Дарованная судьбой - Тэтерсол Джил. Страница 2

В конце концов добросердечный викарий пожалел девочку и освободил ее от ночных кошмаров, сообщив, что тетя Касси совсем не умерла, а находится в сумасшедшем доме, где ей обеспечен надлежащий уход. И все-таки Тереза не успокоилась. Брат одного из садовников служил санитаром в подобном заведении, вот от него Тереза и узнала, как обстоит все на самом деле. Поэтому известие, что тетушка на другую зиму после отъезда подхватила воспаление легких и тихо угасла, прозвучало в ее ушах почти как радостная новость. И еще долго потом гнала она воспоминания о тетушке, пока страшное сравнение Тома не пробудило их вновь.

Тереза ни на мгновение не верила, что она действительно больна, но какое это имело значение – ведь и тетя Касси убеждала, что вполне здорова. Брату Тому, избегавшему одиночества и даже молившемуся в присутствии других людей, ее стремление к уединению должно было казаться странным. Но если он считал свою сестру не совсем нормальной, не было ли с его стороны безответственным предлагать следующее: «… Думаю, лучшее – это выдать ее замуж, пока она еще не потеряла очарования молодости. Хлопоты по хозяйству, а то и уход за детьми могут оказать на нее благотворное влияние. Мне известна твоя точка зрения, что трудно найти ей подходящего жениха, однако даже мало-мальски достойный брак лучше никакого. И в связи с этим у меня есть предложение – некий мистер Джозеф Спрул, с которым я знаком по колледжу. Он сын одного обувного фабриканта, разбогатевшего на военных поставках. Мистер Д. Спрул с удовольствием бы вступил в брак, но, не имея достаточно привлекательной внешности и не в состоянии избавиться, несмотря на все усилия, от запаха, присущего его мастерским, он потерял всякую надежду обрести желательную спутницу жизни. В финансовом отношении он независим, что, безусловно, покажется тебе заманчивым. К тому же у него почти раболепное преклонение перед людьми с положением, что определенно делает Терезу в его глазах желанной. Как ты смотришь на то, чтобы пригласить его на предстоящие каникулы? У него совсем недурные манеры и…»

Она не смогла дочитать письмо, поскольку Элизабет, заявившая, что слышит шаги отца, выхватила его из рук Терезы и убежала. Теперь Терезе стало понятно, почему отец бросал на нее за завтраком изучающие взгляды. Она представила себе, как, вернувшись с охоты, он сразу напишет Томасу о своем согласии и начнутся приготовления к встрече гостя на Пасху.

Сидя под большим сливовым деревом, Тереза закрыла глаза и попыталась представить себе мистера Спрула. Уродливое лицо, хриплый голос; преувеличенно вежливый, по-лакейски угодливый, но исполненный чувства превосходства – как же, ведь это он должен избавить семью Ховардов от присутствия Терезы. Ей стало почти жаль его, и, наверное, она должна быть ему благодарна за то, что он даст ей возможность расстаться с отцом и Элизабет. Но не променяет ли она критические замечания о своих странных привычках на таковые у супруга? Она ясно осознавала, чего он ждет от нее: позировать в кругу его друзей, которых хотел бы поразить изысканной невестой. Кроме того, ей придется тогда покинуть Девоншир и лишиться утешения, которое ей приносит здешняя природа. Нет, сказала она себе, открывая глаза, ее не склонить к браку с мистером Спрулом.

Порыв ветра с вересковой пустоши заставил девушку очнуться от дум. Как прекрасно было вокруг! Почки набухли и готовы были вот-вот лопнуть, на ветках заливались дрозды. Но Тереза слишком хорошо знала, как обманчива эта красота. Ночные заморозки могли уничтожить раскрывающиеся почки, кошка – разодрать птичку, а охотничьи собаки – затравить лису, поедавшую, в свою очередь, кур. Кого в этом мире могло бы удивить, если бы мистер Спрул, по всему приветливый человек, в конце концов, оказался лицемером и тираном? Как вообще можно было рисковать выходить замуж за человека, которого почти не знаешь?

