Вино богов - Барнс Джон Аллен. Страница 35

— Пусть колесники трудятся не покладая рук. Но разве ты не собирался очистить город от лазутчиков?

— Я этим занимаюсь постоянно, ваше высочество. Но довести это дело до конца крайне затруднительно. Мы специально не тронули некоторых лазутчиков, составили перечни всех, с кем они водят знакомство, но я уверен, что сведения наши далеко не полные и некоторым вражеским шпионам все же удается время от времени ускользать и уходить на запад. К тому же, даже если лазутчиков Вальдо и не насторожит бурная деятельность колесников и оживление в кузницах и на пороховых мельницах, несложно предположить, какие подозрения закрадутся в их параноидальные мозги из-за поголовного истребления их соратников.

Принц кивнул:

— Хорошо. Предположим, что они готовы к наступлению. В таком случае мы выигрываем во времени и в степени готовности. Предположим, что они и не собираются на нас нападать. В этом случае они теряют множество лазутчиков, а мы выигрываем в обеспечении народа и войска провиантом, и в итоге Вальдо будет вынужден отложить наступление. Чем дольше мы не будем отрывать людей от привычных занятий, дабы превратить их в солдат, тем дольше Вальдо будет воздерживаться от нападения на нас, и тем сильнее мы будем.

Седрик некоторое время подумал и решил согласиться:

— Так и поступим.

И тут вдруг Каллиопа спросила:

— Напомни мне, Седрик, будь добр, по какому праву Вальдо правит Загорьем? Разве Загорье — не часть Королевства?

— Когда-то так и было, — отозвался Седрик. Он отлично знал, что Каллиопе все это прекрасно известно, но, видимо, она хотела, чтобы сэр Джон и герцог послушали и поняли, что грядущая воина не должна закончиться изгнанием войска Вальдо в Загорье.

Таково же было и желание самого Седрика. Если бы выяснилось, что ближайшие друзья принца не убеждены в необходимости уничтожения Вальдо и полагают, что достаточно задать ему хорошую трепку, стало быть, премьер-министру еще оставалось над чем поработать в плане политического просвещения Слитгиз-зарда и Вассанта.

Итак, учитывая все вышеизложенные обстоятельства, Седрик постарался говорить так, чтобы его объяснения прозвучали осторожно и нейтрально: так отвечают талантливой и любознательной ученице на уроке истории.

— Леди, — сказал он, — дело в том, что за шестьдесят королей до нынешнего в Королевстве правил король Бальдрик Легковерный, и был у него младший брат по имени Пэнниер. Пэнниер отличался не слишком образцовым поведением, как это частенько случается с младшими братьями, и потому было крайне желательно услать его подальше от столицы — куда-нибудь, где от него бы было меньше неприятностей. И король Бальдрик спешно придумал должность заместителя короля по управлению новыми землями. На ту пору Загорье только-только заселили и воздвигли там Оппидум Оптимум, вот король и назначил своего младшего братца этим самым заместителем и отправил в резиденцию, до которой добираться нужно было не один день.

Этого, по идее, должно было вполне хватить, но оказалось, что Пэнниер не просто вздорный выскочка. Для начала он добился того, что его придворные как следует запомнили, что должность его именуется гораздо короче, а именно — «заместитель короля», а потом и слово «заместитель» отпало за ненадобностью, и в конце концов вышло так, что он фактически стал королем Загорья, а потом обнаглел настолько, что приказал изготовить для себя корону, которую и нахлобучил впоследствии на лоб своему сынку, Фартингейлу.

В наши времена — да будут Небеса мне свидетелем — многие короли с радостью бы выступили против такого наглого узурпаторства, но Бальдрик любил младшего братца и к войску своему относился трепетно и считал, что войной мало чего добьешься, а вот дружбой можно добиться многого, вот и признал за Фартингейлом право на наследование загорского престола и передачу оного престола его потомкам, когда таковые появятся. Ну а Фартингейл оказался таким же заносчивым, как его папаша, но совсем не таким гордецом, и объявил, что если его потомкам по какой-то причине престол не достанется, то пусть тогда Загорьем вновь правят монархи Королевства. Вот так и получилось, что война не разразилась, а, наоборот, установились дружеские отношения.

