Все демоны: Пандемониум - Угрюмов Олег. Страница 49

Никто из пребывающих в Ниакрохе в любой ипостаси, будь то смертный, бессмертный, не-мертвый, созданный волшебством либо нерожденный, не смеет нарушить этот запрет. Так всегда было и так всегда будет, пока Тотис не очнется от своего вековечного сна.

— Теперь вы видите, мессир, отчего я не могу ни с кем поделиться своим знанием, — печально вздохнул Таванель. — Поверьте, оно не приносит мне радости. Я бы сказал — оно выжигает меня изнутри, но долг велит мне молчать. Что я и делаю. И рассчитываю на ваше великодушие и понимание. К тому же, как метко заметила несравненная Гризольда, я связан клятвой, которую принес великому магистру ордена кельмотов.

Тут Зелг все-таки не выдержал.

— Не думаю, что магистр Барбазон в данном случае требовал бы ее исполнения.

Лорд посмотрел на него как на слабоумного — с симпатией и сожалением.

— Магистр Барбазон усоп, — мягко напомнил он.

— Ну?

— А я имею в виду ныне здравствующего главу. Или вы, следом за графом да Унара, убеждены, что Хойта ин Энганца мог бы свалить такого колосса, каким являлся орден кельмотов? Конечно же нет. Вы ученый и просто здравомыслящий человек. Да, многие сложили головы в те смутные времена. Многие умерли на чужбине. Кто-то до сих пор, вероятно, скитается по Ядоносным пустошам и Серым мирам, и я скорблю об их судьбе. Но остальные-то живы. Просто теперь они в тени. И поверьте, ваше высочество, никогда еще орден не имел такого — простите за невольный каламбур — великого, великого магистра.

Граф да Унара не принимал никого, но подобные запреты не касаются королевских особ, казначеев, главнокомандующих и печальных бурмасингеров.

Юлейн рассеянно ковырял пальцем перочистку, пока в какой-то момент не отвлекся, и тогда граф ловко стащил ее из-под самого его носа.

Казначей и бурмасингер резались в популярную в нынешнем сезоне игру «Замок на замке».

— Скажите, друг мой, положа руку на сердце, — начал Галармон после долгой неловкой паузы, — как вы оцениваете положение нашего кассарийского соседа?

— Как заведомо невыгодное, проигрышное во всех отношениях и незавидное, — отвечал граф, который прежде всего ценил в формулировках простоту и ясность, а уже во вторую очередь — деликатность.

— Когда же мы отдадим приказ войскам? — спросил прямодушный генерал.

— Тиронга не заинтересована в оказании военной помощи Кассарии, — пояснил да Унара, не отводя глаз.

Галармон напрягся:

— Я не понимаю.

— Видите ли, ваше превосходительство, государственные интересы Тиронги не предполагают победу какой-либо из враждующих сторон. С точки зрения большой политики — гораздо лучше, если кассариец будет постоянно воевать с могущественными противниками, которые ослабят его мощь и отвлекут внимание от нашей страны.

— Засуньте вашу большую политику под хвост старой кляче, — от души посоветовал генерал. — Не ожидал, что вы решитесь произнести вслух нечто подобное.

Главный бурмасингер поворчал что-то из-за спины непосредственного начальства. Присутствующим показалось, что он это самое начальство как бы сдержанно порицал.

— Противно, — не стал отпираться начальник Тайной Службы. — Не спорю. Но печальная правда состоит в том, что каким бы долговечным ни оказался его высочество Зелг, Тиронга и Кассария проживут дольше. И потому для меня на первый план выходят не личные, а общегосударственные интересы. Вкратце, наше положение таково: никогда, за всю летописную историю Ниакроха, демоны (а также прочие могущественные существа нечеловеческого происхождения) не угрожали нашей стране. Впрочем, ни одной другой тоже. Спросите любого специалиста, сведущего в мистике и магии, и он охотно пояснит вам: насколько демоны опасны любому отдельному человеку, настолько они безопасны человечеству в целом. Ибо мы — залог их нормального, беззаботного существования. Каждый из нас в отдельности не может ни предложить им что-то особенное, кроме своей души, ни отнять необходимое.

