Коктейль для троих - Уикхем Маделин. Страница 77

– Ладно, как хочешь,– сказала она со злобой.– Возвращайся к своему муженьку, мне наплевать!

– Роксана! – с мольбой воскликнула Мэгги.– Подожди!

Но Роксана уже вырвала у нее руку и, повернувшись, быстро зашагала прочь, бормоча себе под нос проклятия. Она знала, с самого начала знала, что Мэгги не побежит за ней, ибо у нее действительно не было выбора, но, боже, как бы ей этого хотелось!

В эту ночь Роксана спала всего несколько часов, а проснувшись, неожиданно решила уехать из Англии – уехать куда глаза глядят, лишь бы там было море и солнце. Ральфа она потеряла, друзей, возможно, тоже, зато у нее осталась свобода, куча знакомых и отличная фигура для бикини. «Значит,– решила Роксана,– сначала Средиземное море, а там будет видно!» Быть может, она даже уедет из Лондона насовсем, забудет родную страну, забудет все. Она не станет отвечать на звонки и телеграммы, не станет даже отсылать в «Лондонец» свои статьи – пусть Джастин покрутится без нее. Пусть они все без нее покрутятся!

Роксана подняла руку, и тут же рядом вырос почтительный официант в белоснежной тужурке. «Вот это называется сервис!» – с удовольствием подумала она. Порой Роксане казалось, что она могла бы всю жизнь прожить в пятизвездочном отеле в окружении услужливых официантов и старательных горничных.

– Пожалуйста, один фирменный сэндвич с салатом и свежий апельсиновый сок.

Официант кивнул, черкнул что-то в блокнотике и бесшумно удалился, а Роксана снова вытянулась в шезлонге, подставив лицо солнцу.

В «Парадине» она прожила две недели. Каждый день Роксана с самого утра спускалась к бассейну и наслаждалась солнцем, свежим воздухом и фирменными сэндвичами, которые ей очень нравились тем, что раз от раза их вкус нисколько не менялся. Сама Роксана тоже старалась следовать одному и тому же распорядку. Она ни с кем не знакомилась, не заговаривала с другими постояльцами и не выходила за пределы территории отеля. В результате каждый новый день отличался от предыдущего не больше, чем отличаются друг от друга бусины четок в руках монаха, но Роксану это устраивало. Благодаря этому она чувствовала себя спокойной, далекой от всех житейских переживаний и тревог. Единственным, что позволяла себе ощущать Роксана, была ласка теплого солнца, податливая мягкость нагретого песка под ногами и терпкий вкус первой вечерней «Маргариты». В далекой Англии по-прежнему жили люди, которых Роксана знала и любила, но очень скоро они стали казаться ей ненастоящими, почти бесплотными – словно тени прошлого, о которых вспоминаешь хотя и с теплотой, но редко, очень редко…

Боль от разлуки с Ральфом тоже улеглась или почти улеглась. Лишь иногда сердце ее сжималось с такой силой, что ей оставалось только стиснуть зубы, закрыть глаза и ждать, пока все пройдет. Однажды вечером, когда Роксана сидела в баре отеля, оркестр заиграл песню, которую они часто слушали с Ральфом. При первых же аккордах она едва не потеряла сознание от боли и с трудом заставила себя остаться на месте, хотя на глазах у нее выступили слезы. Так она и сидела, пока песня не кончилась, а слезы не высохли. А потом зазвучала новая, веселая мелодия, и официант принес ей заказанную «Маргариту», и мир снова стал если не прекрасным, то вполне сносным.

Но когда две недели подошли к концу, Роксана стала испытывать беспокойство. Безделье прискучило ей, она начала томиться. Отель, который поначалу так ей нравился, теперь казался тесным, словно комфортабельная тюрьма. «Похоже, пора уезжать,– подумала Роксана, стоя однажды утром у окна своего номера, откуда был виден бассейн и огороженные теннисные корты.– Только куда? Не в Англию – это ясно. Значит, еще дальше…»

И, не дав себе времени на размышления, Роксана принялась деятельно паковать вещи. Она давно поняла, что чем больше думаешь, тем сильнее болит, и спасение от этой боли только в движении: в путешествиях, в новых впечатлениях, сменяющих друг друга точно в калейдоскопе.

Роксана заказала билет на рейс в Найроби и позвонила своим знакомым в тамошнем «Хилтоне», попросив забронировать комнату. Она собиралась прожить в Найроби несколько дней, а потом отправиться на двухнедельное сафари, чтобы описать его потом в серии статей. Роксана заранее предвкушала, как будет фотографировать слонов и носорогов, как будет наблюдать восход солнца в саванне, и надеялась, что просторы африканских равнин помогут ей окончательно забыться.

Салон первого класса был наполовину пустым. Поднявшись на борт, Роксана с удобством устроилась в просторном кресле у окна. Пока стюардесса инструктировала пассажиров, она взяла бесплатный номер «Дейли телеграф» и стала просматривать первую страницу. Несколько статей были подписаны знакомыми именами, и Роксана поймала себя на том, что ей по-прежнему приятно сознавать себя частью журналистского мира. Впрочем, от своей работы она никогда и не собиралась отрекаться.

Перевернув несколько страниц, Роксана нашла раздел, посвященный модам, и углубилась в него.

Тем временем самолет вырулил на взлетную полосу и начал разгоняться. Рев двигателей стал громче, и Роксана невольно поморщилась – она всегда считала, что коль скоро за первый класс приходится платить такие большие деньги, авиакомпании просто обязаны предпринять что-то, чтобы пассажиры не страдали от шума. Но вот наконец лайнер оторвался от земли, слегка просел, выровнялся и начал набирать высоту. «Слава тебе, господи!» – подумала Роксана, перевернула страницу и… вздрогнула от неожиданности. Прямо на нее смотрел Ральф. Черно-белая фотография была довольно старой, и на ней он выглядел очень молодо, но Роксана узнала его мгновенно.

«Дьявол!» Роксана машинально перебрала в уме все общественно значимые события и мероприятия, к которым Ральф мог иметь отношение. Таковых оказалось довольно много, однако она никак не могла сообразить, что он такого сделал, что «Дейли телеграф» поместила его портрет размером в полполосы.

Потом она сообразила, что за раздел мог находиться в газете после «Мод», и лицо ее вытянулось и окаменело.

«Ушел из жизни Ральф Оллсоп,– было написано в некрологе,– издатель, который несколько лет назад сумел реанимировать ежемесячный иллюстрированный журнал "Лондонец", долгое время балансировавший на грани банкротства…»