Город золотых теней - Уильямс Тэд. Страница 64

Много лет назад, до моего или вашего рождения, началась страшная засуха. Она поразила всю землю, но пустыню – сильнее всего. Три года продолжалась она. Стада спрингбоков покинули землю, хартебисты и куду тоже ушли или погибли. Семья моего отца страдала – пересохли даже ямы, откуда только бушмены могут высасывать воду через соломинку. Старики уже отдали себя пустыне, чтобы могли выжить молодые, но даже юные и сильные умирали. Дети рождались слабыми и больными, а потом перестали рождаться вовсе, ибо наши женщины бесплодны в засуху.

Мой отец был тогда охотником в самом расцвете молодости. Далеко уходил он в пустыню, целыми днями выискивая еду для своей семьи: братьев и сестер, племянников и племянниц.

Но с каждым разом ему приходилось уходить все дальше, и все меньше еды оставалось, чтобы поддержать его силы во время охоты. Яйца страусов, в которых мой народ хранит воду, почти опустели. Другим охотникам везло не больше, и женщины работали целыми днями, выкапывая последние корни, уцелевшие в засуху, собирая последних насекомых в пищу детям. По ночам все молились о дожде. Не было им счастья, никто не пел, а потом и не рассказывал сказок. Так велико было горе, что некоторые в семье моего отца решили, что дождь навсегда покинул землю, что близится конец мира.

Однажды, когда отец ушел на охоту и семь дней не видал своего народа, ему явилось невероятное видение: великий эланд, прекраснейший из зверей, стоял на краю солончака и грыз кору колючего дерева. Отец знал, что эланд мог бы кормить его семью много дней и даже вода, собранная травой в его желудке, помогла бы детям остаться в живых. Но он знал также, что видеть одинокого зверя – необычно. Эланд не бродит в огромных стадах, как другие антилопы, но вместе с ним путешествует и его семья, как и у нашего народа. И кроме того, этот эланд не был истощен, ребра его не торчали, несмотря на ужасную засуху. Отцу подумалось даже, что этот зверь – особый дар Деда Богомола, сотворившего первого эланда из обрывков сандалии Квамманги.

Пока он раздумывал, эланд заметил его и бросился прочь. Отец мой пустился в погоню.

Целый день преследовал он эланда, и когда тот остановился передохнуть, отец подкрался к нему, намазал наконечник самым сильным ядом и выпустил стрелу. Стрела попала в эланда, но тот умчался. Когда отец подошел к тому месту, где стоял зверь, стрелы там не оказалось, и он возрадовался – значит, стрела попала в цель. И снова он пошел по следу.

Но эланд не слабел и не замедлял бега. И еще день отец преследовал его, но уже не мог подойти достаточно близко, чтобы выстрелить еще раз. Быстро бежал эланд. Опустели яйца страуса, и кончилось сушеное мясо в мешке, но не было времени ни искать воду, ни добывать пищу.

И еще два дня гнался отец за зверем, под горячим солнцем и холодной луной. А эланд все бежал на юго-восток, туда, где кончается пустыня, к великому болоту вокруг речной дельты. Никогда в жизни отец не подходил так близко к Окаванго – его народ, когда-то проходивший тысячи миль в год, теперь не покидал пределов пустыни. Но от голода и жажды он немного помешался, а может, им овладели духи. Уверившись, что эланд – это дар Богомола, он твердо решил поймать его и отдать своему народу, чтобы вернулись дожди.

И наконец, на четвертый день после того, как он подстрелил эланда, отец пересек границу пустыни и, перевалив через холмы, достиг окраин болот Окаванго. Болото, конечно, высохло в те годы, и он не увидал ничего, кроме растрескавшейся грязи и засохших деревьев. Но бегущий эланд еще маячил перед ним, как мираж, и следы его оставались в пыли. Отец же следовал за ним.

Всю ночь шел он по незнакомым местам, по костям крокодилов и рыб, белеющим под луной. Народ моего отца жил по-старому – каждый камушек и холмик пустыни знали они, каждое деревце и куст, как горожане знают привычки своих детей и мебель в собственных домах. Но теперь он был в незнакомых местах, преследуя огромного эланда, которого считал духом. И пусть он был слаб и испуган, но он был охотником, и народ его пребывал в нужде. И взмолился он звездам-бабкам, прося у них мудрости. И когда Утренняя звезда – величайший из воинов – показалась на небе, отец обратился к ней с молитвой. «Пусть сердце мое станет, как твое», – просил он у звезды смелости жить, ибо силы покинули его.

