Музыка грязи - Уинтон Тим. Страница 52

– Что там?

– Места. Прячутся от тебя. Не для тебя.

– Тайные, ты хочешь сказать? – спрашивает Фокс. – Священные?

Мензис смотрит в сторону.

– А вы? – спрашивает Фокс. – Ты и Аксель. Вы туда ходите?

Мензис качает головой.

– Мы – люди вундъят. Потерянный народ. Мы не ходим туда. Из уважения. Понимаешь? Уважение.

– Понимаю. Я не пойду туда. Но сюда, – спрашивает Фокс, показывая на остров на карте, – сюда мне можно пойти?

– Сюда можно, – говорит Мензис. – Эта вот лодка… Ты везучий.

– Да.

– Иногда мне кажется, Аксель не такой уж и сумасшедший. Может, он мечтал о тебе раньше, знаешь, видел тебя во сне. Еще до лодки, знаешь, он видел сон и сказал мне про него. Маленькая голубая лодка пришла с моря. Мы идем на тот черный пляж, и, черт меня дери, – говорит он со смехом, – там она и есть. Бьется о скалы. Каноэ. Весла и все такое! Ха!

Фокс улыбается и поворачивается всем корпусом, чтобы сориентироваться по карте. Он слышит звон гитары, прежде чем Аксель, улыбаясь, выходит на площадку. Улыбка его гаснет. Инструмент со звоном падает на землю. Мальчик подбегает, хватает карту и швыряет ее в угли костра. Фокс удивленно вскрикивает. Бумага воспламеняется с нежным «хлоп», и Аксель снова смотрит ему в лицо, требуя другие карты – все, что у него есть. Фокс обращается к Мензису, и тот советует отдать их. Мальчик дрожит от ярости. Его глаза ужасны, их желтоватые белки уставились Фоксу прямо в лицо. Фоксу ничего не остается, как только вытащить карты и смотреть, как они горят.

– Чертовы ублюдки, – бормочет мальчик, стоя над пламенем.

– Черт, – говорит Фокс. – Он их разодрал.

– У него на них зуб, – говорит Мензис. – Просто болезнь какая-то с картами. Не стоит его слишком винить. Он считает, они всасывают в себя мир. Нельзя винить черного, который не любит карты, Лю.

– Иди по земле, – говорит мальчик уже почти спокойно. – Не по карте.

– И что, черт возьми, это должно значить?

Мензис пожимает плечами. Потом улыбается:

– Значит – осторожнее, не потеряйся.

Весь день Фокс пробирается через залитые водой гряды к морю, в ужасе от того, что у него больше нет карт. Может, это и к лучшему, решает он наконец. Еще один сожженный мост. Это толкает тебя вперед.

И часа не проходит, как он слышит треск и понимает, что сломал конец удилища. Теперь оно ни к чему не годно. На Фокса это почти никак не действует.

С длинной каменной седловины он видит, как залив зажигается в неожиданно проглянувшем солнечном свете; а на расстоянии поднимаются из молочнобирюзовой воды острова. За спиной ничего не осталось, ничего; теперь все впереди.

Как раз на закате он приходит на крохотный пляж с черной галькой. Он осматривает скалы и заросли, ища лодку. Насекомые роятся у его лодыжек, и он начинает думать, уж не сыграли ли Мензис с Акселем с ним шутку. Но в последнем свете дня под сплетенными лозами он находит потрепанный морской каяк, залепленный наклейками и логотипами какой-то географической экспедиции. Он сделан из искусственного материала, но, по-видимому, прочен. Весло привязано к корпусу, и в ящичках он находит острогу, небольшой якорь и моток старого нейлонового каната.

Он лежит всю ночь без сна возле припадочного костерка; его одолевают песчаные мухи и призраки крокодилов. Еще до рассвета Фокс поднимается, чтобы поесть и приготовиться к долгой гребле. С первыми лучами солнца он проверяет, не протекает ли каяк. Тот слегка намокает, но все вроде бы в порядке. Фокс смотрит, как поднимается прилив, принося с собой волну мангровых листьев, палок и пузырей глины, как пенка на какао. Когда чувствует, что прилив достиг максимума, он оттаскивает снаряженный каяк к воде и выходит в море. Небо чистое. Солнце золотит все вокруг.

Под тяжестью снаряжения каяк кажется непрочным. Фокс не сразу привыкает и входит в ритм гребли. Он знает, что легчайшего толчка от проплывающего мимо крокодила хватит, чтобы перевернуться. Вода похожа на переливчатый шелк, и весло почти не мнет его. Здесь так жарко, так тихо и чисто, что расстояния, кажется, увеличиваются, пока все не вырастает, становясь в два раза больше, чем на карте. Он гребет, а огромное плато висит в воздухе у него за спиной. Фокс проплывает мимо бесконечных стен мангровых деревьев. Мимо устья реки в милю шириной. К перемежающейся череде белых вспышек пляжей на дальнем берегу.

