Звездный врач - Уайт Джеймс. Страница 58

О'Мара жутко разгневается, если узнает, что у Конвея бродят такие мысли. С точки зрения Главного психолога врач отвечал за свою работу и инструментарий, как вещественный, так и психологический, с помощью которого эту работу выполнял. Если врач не мог удовлетворительно исполнять свои обязанности, ему следовало поискать менее ответственную работу.

А более ответственную работу, чем та, что ложилась на плечи диагноста, ещё надо было поискать.

Конвею снова показались чужими собственные руки. Толстые, розовые, неловкие пальцы опять задрожали. Конвей отложил комплект инструментов ДБДГ и обернулся к мельфианину, ассистенту Хоссантира, признать которого внешне до сих пор не мог, поскольку лицевая пластина шлема у того была ещё не до конца очищена от крови, и сказал:

– Не желаете ли занять своё место, доктор?

– Благодарю вас, сэр, – ответил ЭЛНТ. Наверняка он опасался, что Конвей счёл его недостаточно компетентным хирургом. «Сейчас, – хмуро подумал Конвей, – все как раз наоборот».

– Никто не собирается, – торжественно провозгласил Хоссантир, – сваливать всю работу на вас, Конвей.

Тралтан явно догадался, что с Конвеем что-то не так. От глаз Хоссантира мало что можно было скрыть даже тогда, когда казалось, что все четыре смотрят в другую сторону. Ещё несколько минут понаблюдав за тем, как бригада хирургов закрывает операционную рану, Конвей покинул пациентку и направился посмотреть, как идут дела у остальных.

ФРОБу десятому был успешно пересажен орган абсорбции. Эдальнет и вся его бригада полным ходом вели трансплантацию конечностей. Больной был вне опасности. Функционирование пересаженного органа проверили путем нанесения на кожу питательного спрея. Датчики показали, что всасывание идет нормально. Хваля хирургов за хорошую работу, Конвей поглядывал на широченные стежки соединительных швов, наложенные так близко друг от друга, что шов в целом напоминал застежку «молния». Однако другого способа сшить толстенную кожу ФРОБ не существовало, а шовный материал отличался молекулярной неустойчивостью, и его можно было легко удалить после заживления.

Останется почти невидимый шрам. Но худларианская часть сознания Конвея твердила о том, что шрам – самая малая из будущих забот этого пациента.

И Конвею тут же захотелось поскорее вообще убежать из операционной, избавиться от послеоперационных обходов. Однако, совладав с собой, он направился к третьему пациенту-худларианину.

Ярренс трудился над черепной коробкой, а над раной в области брюшной полости колдовали хирурги, освободившиеся после кончины ФРОБа восемнадцатого. Остальные члены обеих бригад занимались ампутацией и пересадкой конечностей. В первые же несколько минут наблюдения за их работой Конвею стало ясно, что, невзирая на сложности, операции идут успешно.

Послушав разговоры хирургов, он понял, что операция в своём роде беспрецедентна. Конвею замена передних конечностей задними представлялась вполне очевидным решением проблем ФРОБа третьего. Пусть они не так подвижны и ловки, но все же во всех смыслах намного лучше протезов, да и с отторжением никаких вопросов. В древних земных учебниках медицины Конвей читал о том, как после ампутации рук люди учились рисовать, писать и даже есть ногами, а уж худларианские ноги годились для этого намного лучше человеческих. Поэтому Конвею казались совершенно излишними восторги по поводу столь элементарного решения. Он полагал, что в данных обстоятельствах любой мог до этого додуматься.

Сами обстоятельства были беспрецедентны – катастрофа в системе Менельден, повлекшая за собой множество ранений у худлариан, нуждающихся в пересадке органов и конечностей. При этом материала для пересадки хватало за глаза. Конвей считал, что всякий врач, страдавший моральной трусостью, а именно к таким он относил себя, предпочел бы, чтобы хотя бы один худларианин после трансплантации вернулся на родину с парой сносных передних конечностей. Конвей с ужасом думал о разговоре после операции с пациентами, перенесшими пересадку от доноров.

Он решил, что нужно будет непременно изолировать ФРОБа третьего от десятого и сорок третьего прежде, чем они придут в сознание и начнут переговариваться. Отношения у третьего со своими сородичами возникнут натянутые, если не сказать хуже. Процесс выздоровления значительно затянется, если двое из трех пациентов будут сгорать от зависти.

Раздумья над проблемами ФРОБ вновь пробудили гостившего в сознании у Конвея худларианина. Образ жизни прооперированных больных мог вызвать только сострадание и сочувствие. Конвей попробовал воззвать к опыту доноров тралтанской, мельфианской и кельгианской мнемограмм, которые бы отнеслись к ситуации с меньшей долей эмоций, более профессионально. Но и тут он обнаружил только сочувствие и болезненные реакции. В отчаянии Конвей призвал на помощь Коун – гоглесканку, которая сохраняла трезвый ум и цивилизованность за счёт ограничения тесных контактов с себе подобными.

Угнездившееся в разуме Конвея сознание Коун резко отличалось от мнемограмм. Оно было как бы более выразительным, ярким – таким, словно гоглесканка действительно жила в разуме землянина, делила его с ним, пусть и не слишком охотно. Конвей, ощущая степень взаимопонимания, гадал, каково ему будет вновь встретиться и поговорить с Коун.

Он не сомневался, что их встреча вряд ли произойдет в стенах госпиталя – Коун тут и минуты не выдержит, с ума сойдет, да и О'Мара не позволит. Одно из непререкаемых правил Главного психолога гласило: доноры и реципиенты их мнемограмм ни при каких обстоятельствах не должны встречаться. Попытка общения особей, относящихся к разным видам, но при этом являвшихся идентичными личностями, могла вызвать у обоих сильнейший психологический стресс.

Правда, в свете того, что произошло с Конвеем на Гоглеске, О'Мара мог бы слегка переработать это правило.

Теперь все обитатели сознания Конвея требовали его внимания. Он решил занять позицию, откуда мог бы наблюдать за ходом всех трех операций сразу, но так, чтобы коллеги не видели его замешательства. От инопланетянской болтовни у Конвея голова шла кругом, он губами еле мог пошевелить, чтобы высказаться по тому или иному аспекту работы хирургов или кого-то из них похвалить. Ему жутко захотелось уйти, удрать от тех, кто раздирал его разум на части.