Брат мой, враг мой - Уилсон Митчел. Страница 116
Он упустил в своих расчетах только одно: медленно надвигавшуюся старость.
А сейчас Ван Эпп, лежащий на продавленной койке в темной меблированной комнатушке, был действительно стар, и ставка на этот раз была неизмеримо больше – не деньги, а бешеная гордость; – но теперь уже не осталось и следа ни от восхитительного волнения времен его молодости, ни от спокойной уверенности, которая пришла позже. Сейчас ожидание было сплошной пыткой. Весь день, после ухода Дэви и Вики, он старался не думать о той обещанной ему работе в настоящей лаборатории. «Это было сказано на ветер, – повторял про себя Ван Эпп. – Мало ли что мальчишка может наобещать сгоряча. Я теперь сторож, сторожем и останусь». Но ни сила воли, ни рассудок никогда не могут убить мечту; нестерпимое желание вернуться в мир, который был так близок ему когда-то, сжигало его душу. Немного погодя он стал думать о Дэви с ненавистью. Весь этот день, всю ночь и весь следующий день в нем бушевал пожар.
Старик лежал на кровати в маленькой, скудной обставленной комнатке, с окном, выходящим в вентиляционную шахту, где всегда царила ночь, и невозможно было понять, то ли он в могиле, то ли ещё на краю её. Старик лежал, уставясь в потолок, и старался заснуть. По гулким коридорам старого дома далеко снизу то и дело доносился стук входной двери. В холле дребезжал телефон, на звонки отвечали молодые смеющиеся голоса. И каждый раз, когда открывалась дверь, у Ван Эппа екало сердце – он был уверен, что к нему пришли от того юноши. Каждый раз, когда звонил телефон, он ждал, что сейчас позовут его. «Ах, этот мальчик, этот мальчик – где он? Где он, во имя всего святого? Будь он проклят, ведь не я же просил у него работы! Где ты, негодяй? – бормотал он с закрытыми глазами сквозь стиснутые зубы. – Позови же меня!»
Прошел нескончаемый день, а ему так никто и не позвонил.
В десять часов вечера, когда он степенной походкой сторожа шел по бетонному двору, послышался рев мотора, перекрывший отдаленный городской гул. Потом по улице запрыгали отсветы фар, хотя машина была ещё далеко, в нескольких кварталах отсюда. Вскоре вдоль улицы потянулись полоски света, подрагивающие при каждой выбоине на мостовой. Через минуту у ворот резко остановилась неясно различимая в темноте длинная и низкая машина с откинутым верхом, словно ворохом цветов нагруженная смеющимися молодыми людьми. Мощная фара под ветровым стеклом, точно раскаленный белый глаз, вызывающе уставилась на заводские корпуса, потом обшарила двор и наконец поймала Ван Элла, пригвоздив его к темноте.
Хлопнула дверца машины, у ворот послышались шаги, и Ван Эппа окликнул веселый голос. Растерявшись от слепящего света, но просияв, как ребенок, который заблудился в магазине и вдруг увидел в толпе шляпу матери, Ван Эпп бросился к воротам. Он ощущал глупую улыбку на своем лице, не понимая, откуда она взялась, но, когда он попытался согнать её, глаза его повлажнели, а в груди что-то задрожало. Он едва удерживался, чтобы не побежать. «Ах ты старый дурак, – думал он. – Ведь они мне сейчас откажут, и всё!» Свет мигнул и погас.
У ворот стоял Дэви Мэллори.
– Ну, свершилось! – сказал он. – Договор заключен!
– Что ж, это очень приятно, – ответил Ван Эпп так спокойно, будто вся его жизнь состояла из безмятежно-спокойных часов. – И всё получилось так, как вы хотели?
– Ну, не совсем, мы рассчитывали на большее. Нам ещё не гарантировали длительной финансовой поддержки. Пока что они согласились финансировать испытания, чтобы посмотреть, как работает наш прибор в его нынешнем виде. Если то, что мы покажем, им понравится, они докинут нам денег, и, если в положенный срок мы достигнем определенного успеха, – дадут ещё.
– Вот как, – медленно произнес Ван Эпп; он тотчас же увидел всю каверзность этого соглашения. – Значит, они будут крепко держать вас в руках!
– К сожалению, довольно крепко, но это всё, чего мы смогли добиться.
