Метаморфозы вампиров - Уилсон Колин Генри. Страница 13
— Сказано, по крайней мере, честно.
— Да какая честность! Обыкновенный расчет. Он знал, что околдовывает меня. Тогда, когда стояли в лифте. Вы же понимаете?
— Да. (Нет, все равно удивительно, насколько просто я себя сдаю).
— Околдовал все же?
— Не совсем. Ему надо было настроиться на ваше жизненное поле. Когда он это сделал, стало можно посылать свои вибрации. Вы их вначале не ощущали: слишком слабые. А вот когда уже удостоверился, вибрации окрепли, и он вам дал их почувствовать. Вспомните, на третье утро.
— И вот тогда я попалась, — негромко произнесла Ханако. — Я ведь даже думала, что сама виновата, — снова тусклая улыбка. — Может, действительно, так оно и было?
— То есть?
— Мне не надо было сдаваться. Я же могла воспротивиться. — Не думаю. Настроившись, он уже знал, где у вас заканчивается сопротивление.
Она посмотрела на него с любопытством.
— У таких людей вообще бывает совесть?
— Не знаю.
— Вы кого-нибудь из таких встречали?
— Я до недавних пор и не знал, что они существуют. (Не сознаваться же, что стаж насчитывает каких-то семь часов).
— Я не думаю, что у Карло есть совесть. Ему было все равно, что я замужем и люблю своего мужа. Он хотел меня, и просто взял свое. А я допустила.
— Вины вашей в этом не было. Вы не знали, что происходит.
— Да, это так. — От этой мысли ей, по-видимому, полегчало.
— А как вы теперь относитесь к Карло? — поинтересовался он.
— Ненавижу, скорее всего. Да, именно ненавижу. Теперь, когда обо всем думается спокойно, я вижу, что это опасный человек, такому место в тюрьме.
— Легко сказать…
— Да, я понимаю, и ни на что такое не надеюсь. В законах об этом не сказано.
Одного взгляда на Ханако было достаточно, чтобы понять ее чувства. Любовник виделся ей человеком, жестоко обманувшим доверие.
— Что вы думаете делать?
— Не знаю. Напишу, наверное, Карло, скажу, чтобы впредь ко мне не подходил. — В глазах женщины мелькнула внезапная надежда. — А вы не могли бы передать ему вместо меня?
Мысль настолько неожиданная, что Карлсен слегка растерялся.
— Н-ну… думаю, что и смог бы.
— Вам бы он поверил.
Вполне логично. Если письмо любовнику напишет она, не исключено, что он начнет напрашиваться на встречу. Может, даже сумеет снова улучить ее в свои сети. А именно этого она и боится.
— Хорошо, я переговорю с ним.
— Спасибо. — Облегчение нахлынуло волной, еще раз дав понять, что жизненные поля у них попрежнему в тесном контакте.
— Теперь бы вам лучше заснуть, — заметил Карлсен, вставая.
— Да, — она улыбнулась. — Теперь спать.
Он стоял уже в дверях, когда Ханако окликнула:
— Скажите мне, пожалуйста…
— Да?
— По-вашему, Карло один из тех, о ком писал ваш дед?
Карлсен озадаченно вздохнул.
— Честно сказать, не знаю. Это надо будет повыяснять. Я на вас выйду.
Только на улице, он запоздало спохватился, что адреса-то так и не взял. Спалось хорошо, крепко. Но проснулся среди ночи и вспомнил, что вампир — сон как рукой сняло.
Поначалу размышления не лишены были приятности: интересно все же ощущать в себе неизведанные силы, увлекательно. При мысли же о Ханако Сузуки в душе шевельнулось сочувствие, вспомнился ее гнев. Она походила на соблазненного взрослым ребенка, которому раскрывается вдруг вся суть происшедшего. Осуждения Карло заслушивает ничуть не меньше, чем священник, втихомолку изнасиловавший девочку из хора. Подумалось о Линде Мирелли, и немного легче стало от того, что у самого хотя бы совесть чиста. По крайней мере, Карлсен был с ней откровенен…
И что теперь будет с Ханако? Ей хочется забыть своего любовника, но как ей это удастся? Она открыла для себя новую сущность секса, неизъяснимое наслаждение жертвовать часть своей жизненной силы вампиру. Каково ей теперь будет довольствоваться скудными физическими ласками обыкновенного мужчины? Она, как говорилось у викторианцев, «погублена».