Тереза поднялась, сняла перчатки и засунула их за пояс платья. В чем она настоятельно нуждалась в этот момент, так это в симпатии сведущей женщины. Ее близкой подругой была жена фермера миссис Дженнингз, хотя общение с ней ни в коей мере не поощрялось в господском доме. Но отец и Вильям были сейчас на охоте, а Элизабет – слава Богу! – занята своими собственными заботами. Тереза вышла из сада, пересекла буковый лес и мостик над ручьем и направилась не в открытое поле, а кратким путем, через овраг – к ферме.

Фермер Дженнингз пахал. Тереза видела его силуэт вдали на фоне неба и слышала, как он понукал лошадей. Вдруг раздался громкий собачий лай, и с пахотной борозды, каркая, взлетела стая ворон. На поле выскочила свора охотничьих собак сквайра Фортескью. За ними на какое-то мгновение появились всадники в красных костюмах для верховой езды: Фортескью, сосед Ховардов, и его гости. Вскоре они исчезли за холмами, и наступила тишина.

Тереза толкнула белую садовую калитку и направилась к дому – простому зданию с асимметричными маленькими окнами и низкой покатой крышей. Через раскрытую дверь в кухню можно было увидеть миссис Дженнингз, которая мыла посуду.

Как большинство местных женщин из простых она носила белый чепец, под которым скрывались ее пышные черные волосы. В ее глазах всегда прыгали смешинки, как бы пытаясь уличить во лжи ее тайную скорбь, ибо, хотя миссис Дженнингз была еще молода и уже десять лет замужем, у нее не было детей. Тереза никогда не знала, о чем думает эта немногословная женщина. Но одно было известно точно: если она приходила к миссис Дженнингз в подавленном настроении, то уходила в приподнятом.

– Ах, мисс Тереза! – воскликнула миссис Дженнингз, и теплота ее голоса была для Терезы самым радушным приветствием. – Вы пришли посмотреть щенят Олли?

Тереза совсем забыла про щенят, но, представив, как прикоснется к их маленьким пушистым телам, поняла, что это утешит ее. Миссис Дженнингз провела ее в уютную, безупречно чистую комнатку и предложила стакан свежего молока. Затем она принесла большую корзину.

– Я посадила Олли на цепь, а то она не любит, когда трогают ее детенышей. – Миссис Дженнингз улыбнулась и вернулась на кухню. Тереза, сразу обо всем забыв, не обращая внимания на платье, уселась прямо на пол и погрузила руки в корзину, где копошились крохотные пищащие существа с острыми, как иголки, зубками. В это мгновение она была по-настоящему счастлива. От радости щеки ее окрасились румянцем, и она стала похожа на беззаботного ребенка, каким в действительности никогда не была.

Она высоко подняла барахтающегося щенка и громко рассмеялась, когда он лизнул ее в нос. И тут она вдруг почувствовала, что не одна.

В дверях стоял мужчина.

Его тень падала в комнату, заполняя, казалось, все пространство. Тереза, окруженная щенками, не могла встать, а мужчина рассматривал ее так бесцеремонно, что она, в свою очередь, с удивлением уставилась на него.

На нем были облегающий охотничий сюртук, белые брюки для верховой езды и черные сапоги. Правой рукой, затянутой в кожаную перчатку, он держал шляпу с блестящими полями и хлыст с серебряным набалдашником филигранной работы. Искусно повязанный галстук скрепляла необычной формы булавка с бриллиантом. Загорелая кожа и высокие скулы придавали его лицу какой-то экзотический вид, под темными бровями опушенные густыми ресницами холодно и ясно сверкали светло-голубые глаза. Его взгляд, как показалось Терезе, был жаждущим, почти алчным; какая-то тайна окутывала его. К ее изумлению, он не носил ни парика, ни современной прически; по обычаю минувших дней он заплел свои густые черные волосы в косу, перевязав ее черной шелковой лентой.

Когда он заговорил, Тереза даже испугалась, поскольку взирала на него, как на картину, совершенно забыв, что это человек из крови и плоти.

– Не вставайте, – произнес он небрежно, входя в комнату и направляясь к пылающему камину. – Клянусь честью, ваши фермеры живут не так уж и плохо – с утра разжигают камин. Меня удивляет, что в Девоншире все такие нежные.

Он говорил слегка высокомерно, о чем, казалось, сожалел, но был не в силах превозмочь себя.