Разрисованная мама - Уилсон Жаклин. Страница 30

— Ладно, не хнычь. Подарю тебе другого мишку — на Рождество.

— Нет, я не хочу другого. Мне нужен только мой Джок — и никто больше. А еще мои старые книжки. И моя Барби со всеми своими платьицами.

— Понятно. Кстати, я тоже любила свою Барби! Пока ты не обрила ее наголо. Я тогда едва не придушила тебя, помнишь? А потом мне даже понравилось, что она лысая. Я даже сделала ей из пластилина такие ботинки, как у всех скинхедов, — черные, с толстыми подошвами и шипами. Ты помнишь, Дол?

— Помню, конечно. Жаль, что ничего этого уже больше нет. Хотела бы я, чтобы…

Я беспомощным жестом обвела нашу со Стар комнату. Это была самая лучшая комната из всех, что у нас когда-либо были, и я любила ее. Правда, никаких занавесок или ковров в ней не было, но Мэриголд купила громадную канистру темно-голубой эмульсии, и мы сами выкрасили ею стены и потолок. А потом Мэриголд предложила превратить их в океан и сама разрисовала их разными рыбами и китами, а еще нарисовала коралловый риф с русалками и целую стайку веселых дельфинов. Потолок превратился в небо, и Мэриголд целый день и полночи проторчала на стремянке, разрисовывая его звездами. Тут был и Млечный Путь, и Сириус, и Плеяды, и Большая Медведица, и Малая Медведица, и огромная сверкающая Полярная звезда. Но самыми яркими и большими были пять лучей другой звезды — в точности такой же, как та, что была вытатуирована у нее как раз напротив сердца.

Да, это была самая восхитительная комната из всех, в которой только можно жить. И тогда мне и в самом деле не хотелось, чтобы в ней по углам валялись какие-то обшарпанные старые игрушки. А теперь стало жаль, что не удалось сохранить кое-что из прежних вещей, когда, случалось, нам приходилось ночью, тайком, съезжать с квартиры и перебираться в другое место.

Мне вдруг вспомнились все мои старые любимые игрушки, разбросанные по разным домам Лондона.

— Хотелось бы мне знать, что с ними сейчас, —пробормотала я.

И тут же представила, как их с грохотом кидают на какую-то уродливую телегу, а потом везут через весь Лондон, чтобы свалить на грязную помойку вперемешку со всякими грязными отбросами, вонючими тряпками и драными картонками, как прожорливые чайки выклевывают моему старому Джоку глаза, а жирные крысы грызут то, что еще осталось от волос моей Барби…

Пробило полночь. Мэриголд так и не вернулась, и Стар позволила мне улечься в постель вместе с ней. Я уткнулась в нарисованного мишку у нее на спине и уснула. Мне снилось, что мы с ней трясемся в уродливой повозке с мусором, а потом мусорщик, пригладив волосы Стар своими грязными пальцами, умыл ей лицо и привязал ее к передку повозки, сказав, что она теперь — его счастливый талисман. А потом они вдвоем вышвырнули меня из повозки на свалку в груду отбросов, и я стала тонуть в них. Я кричала и звала Мэриголд на помощь, уже зная, что она не придет. Она не придет, как бы долго и громко я ее ни звала…

— Мэриголд!

— Ш-ш-ш, я тут, дорогая. Все в порядке, Дол, я дома. Все хорошо, милая. Все просто отлично. О господи, да все просто замечательно! Проснись же! Стар, говорю тебе, проснись !

Мэриголд включила свет. Он вспыхнул так ярко, что поначалу я вообще ничего не видела. Я прижалась к ней, сонно моргая щелочками глаз. От нее пахло спиртным, но на вид она, казалось, была в полном порядке, хотя почему-то дрожала всем телом. Я крепко обняла ее, но Мэриголд не обращала на меня внимания.

— Стар! Стар, проснись же, дорогая! Смотри! — Перегнувшись через меня, Мэриголд ласково отбросила с заспанного лица Стар волосы. — Стар, я хочу познакомить тебя с одним человеком. — Голос ее от волнения так дрожал, что ей с трудом удавалось выговаривать слова. — Смотри, Стар, это Микки! Твой отец!