Когда вновь взошло солнце и опалило землю, отец увидал впереди эланда у бегущего ручья. От вида воды и близости зверя-духа голова отца заболела, и он упал. Пробовал он ползти, но руки и ноги отказали ему. Но, уже теряя сознание, увидал он, как эланд обратился в прекрасную девушку – не знакомую ему девушку нашего народа.

То была моя мать, вставшая рано поутру, чтобы набрать воды. От засухи пересохла даже великая дельта, и ей приходилось далеко ходить за водой от своей придорожной деревушки. Она увидала, как из пустыни вышел охотник и рухнул у ее ног, умирая. Она дала ему напиться. Отец опустошил ее кувшин, потом едва не выпил ручей досуха. Когда он смог встать, она повела его к своей семье.

Старшие еще говорили на нашем языке. Покуда родители моей матери кормили отца, деды и бабки задавали ему вопросы и бормотали восхищенно, видя человека из воспоминаний своей молодости. Отец же ел, но больше молчал. Хотя люди эти были похожи на него, пути их были странны. Однако и на них не обращал отец внимания. Смотрел он только на мою мать, а она – на него.

Остаться он не мог. Он потерял эланда, но мог отнести воду своим родным. Да и чужаки пугали его своей говорящей коробкой, необычной одеждой и странной речью. Моя мать, не любившая собственного отца, который бил ее, сбежала с моим отцом, предпочтя его народ своему.

Хотя отец не просил ее покинуть семью, он был очень счастлив, когда она пошла с ним, ибо полюбил ее с первого взгляда. Он назвал ее Дочерью эланда, и они смеялись вместе, хотя поначалу не понимали друг друга. И когда наконец, после многих дней, они нашли народ отца, вся семья поразилась его рассказу и приветствовала его подругу. Той ночью гром прокатился над пустыней, и вспыхнула молния. Дожди вернулись. Засуха кончилась.

Ксаббу умолк. Рени ждала, сколько могла терпеть, и наконец не выдержала:

– А что случилось потом?

Бушмен поднял голову. На губах его играла слабая грустная улыбка.

– Я не утомил вас своим долгим рассказом, Рени? Это лишь мой рассказ, рассказ о том, как я появился на свет и откуда пришел.

– Утомил? Это… Это прекрасно. Как волшебная сказка.

Улыбка дрогнула.

– Я остановился, потому что это был прекраснейший миг в их жизни. Когда пришли дожди. Семья моего отца думала, что он и впрямь привел дочь эланда, привел им удачу. Но дальше мой рассказ будет печален.

– Если ты хочешь рассказать его мне, я с радостью послушаю, Ксаббу. Пожалуйста.

– Что ж. – Он развел руками. – Долгое время все было хорошо. С дождем вернулись и звери, и вскоре трава росла снова, и на деревьях распускались листья, и пустыня расцветала. Даже пчелы вернулись, чтобы делать прекрасный мед и таить его в скалах. Это был верный знак того, что жизнь сильна в тех местах – бушмены больше всего на свете любят мед, потому мы и почитаем маленькую птичку-медоведа. И все было хорошо. Вскоре моя мать понесла. Тем ребенком был я, и назвали меня Ксаббу, что значит «сон». Бушмены верят, что жизнь есть сон, в котором снимся мы все, и родители мои хотели отметить удачу, которую принес им сон. Другие женщины в семье тоже зачали детей, и детство мое прошло среди сверстников.

А потом случилось ужасное. Мой отец и его племянник вышли на охоту. День выдался удачный – они убили большого сильного хартебиста. Она были счастливы, потому что по возвращении их ждал праздник и мяса хватит их семьям на несколько дней.

На обратном пути они встретили джип. Они слыхали о подобных штуках, но никогда не видали их прежде, и подошли к нему с неохотой. Но люди в джипе – трое черных и один белый, все высокорослые и одетые по-городскому – явно находились в опасности. У них не было воды, и они могли вскоре умереть. И мой отец и его племянник помогли этим людям.