А вот кассариец и подобные ему, коих в мире насчитываются единицы, — те рассчитываются с миром всемогущих существ по абсолютно иному счету.

Бэхитехвальд и его нерожденный король, Князь Тьмы, то неведомое, но оттого не менее опасное существо, которое появлялось в замке мессира Зелга, — все они жаждут овладеть могуществом Кассарии. Выпить его. Уничтожить. Вознестись на небывалые высоты. У них свои игры, генерал. Нам не чета.

И граф небрежным движением передвинул на красное поле фигуру окончательно затосковавшего бурмасингера, который как раз открыл рот, чтобы объявить, что сдается.

— Вы проиграли, маркиз, — сказал да Унара. — Ваш замок пал.

— Вижу, — пробурчал Гизонга. — А зачем было вмешиваться?

— Так всегда бывает, — скромно заметил господин Фафут. — Кажется, победа уже в кармане и вдруг — рр-раз! Кто-то обязательно вмешается.

— Вы никогда не задумывались, отчего войны, которые вела Кассария под самым нашим боком, никогда нас не касались? — продолжал невыносимо откровенный граф.

— Нет, — одними губами отвечал генерал.

— Оттого, любезный друг мой, что существует негласная договоренность между простыми смертными и могущественными существами. Мы разносим наши интересы во времени и пространстве. Мы не принимаем ничью сторону. За это нас не трогают. Нам позволяют жить.

— Это унизительно, — сдвинул брови храбрый рыцарь. — Ваше величество, отчего вы молчите?

— Молчу, потому что я такой же подлец, как и достойный граф, — пожал плечами король, ломая перо на мелкие кусочки. — Потому что меня сызмальства готовили ко всей этой мерзости. Потому что я, кажется, с молоком матери впитал главную мудрость: если однажды Кассария рухнет, Тиронга вздохнет спокойно.

— Мы в этой ситуации, как крохотное государство, вроде Илгалийского княжества, которое оказалось зажато между двумя враждующими империями, — пояснил да Унара.

Тут король на минуту отвлекся, и граф стянул со стола оставшиеся перья, бумагу и хрустальное пресс-папье.

Огорченное величество поискало взглядом, чего бы покрутить в пальцах и поломать, но не обнаружило ничего подходящего и насупилось.

— Если кто-то высушит силу Кассарии, мы будем ему только признательны, — громко и раздельно повторил да Унара, будто вколачивал гвозди в крышку гроба, в котором похоронили дружбу и уважение генерала да Галармона.

— То есть приказ войскам отдан не будет, — уточнил дотошный Ангус.

— Ни в коем случае, милорд.

— Там каждый лишний меч на вес золота.

— Мы не имеем права отправлять людей на такую войну, откуда им заведомо не вернуться, — пожал плечами маркиз Гизонга. — Вы представляете себе хотя бы одного безумца, который решится противостоять сверхъестественному врагу?

— Это объективная реальность, — произнес начальник Тайной Службы Тиронги. — А субъективная реальность заключается в том, что все мы любим милорда да Кассара и многим ему обязаны.

— И Тиронга, — напомнил Галармон.

— И Тиронга тоже.

Генерал ждал продолжения, но оно не последовало.

— В таком случае, ваше величество, — решительно сказал первый рыцарь королевства, — прошу принять мою немедленную отставку.

— Чего-то подобного я и ждал от вас, — признался грустный король, нервно дергая кружевные манжеты.

— Вы ее примете? — спросил почему-то главный казначей.

— Вне всякого сомнения, — сказал Юлейн, гордо вскидывая голову. — Граф, верните же мне перо и бумагу! Что за детские шалости?

И, царапая витиеватую подпись под прошением Галармона, внезапно произнес:

— Тотис свидетель, как я вам завидую, мой дорогой.

Газета «Королевский паникер», № 146

ЧУДОВИЩЕ ЛАМАХОЛОТА

Вымысел или реальность?

Новости науки.