Командовать парадом буду я! - Барщевский Михаил Юрьевич. Страница 27

– Можно я сяду?

– Присяду, – привычно поправил адвокат.

– Что?

– Надо говорить «присяду». В здании суда слово «сяду» имеет иной смысл. – Вадим ободряюще улыбнулся клиентке.

Шутка не прошла. Мария Ивановна, казалось, даже слов-то не расслышала, не говоря о юморе…

– А куда?

– Вот здесь ваше место, – указал Вадим. – Только просьба: я буду общаться с адвокатом вашего бывшего мужа, когда они придут, но вы ни в какие разговоры ни с кем не вступайте. Особенно с Николаем Ивановичем.

При упоминании мужа женщина вздрогнула, отпрянула и стала хватать ртом воздух, как рыба, оказавшаяся на суше. Вадим подумал, что хоть и избитый образ – «рыба на суше», а точнее не скажешь. Жаль тетку! Мало того, что ни один нормальный советский человек не мог чувствовать себя хотя бы сносно в здании суда, так еще и муж, который бьет, и «гробовые» на кону!

В зал вошли двое. Немолодой поджарый мужчина в очках с толстенными линзами и женщина лет пятидесяти, в рубиновых серьгах и перстне с неимоверных размеров рубином на мизинце левой руки. Вадим сразу оценил адвоката-противника. Со вкусом – беда, рубиновые украшения – это для продавщиц овощных магазинов, хорошо имеющих с обвеса покупателей и «усушки» товара. Кольцо на мизинце – значит, куплено давно, с тех пор хозяйка сильно поправилась. Отсюда – закомплексована и зарабатывает не шибко много. Скорее всего, гонорар взяла маленький и рассчитывает на дополнительные деньги в случае выигрыша дела. Ну-ну!

Вадим подошел к адвокатессе:

– Здравствуйте, я представляю истца.

– Здравствуйте, молодой человек. Трудная у вас задача! Безнадежная. Вы ведь в нашем суде первый раз?

«Ого! – удивился Вадим. – Круто начинаешь, тетя! И «молодой человек», и «в нашем суде». Жуть как я вас люблю, адвокатов старой школы, – наезд, апломб, а дальше возврат гонорара клиенту».

– Да, первый. Я вот тут дополнительное исковое заявление подготовил. Не хотите ознакомиться до начала процесса? Чтобы потом перерыв не объявлять…

– Торопитесь? В нашей профессии, юноша, торопиться нельзя. Неужели вас этому не учили?

«Достала, – завелся Вадим. – Ладно, не я первый начал!»

– Ну, что вы! Разумеется, учили. Но, понимаете, на хороших адвокатов очень большой спрос. Вот нам и приходится крутиться, как белке в колесе. Слава богу, вы этого не испытываете. В своем суде.

Адвокатесса стала пунцовая.

– Да как вы…

– А вы читайте, читайте. И успокойтесь. Не хотелось бы откладывать процесс из-за вашего плохого самочувствия. И вообще, в вашем возрасте лучше избегать лишних волнений.

«Это тебе за «молодого человека» и «юношу», стерва!» – враз успокоился Вадим, повернулся и направился к Марии Ивановне.

Прошло несколько минут, адвокатесса читала текст. Дочитала. И, встав, обращаясь сама к себе, но так, чтобы слышали все в зале, сказала: «Ненормальный!» Победно посмотрела на Осипова и направилась к кабинету судьи. Стучать не стала. Вошла, предварительно надев лучезарную улыбку и согнувшись. От гордой осанки провинциальной актрисы на пенсии не осталось и следа. Дверь закрылась.

«Намек понял, – подумал Вадим. – Ничего, в кассации продолжим».

Через пять минут ожидания, а все это время Вадим напряженно смотрел на дверь судейского кабинета, высунулась голова секретарши, поискала глазами в зале – кто бы мог быть этим зарвавшимся юнцом. Остановила взгляд на Вадиме и, прыснув со смеху, сказала:

– Зайдите, товарищ адвокат!

Вадим пошел. В бой. Но медленно, поскольку ничего хорошего от разговора в кабинете не ждал.

– Товарищ адвокат! – неприветливо заговорила с ним судья, ровесница адвокатессы, но без украшений и с умными уставшими глазами, сразу притягивающими к себе внимание. – Я посмотрела ваше исковое и вот что хочу сказать. Бесспорно, вы прекрасно умеете доказывать, что белое – это черное, и наоборот. Но социалистическая законность исключает злоупотребление правами. Использование их вопреки интересам справедливости и морали. Подумайте, стоит ли вам настаивать на удовлетворении ваших требований!