В углу обзора что-то вспыхивает. Он разворачивается и видит, как с неба обрушивается макрель и бьется в воду с ошеломительно громким плеском.

Когда начинается отлив, он достигает острова, но берег здесь скалист. Так что он продолжает плыть вдоль берега, чтобы найти пригодное для высадки место. Он начинает чувствовать, что отлив сносит его в сторону. Каяк движется медленно. Фокс начинает раздражаться. Где пляжи?

Когда он достигает белой бухточки в форме ракушки, спрятавшейся между закрывающими ее с моря мысами, ему ничего не остается, как высадиться. Фокс из последних сил гребет под углом к течению, выбирается на горячее, как кровь, мелководье и вытаскивает каяк на пляж.

Для начала он расстилает спальник на белой ракушечной крошке, чтобы он высох на солнце. Потом идет искать место для лагеря. Через секунду он натыкается на шесть бочек с горючим, спрятанных в зарослях пырея. Каждая на сорок четыре галлона, и все полные. Его радость немедленно испаряется.

Он подходит к нависшему над бухточкой куску песчаника, тень которого только усиливается укрытием из пучков пырея, неплотно лежащих один на другом, и находит склад прочных ящиков, защищенных от ветра и влаги: два генератора, холодильник, завернутый в пластик, переносные стулья, поливиниловые шланги и мотор мощностью в десять лошадиных сил. В глубине пещеры – лабиринт комнат, как растопыренные пальцы. В темноте он слышит, как вода капает в воду.

Он достает из рюкзака свечу и видит, что ниши в скалах заполнены снастями для спортивного рыболовства и консервами.

«Даже здесь», – думает он.

У выхода из пещеры он становится лагерем на ночь.

Он просыпается оттого, что крабы-отшельники облепили его с ног до головы, и у него вырывается глупый вскрик. Резкое движение превращает крабов в гальку – они падают, прикинувшись мертвыми. Фокс смеется. Его собственный голос под каменным сводом звучит необычно близко. У воды он осторожно споласкивается. Он заваривает чай, съедает свою последнюю плитку мюсли и идет порыться на складе, чтобы удовлетворить свое любопытство.

Там лежат графитовые удилища, запечатанные в винил. Катушки к ним – в потрепанном холодильнике, некоторые до сих пор в коробках и совершенно новые, другие завернуты в старые противомоскитные сетки и кусочки полотна. Там стоят жестянки, наполненные рыболовной снастью: крючками, блеснами, искусственными приманками, поплавками. Он видит катушки нейлоновой моноволоконной и гелевой лески. Что-то вроде профессионального снаряжения для сухого сезона. Еще больше причин идти дальше, углубляться и углубляться в залив.

Фокс упаковывает снаряжение в каяк и сверху прикрывает все громоздким спальником. Из холодной лужицы в темной глубине пещеры он набирает фляжку и мех с водой и, проходя мимо груды снаряжения по пути обратно, медлит. Его собственная удочка бесполезна, если он не сможет ее починить, а он пока еще не думал, как это сделать. Он знает, что может удить на леску, что аборигены так и делают, но крепость удилища может здесь очень и очень пригодиться.

Чем здесь жить, кроме рыбы? Хорошая удочка может спасти тебе жизнь. Он выбирает удочку «Пенн» и катушку «Абу». Он наполняет полотняную сумочку блеснами, леской и крючками и засовывает все это в каяк. Перед тем как оттолкнуться от берега, он возвращается за противомоскитной сеткой, в которую была завернута катушка.

Он гребет к восточной гряде, окаймляющей залив, мимо мангровых лесов, мимо скалистых мысов и островков. Здесь гораздо суше, чем там, где стоят лагерем Мензис и Аксель. Песчаниковые мысы поднимаются из зарослей пырея и выбеленной солнцем акации. Земля эта выглядит пустынной. Здесь текут крохотные ручьи, устья которых окаймлены скалами или – полосками песка. Фокс гребет все утро. Вода спокойна. С его лба катится пот. Он видит, как из моря медленно поднимаются острова, отличаясь от разворачивающегося материка зелеными полосками растительности. Фокс направляется к одному высокому, красному острову с тупой вершиной и сразу после полудня, когда небо начинают затягивать муссонные облака, входит в тень острова и смотрит на столовые горы и обрывы, на спутанные лозы и шумные деревья. На пляже растут баобабы. Птицы проносятся сквозь сети теней. «Вот оно, – думает он. – Вот оно, это место».