Разрисованная мама - Уилсон Жаклин. Страница 46

— Нет конечно! Понимаешь, чтобы делать татуировки, нужно вначале долго учиться — ты даже не представляешь, сколько всего разного нужно знать! — и потом нужно тщательно следить за тем, чтобы все было стерильно чисто! Но так просто рисовать на коже я, конечно, могу. Это ерунда, проще простого! Могу и тебе нарисовать что-нибудь. Если хочешь, конечно.

— Только после уроков, ладно? Когда придем к вам.

— Боишься, что мисс Хилл увидит? Эх ты! Ты даже не представляешь, какие художественные шедевры скрыты под этой старой бежевой кофточкой и темно-синей юбкой! Думаешь, я тебя разыгрываю? — Я перевернула страницу и принялась рисовать мисс Хилл — в чем мать родила и к тому же с ног до головы покрытую татуировками.

— Долфин, ты с ума сошла, тут же на другой стороне твое сочинение! Как ты теперь его сдашь? — всполошился Оливер, но стоило ему увидеть мои художества, как глаза его заблестели.

— Ух ты, клево! Тютелька в тютельку она, честное слово!

А меня будто охватило какое-то безумие. Я все рисовала и рисовала, одну за другой придумывая все новые и новые татуировки — все более замысловатые и, я бы сказала, дикие. Я старалась, чтобы ни один сантиметр тела мисс Хилл не пропал зря.

— Это кошмар какой-то! Ты просто спятила! — пропыхтел Оливер. — Знаешь, мне кажется, я просто не смогу больше смотреть на мисс Хилл.

И в тот же момент в библиотеку вплыла сама мисс Хилл! Собственной персоной!

Оливер сдавленно охнул. Я в мгновение ока затолкала под стол свой шедевр и судорожно сжала его коленями.

— Добрый день, мистер Гаррисон. Мне нужно подобрать несколько книг для нашего викторианского проекта. — В этот момент ее взгляд случайно упал на Оливера. — Оливер, это ты? — удивилась она. — Что ты тут делаешь?

Оливер только беспомощно открыл рот, да так и застыл, не в силах выдавить из себя ни звука, словно вытащенная на берег рыба.

— Оливер волнуется, потому что я попросила его помочь мне написать сочинение, мисс. Мисс Хилл. Он испугался, потому что решил, что вы рассердитесь, а я сказала: нет, наоборот, вы похвалите его за то, что он предложил мне помощь. Это ведь и вправду очень мило с его стороны, да, мисс Хилл?

— Э-э-э… да. Конечно. Хотя в общем-то ты должна была сделать все самостоятельно, Долфин. А что это ты прячешь под столом? Это, наверное, и есть твой рассказ? Дай-ка мне посмотреть, много ли у тебя получилось.

У Оливера вырвался сдавленный стон.

— Нет, нет, это просто так… это… черновик, мисс Хилл. Я… я вообще его порвала, — бормотала я, торопливо комкая листок и превращая его в тугой бумажный шарик. — Но я как раз собираюсь его переписать. Правда ведь, Оливер?

Оливер по-прежнему был не в состоянии выдавить из себя ни звука, но судорожно закивал с такой скоростью, будто кто-то долбил его по голове.

— Очень хорошо, Долфин. Буду с нетерпением ждать возможности почитать твое сочинение. Наверняка получится нечто захватывающее. — Милостиво кивнув, мисс Хилл двинулась к стеллажам, где хранилась викторианская литература.

Мистер Гаррисон ее сопровождал. Когда она, покончив со своими делами, скользнула по тщательно натертому полу к двери и выпорхнула из библиотеки, он обернулся и хитровато нам подмигнул.

— Не знаю, что там на самом деле — я хочу сказать, на том листке, который ты прячешь, Долфин, — но я бы на вашем месте избавился от этой бумажки. И как можно быстрее.

— Спасибо, мистер Гаррисон, — кивнула я, пряча бумажный комок в карман.

Ах, как бы мне хотелось, чтобы моим учителем был мистер Гаррисон, а не мисс Хилл, но он вел третьи классы. Ученики дружно его обожали. Стоило ему только выйти во двор, как они мигом облепляли его со всех сторон, точно мухи пряник, и висли на нем гроздьями. Как-будто он был их общим папой. Вот бы мне такого папу, подумала я.

В конце концов я написала сочинение и назвала его «Мой папа». Ну… точнее, я рассказала все Оливеру, он записал, а я потом переписала своей рукой. К тому времени, как я добралась до конца, рука у меня уже отваливалась от усталости.

МОЙ ПАПА

Я обожаю своего папу, он просто супер. Он приезжает и видится со мной только раз или два в год, потому что он всегда путешествует по всем морям и океанам, сколько есть в мире, и изучает дельфинов. Поэтому меня тоже назвали Долфин. Мой папа понимает крики дельфинов и может плавать среди них, и в следующий раз, когда он приедет повидаться со мной, он сказал, что возьмет и меня с собой и я буду кататься на спине у дельфина, и держу пари все просто сойдут с ума от зависти, а мой лучший друг Оливер тоже, если захочет, сможет покататься на дельфине вместе со мной.

Это правда? — спросил Оливер.

— Правда что? Покататься на спине у дельфина? — переспросила я. — Ну… не совсем.

— Нет… правда, что я твой лучший друг?

— Конечно. Ведь ты же придешь к нам пить чай? — ответила я.

Но меня понемногу начали одолевать сомнения. После школы мы зашли за Стар, и все вместе отправились домой. Стар было не узнать — она была просто до слащавости мила, болтала с Совенком, словно он был ее младшим братишкой, и тарахтела без умолку, всю дорогу рассказывая ему уморительные байки о каких-то глупых проделках ее хоккейной клюшки. Оливер заливался смехом. Я угрюмо тащилась сзади, начиная понемногу чувствовать себя лишней, но тут Оливер вспомнил обо мне. Он воспользовался тем, что Стар зашла в магазин, и неожиданно заявил:

— А мне нравится твоя сестра.

— Она всем нравится. А ты заметил, какая она хорошенькая? А волосы какие!

— Просто великолепные. — Оливер немного помолчал. — Но не такие классные, как у тебя! — выпалил он вдруг.

Конечно, все это было очень мило, но прозвучало настолько по-дурацки, что я от неожиданности побагровела.

— Что это с тобой, Дол? — поинтересовалась Стар. — Ты красная, как помидор. — В руках она держала огромный бумажный пакет.

— Ничего.

— Батюшки, Оливер! Что ты ей такое сказал?

— Ничего.

— Ну вы прямо как попугаи: только и твердите «ничего», «ничего», — передразнила нас Стар. — Нате, несите сами.

И с этими словами она сунула нам свой объемистый пакет. Чего там только не было! Фруктовый шербет с орехами, тоненькие банановые хрустики и тянучки, кока-кола, колечки с ликером и длинные палочки мармелада в форме извивающихся змей.