Надо было видеть, как торжествующе адвокатесса смотрела на Вадима, пока говорила судья. Наверное, именно это и придало ему еще больше наглости.

– Товарищ судья! Решение принимать вам. Но позиция моей доверительницы абсолютно законна. Есть презумпция: деньги на книжке – это деньги лица, на имя которого открыт счет. Исключение только одно – деньги, положенные во время брака. Таким образом, на момент регистрации брака на счете моей доверительницы находилось одиннадцать тысяч рублей. После регистрации эти деньги, а я настаиваю, что именно эти – поскольку в той же сберкассе и в тот же день, – переведены на счет Николая Ивановича. Таким образом, даже на его счете они остаются ее добрачным имуществом. Вот и все. Вас мы будем просить только зафиксировать в судебном решении очевидный факт.

Судья смотрела на Вадима с нескрываемым интересом.

– В нашем суде таких решений не бывает, – заискивающе смотря на судью, сказала адвокатесса. – Я правильно говорю, Марина Карповна?

– Иногда, но сейчас не тот случай, Эльвира Ивановна, – отозвалась судья, не поворачивая головы. – А вы, товарищ адвокат, считали бы такое решение справедливым?

– Для моего юного коллеги, – не унималась адвокатесса, – любое решение в пользу клиента – справедливое. Это поколение вообще…

– Нет, Марина Карповна, – резко сказал Вадим, не обращая внимания на причитания «продавщицы овощей», как про себя он обозвал адвокатессу, – законным, но несправедливым.

– Но такого не бывает… – опять подала голос «продавщица».

– Помолчите, Эльвира Ивановна, – наконец повернувшись к адвокатессе, приказала судья. – Продолжайте, молодой человек, если вы позволите к вам так обращаться.

«Ох, неглупа! Как она просекла, что меня это задевает?» – удивился Вадим. Но виду не показал и спокойно продолжил:

– Да, законным, но несправедливым. Мы бы и не просили о таком решении, если бы… – Вадим вроде как замялся. На самом деле он ждал, пока в судье проснется любопытство. Но она молчала. – Ну, это не имеет значения, то есть имеет, но мы это в процессе не сможем доказать, – закончил Вадим.

– Что доказать? – вскинулась адвокатесса.

Вадим молчал. Судья смотрела на него и тоже молчала. Смотрела изучающе. С интересом. И наконец, слегка улыбнувшись, тихо спросила:

– Что?

– Понимаете, моя доверительница рассказала, что Николай Иванович ее постоянно бил. Упрекал, что много денег на лекарства тратит. Это, наверное, правда. Все-таки два инфаркта после гибели сына в Афганистане. Единственного сына, которого она поднимала без отца. Да и работа ее тоже здоровье не улучшает…

– А она разве не на пенсии? – удивилась судья.

«А я тебя, кажется, сделал!» – обрадовался Вадим.

– На пенсии. Формально. Но подрабатывает прачкой-надомницей. Ходит по чужим семьям и стирает белье. Согласитесь, это лучше, чем «копаться в чужом белье», – не удержался от шутки Вадим.

– Вы этого никогда не докажете! – бросила «продавщица».

– Чего не докажут, что белье стирает по домам, что у нее сын погиб на войне, что два инфаркта было? – неожиданно окрысилась на адвокатессу судья.

– Что бил ее, – сникнув, проговорила «продавщица».

– А если мне не понадобится никаких доказательств? А если я поверю по своему внутреннему убеждению ее показаниям? Что вы тогда скажете?! – все больше распалялась судья. И, повернувшись к Вадиму, не меняя тона, выпалила: – Выйдите в зал. Там подождите!

Вадим растерялся. Ему казалось, что он переманил судью На свою сторону. Где-то он ошибся. Иначе с чего вдруг судьиха выставила его за дверь?

Не прошло и минуты, как и секретарша выскочила из кабинета. Явно не по своей инициативе.

Мария Ивановна, тупо уставившись в точку где-то в районе герба РСФСР, висевшего над креслом судьи в зале заседаний, сидела, сложив огромные руки на коленях. Николай Иванович испепелял ее взглядом сквозь толстые линзы очков. «Похоже, у него минус десять», – почему-то подумал Вадим.