Тут мысли снова возвратились к Линде Мирелли, и самодовольство неожиданно истаяло. Да, действительно, он был с ней честен, но разве в этом какое-то отличие? Она, по сути, в том же положении, что и Ханако. Ей хотелось отдавать жизненность, ему — забирать. Но глубокого личного интереса Карлсен к ней не испытывал и уж, конечно, жениться не собирался. Получается как бы, что пользуемся, а ручки — вот они. А ей теперь, безусловно, никогда уже не получить полного удовлетворения в объятиях мужчины, с которым у нее планируется замужество. Наказывай теперь, не наказывай, а погубить он ее точно погубил.
Мысль настолько разбередила, что Карлсен выбрался из постели и, прошлепав на кухную, налил себе стакан апельсинового сока. Вышел с ним на балкон и уселся в темноте. Юго-западный ветер, разойдясь (Контроль погоды работает только до полуночи), теребил паруса стоящих на якоре яхт. Отражения их огней влажно трепетали на потревоженной воде. К северу по мосту Куинсборо проплывали огни машин. На Карлсена внезапно нахлынуло уныние, точно как в предыдущую ночь, когда лежал без сна в канзасском мотеле, раздумывая о Карле Обенхейне. Воздух словно потяжелел от сгустившейся зловещести и жестокости. Тут Карлсен впервые застал себя на мысли о Карло Пасколи. Возможно ли, действительно, что это один из тех вампиров со «Странника»? Да ну, откуда. То были убийцы, а это так, воришка какой-то. Интересно, правду ли он сказал, что вампиры первым делом взялись на Корсике? По справочникам, помнится, все происходит с какой-то местности около Балкан. Впрочем, если сейчас доискиваться, то уже не заснуть. Карлсен допил сок и возвратился в спальню. Лежа в постели, заставил себя расслабиться, вызвав затем в теле ровное, мреющее тепло. Волнение вдруг представилось бессмысленным, и постепенно он уютно забылся.
Наутро, за легким завтраком (тост с анчоусами и кофе), Карлсен подтащил ближе к тарелке инфроэкран и вошел в сеть Нью-Йоркской библиотеки. На удивление, список работ по вампирам возглавляла статья из Американской энциклопедии. Длинное такое, на сухом научном языке эссе некоего профессора Вэмбери, начинается со слов: «Русское „вампир“, южно-русское „упырь“. Образуется, очевидно, от глагольного корня „пи“ — „пить“. Дальше шло определение вампира как кровососущего призрака или ожившего мертвеца.
Появилась мысль выключить все это, но сдержался, начав просматривать страны, связанные с легендами о вампирах: Богемия, Венгрия, Румыния, Сербия и Греция, где вампиры известны как „вруколакас“. Упоминались также Германия, Бавария и Силезия. А вот Корсики, кстати, нигде не значилось. Карлсен послал текст на печать, и из принтера поползла бумажная лента, шелестящая со скоростью две тысячи слов в час. Следующая проблема — узнать, что можно, о Карло Пасколи. В обычной справке из Бюро Населения и Статистики приводились только адрес (квартира на Ист-Хьюстон) и дата рождения, с дополнительной информацией, что он учитель музыки. Ого, любовнику Ханако, оказывается, всего двадцать два года. Через спецсвязь с полицей Карлсен получил доступ к кредитной истории Пасколи (безупречная). По тому же каналу получил и сводку, что родился Пасколи в Солензаре, на Корсике. В Аяччо ходил в частную школу, затем — четыре года в Принстоне, со степенью в области музыки. Ясно, что родом Карло Пасколи из очень состоятельной семьи. Место работы: „Бедэйл мьюзик корпорэйшн“, 3207 Манхаттан Билдинг, Шестая авеню.
Информационный листок содержал также цветное фото. Круглолицый молодой человек с короткой стрижкой и оливковым цветом кожи. Времени — без пяти девять. Карлсен вспомнил, что работа у Пасколи начинается в девять тридцать. До Шестой авеню идти всего ничего, так что еще уйма времени.
Карлсену нравилось прогуливаться по Нью-Йорку утром. Бюро Климатического Контроля с рассвета до девяти пятнадцати поддерживало устойчивый ветер со свежащим запахом горных вершин. Городской Совет содержал также армию дворников, одетых в старомодные синие комбинезоны и фуражки. Они катили перед собой тележки-автоматы, разбрасывающие по тщательно прометенным стокам опилки со слабым запахом хвойного дезинфектанта. Мини-кафе через вентиляторы выдували на улицу запах жарящихся кофейных зерен, и о сочетании запаха хвои и кофе часто говорилось как о — „Нью-Йоркском аромате“. Все это составляло неотъемлемую часть индустрии туризма.