — сказал я. — Ты не будешь против того, чтобы я писал тебе, когда ты вернешься домой? Вчера вечером я послал Маркабру письмо, в котором вызвал его на поединок без правил, так что больше я ему писать не собираюсь.

Гарсенда пожала плечами. Ее роскошные черные волосы рассыпались, занавесили лицо.

— Корреспондент из меня неважный, Жиро, но для тебя я постараюсь сделать исключением. Тем более… — она улыбнулась, и я заметил в ее улыбке злость, которая раньше мне никогда в глаза не бросалась, — ..что я уверена: нашу переписку можно будет употребить на пользу общего дела.

— Как минимум один из нас воистину изменился, — сказал я.

Гарсенда снова улыбнулась — на этот раз по-доброму.

— Мы оба изменились, и я этому рада. Пожалуй, теперь мы сможем стать друзьями.

Так оно и было.

— Ну, и что же стало с тобой? — спросил я.

Ее синие глаза искрились весельем. Пусть это было упадническое веселье — мне все равно нравились ее глаза.

— О Господи… Когда ты видел меня в последний раз… Короче говоря, я потом все видела на просмотре видеозаписи. Конечно, ты разозлился. Я считаю — ты имел на это полное право. Честно говоря, для меня это было странное время. Но я так думаю, ты ничего не знаешь о нарастающем недовольстве среди межзвездников, потому что не сомневаюсь: Маркабру не писал тебе об этом ни слова.

И Гарсенда рассказала мне обо всем том, о чем мне не писал Маркабру. Только в Новой Аквитании — единственной колонии Тысячи Цивилизаций — различия между полами были доведены до таких крайностей, только здесь имелся настолько непоколебимый и сложный кодекс ухаживания. После того как началась полоса изменений, неизбежно вызванных спрингер-контактом, наша культура получила толчок, но двинулась не в направлении мейнстрима Тысячи Цивилизаций, а в худшую сторону — в ту, которая у нас традиционно подавлялась.

— Так что можно сказать, что многие donzelhas стали заниматься тем, чего так боялись раньше. Садопорнографией не только на Земле, но и на большинстве других планет интересуются очень ограниченное число людей. Ребята, работающие около гедонского центра, сказали мне, что пока каледонцы заказали у него всего три видюшки, да и то — поверь мне, весьма мягкого характера. Но в цивилизации типа новоаквитанской, где так пестуются различия между полами и жестокость… Ну скажи, ты знаешь, например, какие произведения искусства больше всего импортировались после начала спрингер-контакта? Это же так естественно. Так и вышло, что поначалу многие начали увлекаться всем этим просто в знак протеста. Ты же можешь вспомнить, что сначала был гиперприспособленцем и только потом начал доводить своих родителей до белого каления. Но кроме этого, в воздухе витало еще множество всяких идей, и вскоре многие из нас решили, что быть воистину насилуемыми объектами насилия — это не так уж сильно отличается от того, чтобы просто быть объектами насилия.