Белый Паяц - Угрюмова Виктория. Страница 63

– Были прекрасными, пока вы их не уничтожили, – сухо ответил комт.

– Поверьте, я сожалею всем сердцем. Но это неизбежно.

– Оставим пустые слова. Нас ждет более важное дело.

– Я к вашим услугам, – поклонился вождь. – Меня зовут Хар-Даван. Я – рахаган манга-ди-хайя.

Он вытащил из чехла свой удивительный топор, лезвие которого представляло собой распахнутые драконьи крылья, и церемонно отдал честь врагу, соблюдая этикет, как истинный рыцарь, а не варвар, явившийся из-за Тель-Мальтолы.

А Юбер Де Ламертон как завороженный, не отрываясь, смотрел ему прямо в глаза. Правый глаз рахагана сверкал сапфировым светом, а левый полыхал невыносимым багровым пламенем.

Они обменялись первыми ударами, и комт понял, что Хар-Даван мог бы убить его при первом же выпаде. Но отчего-то ему важно поговорить на прощание со своим врагом.

– Я хочу, чтобы вы знали, правитель, – однажды я построю прекрасный город с синими башнями, золотыми шпилями и белыми храмами. В нем будут сотни бассейнов и фонтанов с прозрачной холодной водой и множество зеленых тенистых парков. Я разобью цветники и оранжереи. Там будут тысячи тысяч роз. Самую красивую я назову вашим именем, обещаю.

И вонзил навершие топора в сердце Де Ламертона в ту самую секунду, когда с грохотом обрушилась вниз крыша оранжереи.

Комт умер вместе со своими розами.

Любой человек умирает, в сущности, только тогда, когда уходит в небытие весь его привычный мир.

А Хар-Даван долго еще сидел возле поверженного рыцаря, скрестив ноги, и рассказывал ему об увитых плющом и виноградом красных стенах Эрем-аугалы и висячих садах Коронеи. Он не был безумцем и знал, что рыцарь его не слышит, да и разве он станет слушать того, кто его убил; и что честная, светлая душа его сейчас уже далеко отсюда и любуется другими, куда более красивыми цветами.

Но никто иной не смог бы понять его лучше…

Увидев бледное лицо Фрагга Монтекассино с огромными сиреневыми тенями под запавшими глазами, падре Берголомо тяжело вздохнул, но ничего не сказал. А вот Гус Хиттинг и генерал Де Геррен, расставшиеся с великим магистром всего несколько часов назад в тронном зале дворца Альгаррода, не сумели скрыть удивления. Им показалось, что они разговаривали с каким-то другим человеком. Однако задавать вопросы было бесполезно, и они, утешившись мыслью, что у гро-вантаров есть свои тайны, поспешно сделали вид, что их занимает исключительно тема войны.

Впрочем, так оно и было, по большому счету.

Монтекассино, зябко кутаясь в плащ, уселся в кресло, стоявшее под окном и ярко освещенное первыми солнечными лучами. Он кивнул Риардону, и тот, отвесив общий поклон, заговорил:

– Великий магистр полагает, что вы уже знаете, господа, печальную новость. Маранья атакована варварским войском, явившимся из-за хребта Тель-Мальтола. К сожалению, в настоящий момент больше нам о враге ничего не известно. Как неизвестна судьба защитников пограничной крепости. Однако прогноз коменданта был неутешительным.

– Тогда дело плохо, – вздохнул Де Геррен. – Комт Юбер Де Ламертон – талантливый и опытный солдат. Я хорошо его помню. Если бы не всепоглощающая страсть ко всяким цветочкам-кустикам-яблонькам, он бы уже дослужился до командующего корпусом. Я бы охотно доверил ему тяжелую пехоту или колесницы. Несмотря на то, что он вечно витал в эмпиреях, а может, и благодаря этому, он был одним из самых расчетливых, выдержанных и здравомыслящих офицеров. Если он считает, что неизбежно проиграет сражение – сие не паника, не трусость, как может показаться на первый взгляд, а всего лишь констатация весьма неприятного для нас факта.

– Если к завтрашнему вечеру от него не поступит новых известий, – негромко сказал Риардон, – это тоже будет своего рода известием.

– Более всего меня угнетает, что мы не предусмотрели возможность нападения со стороны Тель-Мальтолы. – Де Геррен скривился, как от зубной боли. – Как жалкие варвары осмелились начать войну с Охридой?