Ван Эпп промолчал. Многолетний опыт позволял ему отчетливо понять, что произошло, но внутренний голос подсказывал, что лучше не раскрывать рта. Всё это пока его не касается. Дальнейший же разговор на эту тему только отвлек бы Мэллори от того, что он должен был сказать и что Ван Эппу хотелось услышать больше всего на свете. Но едва он решил про себя быть поосторожнее, как у него вырвался вопрос:
– Кто же там против этого договора?
– Как – кто? – растерялся Дэви. – Почему вы так спрашиваете?
– Не знаю, – сказал Ван Эпп. – Может, я ошибаюсь, но если вы предлагали им одно, а получили другое, гораздо меньше того, что хотели, значит, за это время у кого-то появились сомнения. – Лицо высокого юноши мгновенно помрачнело, и Ван Эпп уже проклинал себя. – Не обращайте внимания на мои слова, – быстро добавил он. – Главное – они хотят, чтобы вы обосновались тут и взялись за дело.
– Мы тоже так считаем, – сказал Дэви. – И переедем сюда завтра же утром.
– Так, – произнес Ван Эпп, а про себя молил: «Ну, позови же меня, позови!» – Желаю вам удачи. От всей души. Спасибо, что заехали сказать мне об этом.
– Я знал, что вам это будет приятно. Я звонил вам домой, но, пока я раздобыл ваш номер в конторе фирмы, вы уже ушли. Я просил передать, когда вам нужно прийти, но потом подумал, что вы быть, может, захотите узнать обо всем поскорее.
– Вы мне звонили? – медленно спросил Ван Эпп.
– Да, около семи. Вам удобно прийти в среду?
– Но завтра же вторник.
– Разве вы не хотите отоспаться?
– Сынок… то есть мистер Мэллори, – сказал Ван Эпп. – Последние десять лет я сплю не больше часа в ночь. А сегодня я, наверно, и совсем не засну. Если я нужен вам завтра – я приду завтра.
– Ну, тогда приходите к девяти. – Мэллори приветственно взмахнул рукой и ушел.
Из машины донеслись приглушенные голоса, женский смех, потом всё потонуло в реве внезапно ожившего мотора. Машина умчалась, Ван Эпп помахал ей вслед. Он застыл на месте и только через несколько секунд спохватился, что стоит не дыша, и было таким наслаждением снова наполнить легкие воздухом, что он даже прикрыл глаза.
Много раз в жизни ему приходилось ожидать важных решений, но важнее этого, пожалуй, не было ни одного. По крайней мере, ни одно не значило для него так много. Лишь через несколько часов он вспомнил, что о жалованье не было и речи, но его интересовали не деньги: как всегда, ему хотелось убедиться, что его ценят за то, что он способен дать.
Когда Дэви направился к машине, до Ван Эппа донеслись оттуда только чьи-то невнятные голоса; Дэви же расслышал в темноте смех Вики, за нею рассмеялся и Кен, и в этом дружном тихом смехе звучала та прежняя интимность, которой уже не существовало между ними несколько лет. Дэви мысленно перенесся в то время, которое, как он надеялся, навсегда вычеркнуто из его памяти. Но это воспоминание притаилось где-то в темном уголке, как закутанная с ног до головы фигура, ожидающая только сигнала, вроде подслушанного сейчас смеха, чтобы сбросить с себя покровы; и вот она выступила из тени со страшной многозначительной улыбкой. «Я тебя помню, и ты меня тоже помнишь, правда?» – говорила эта улыбка.
При свете уличного фонаря Дэви увидел в открытой машине всех троих: Дуг сидел за рулем и, уйдя в свои мысли, глядел прямо перед собой, рядом с ним – Кен, в глазах его веселое озорство, он полуобернулся через плечо к Вики, а та наклонилась вперёд, с шутливым негодованием теребя его за плечо.
– Ну и что же было потом? – умоляюще спрашивала она. – Ну расскажи!
– Да больше и нечего рассказывать, – сказал Кен нарочито небрежным тоном, желая разжечь её любопытство. – Всё то же самое. Сначала говорил я. Потом говорили они.
– Вот про это я и хочу послушать! – воскликнула Вики. Она обернулась к Дэви, который остановился у машины. – Кен просто невозможен! Скажи ему, чтобы он рассказал мне всё!
– О чём он должен рассказать? – спросил Дэви.
– Да о том, что сегодня там было.
Она и не догадывалась, что разбередила старую рану и что Дэви, старательно улыбаясь; скрывает страдание, «Но как она может не понимать! – кричала в нем боль. – Ведь она должна видеть всё, что во мне творится!»