Со стороны Королевства всегда существовало желание объединить оба государства путем заключения брака, от которого бы родился ребенок, который бы стал наследником двух престолов. Принцы и принцессы из Королевства частенько направлялись в Загорье с подобными намерениями. Однако представители династии Фартингейлов упорно избегали вступления в брак с членами нашего королевского рода. Так продолжалось до тех пор, пока власть в Загорье не захватил Вальдо.

Вассант кивнул:

— Однако из сказанного вами следует заключить, что поскольку он уничтожил все королевское семейство…

— То теперь он оккупирует провинцию Королевства, которой, с точки зрения юрисдикции, должен править Бонифаций, — закончил мысль герцога Седрик. — Да, все именно так.

— Но тогда… — вступил в разговор сэр Джон, до сих пор хранивший молчание, потому что всегда ощущал неуверенность при необходимости облечь свои мысли в слова, и предпочитал подолгу обдумывать любые факты, прежде чем делать какие-либо выводы. — Тогда получается, что король Бонифаций и Вальдо просто-таки обязаны вступить в войну.

Седрик пожал плечами.

— Фактически Вальдо воюет со всем человечеством. Не сосчитать, сколько раз он чуть было не развязал войну с Гектарией и Вульгарней. Что же касается короля Бонифация, то вскоре после вторжения Вальдо в Королевство ему пришлось решать множество других проблем. Отец Бонифация оставил страну в жутко запущенном состоянии, а королева, супруга Бонифация, да простите меня за эти слова, Аматус, принесла ему много горя, хоть он и любил ее всей душой. Войска на ту пору пребывали в плачевнейшем состоянии, и если бы тогда предприняли попытку отвоевания Загорья, то, без сомнения, она оказалась бы безуспешной. В итоге мы преуспели лишь в том, что победили Вальдо в сражении на Колокольном Побережье. Ценой невероятных усилий нам удалось достичь нынешней степени готовности к военным действиям. Думаю, теперь мы в состоянии противостоять Вальдо и разделаться с ним раз и навсегда.

— Что ж, если Загорье принадлежит нам, следует отобрать эти земли, если получится, — заключил сэр Джон, мысленно радуясь тому, что уразумел все, что обязан был уразуметь. Более трудные вопросы он оставил остальным.

Затем в разговоре наступил очередной длительный перерыв. Герцог Вассант пришел к аналогичному выводу задолго до сэра Джона и теперь пытался придумать, как бы от этого вывода отказаться. Одновременная оборона Железного и Айсотского ущелий при наличии хорошего резерва на тот случай, если бы Вальдо все-таки удалось прорваться, представлялась герцогу делом трудным, но не невозможным. И герцог полагал, что в таком объеме выиграть войну вполне вероятно. Но вот в том, что армии Королевства удастся, сражаясь, пройти по одному из этих ущелий и с боями пробиться к Оппидум Оптимум, а затем захватить город, который Вальдо упорно укреплял все последние двадцать лет, — вот в этом герцог сильно сомневался.

Не то чтобы он думал, что победа так уж невозможна, но полагал, что она достанется ценой больших усилий, да и поражения он тоже не исключал. Как бы то ни было, при таком развороте событий могли погибнуть многие прекрасные молодые люди, которым бы жить да жить да думать о том, в какие платья их возлюбленные нарядятся на ярмарку и как поведут себя их соперники, если дело дойдет до драки. Вместо всего этого им почти наверняка предстоит пасть на поле боя.

«Да, все это так… — размышлял герцог, — но ведь, как ни крути, — каждому суждена смерть, а погибнуть за то, чтобы навсегда разделаться с Вальдо и избавиться от постоянной угрозы безопасности королевства, — не самая недостойная смерть». Служа принцу, Вассант самолично прикончил человек сорок пять — пятьдесят, и почти всех — в близком бою. Зачастую Вассант был свидетелем наступления их смертного часа, да еще и утешал их напоследок. Он сам дивился тому, как это у него получалось: нанести смертельную рану врагу, а потом произносить душеспасительные речи про то, что близок тот час, когда убиенный им человек встретится со своей матушкой, если того пожелает. Вассант знал, каково это — умирать. Он знал: как бы ты ни встретил смерть — трусливо крича и плача или стоически испустив последний вздох, ты все равно умирал.