– Не жалкие варвары, нет. Манга-ди-хайя, – моментально откликнулся Гус Хиттинг, и только теперь присутствующие заметили, что он вот уж минут десять как никого не перебивает, и это обязательно что-нибудь значит, но вот что?

Начальник Сумеречной канцелярии успел переодеться в зелено-золотистые многослойные одежды и выглядел как нахохленная райская птица.

– Что еще за манга-ди-хайя? – удивился полемарх.

– Так называют себя объединенные племена Айн-Джалуты.

И в ответ на удивленные взгляды собеседников Хиттинг пояснил:

– Нынешний чегодайский халкомелем – мой старинный приятель. Мы вместе начинали службу. Время от времени, в память о былой дружбе, он делится со мной важной информацией.

Присутствующие, не сговариваясь, подумали, что подобное поведение халкомелема можно объяснить только одним: тем, что и Сумеречная канцелярия порой раскрывает ему секреты охридской короны – исключительно по старой дружбе. Но поскольку сведения чегодайцев пришлись как нельзя более кстати, то все дружно решили не акцентировать внимание на подобных деталях. В конце концов, каждому ведомству присущ свой особенный стиль работы, и никому еще не удавалось вовсе никогда не нарушать правила. В конечном счете, только невероятная толщина каменных перекрытий и замковых стен мешала гостям великого магистра с головой окунуться в нюансы, свойственные здешней, лишь на первый, поверхностный взгляд тихой обители.

– И что же говорит об этих варварах чегодайский халкомелем? – блеклым, хрипловатым голосом спросил Фрагг Монтекассино.

– Говорит, что до недавнего времени за хребтом Тель-Мальтолы думали только о межплеменных распрях и выживании. И лишь недавно там объявился новый, молодой правитель, объединивший все племена и кланы под своей властью. Его зовут Хар-Даван. Он называет себя рахаганом манга-ди-хайя. Собственно, это он и дал новое имя своему народу.

– Рахаган, рахаган, позвольте… – забормотал Де Геррен. – Что-то удивительно знакомое, вот только никак не могу вспомнить что…

– Ничего странного, – снова откликнулся Монтекассино. – Это название владык древнего Баласангуна.

– Только этого нам и не хватало! – в сердцах воскликнул падре Берголомо.

– Баласангун – даже если верить, что это не красивая легенда, – исчез с лица земли настолько давно, что его трагическая и возвышенная история никак не может влиять на происходящее сегодня и сейчас, – уверенно произнес Хиттинг. – Во всяком случае, я не представляю, какую опасность может представлять для нас сказка о погибшем в огне королевстве; зато прекрасно представляю угрозу, которую несет Охриде несметное полчище диких и кровожадных варваров, как бы они себя ни именовали.

Падре Берголомо кротко поморгал седыми ресницами.

– Видите ли, любезный Гус, дело в том, что гессерские манускрипты изобилуют подробными описаниями падения Баласангуна. Это великое царство погубил Ардамалех…

В кабинете великого магистра гро-вантаров воцарилась тишина, которую нарушил недовольный голос Хиттинга:

– Еще один или тот же самый?

– Понятия не имею, – честно признался старик. – Но примите во внимание, что гессеры – это потомки выживших в той страшной войне баласангунцев и что гессерские шаманы – наследники древних иерархов Коронеи и хранители их тайн и знаний.

– Голова кругом от всех этих ваших мистических штучек, – вспылил чегодаец. – Ни нормально повоевать, ни лазутчиков послать, ни украсть секретные документы – всего будет мало, потому что – что ни день, то новый сюрприз. Хотите сказать, что наш прыткий рахаган и есть ваш таинственный Ардамалех?

– Не исключено. Совсем не исключено, – пробормотал Монтекассино.

– Ну и долго ли сдуреть? – сердито спросил Гус.

Генерал Де Геррен кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Господа, – сказал он. – Не кажется ли вам, что мы постоянно отвлекаемся на детали, а между тем нам необходимо обсудить главную проблему: как справедливо заметил любезный начальник Сумеречной канцелярии, как бы ни называл себя наш враг, а воевать с ним придется. Так что меня больше всего беспокоит наш план действий. Ибо при известии о том, что началась война – и даже не при известии, а при малейшем слухе, – зиккенгенцы начнут свою игру. Положим, для поддержания порядка в столице хватит и рыцарей Эрдабайхе, но в провинции…