Навеки твоя Эмбер. Том 1 - Уинзор Кэтлин. Страница 16

Она услышала звук открываемой двери и его голос:

— Эмбер! Можно войти?

— О! — она прижала руку к губам. — Он здесь! Быстро! Быстро!

Эмбер выпроводила всех из комнаты, и они в мгновение ока исчезли вместе со своими коробками, флаконами и гребенками. Кланяясь и почтительно приседая, они не могли удержаться от искушения бросить взгляд из-за плеча, любопытствуя, как он отреагирует. Эмбер стояла посреди комнаты — губы приоткрыты, она едва дышала, глаза горели от возбуждения и ожидания. Брюс, улыбаясь вошел, потом внезапно остановился и замер от удивления.

— Боже праведный! — тихо произнес он. — Как же ты прекрасна!

У Эмбер сразу отлегло от сердца.

— О… я нравлюсь тебя такая?

Он медленно подошел ближе, взял ее за руку и чуть повернул. Эмбер глядела на него через плечо, не желая упустить ни малейшего признака удовольствия на его лице.

— Ты — воплощенная мечта любого мужчины.

Потом он взял в руки ее накидку.

— Ну, куда же мы пойдем?

Она точно знала, чего ей хотелось, и жаждала этого:

— Я хочу пойти в театр. Он усмехнулся:

— Значит, театр. Но надо поспешить. Уже почти четыре.

Они приехали в старый Ред Булл Плейхауз на Сент-Джон-стрит после половины пятого, когда спектакль шел уже больше часа. В зале было жарко и душно, стоял запах пота и немытых тел, а также резкий аромат духов. Шум разговоров и возня ни на минуту не стихали, и множество голов с любопытством повернулось, когда Эмбер и Брюс проходили на свои места в ложу. Даже актеры на сцене замолкли на мгновение и внимательно осмотрели их.

Общая атмосфера, царившая в театре, опьяняла Эмбер, она старалась оглядеть все сразу, у нее закружилась голова от шума, запахов, суетни, от странно возбуждающей обстановки. Она видела, что настал час ее триумфа, она не понимала, что публика с одинаковым вниманием разглядывала любую хорошенькую опоздавшую даму. Всякое новое явление, которое вносило разнообразие, развлекало как актеров, так и зрителей, ибо ни те, ни другие к спектаклю серьезно не относились.

Все скамьи партера были переполнены: почти триста молодых людей беспрестанно шумели, вертелись. Среди них встречались и женщины — хорошо одетые и слишком ярко накрашенные. Когда Эмбер спросила Брюса, кто они такие, он ответил — проститутки. В Мэригрине проституток не было, а если бы и появились, на них надели бы колодки и забросали грязью — любой добропорядочный мужчина или женщина. Поэтому ей показалось странным, что молодые мужчины относятся к ним уважительно, открыто разговаривают с ними, а иногда даже целуют и обнимают. Эти дамы тоже чувствовали себя непринужденно: они смеялись, громко болтали, выглядели счастливыми и уверенными в себе.

Напротив сцены выстроились полдюжины девушек с корзинками в руках. Они расхваливали свой товар — апельсины, лимоны и конфеты, которые продавали по чрезвычайно высоким ценам.

Над партером, но близко к сцене, располагался балкон, разделенный на ложи. Там рядом со своими мужьями и любовниками сидели благородные дамы, разодетые в платья, расшитые драгоценностями. Выше располагался еще один балкон, заполненный женщинами и грубоватыми, шумными молодыми людьми. Галерку занимали мелкие торговцы: они стучали в такт музыки дубинками, громко ругались, если им не нравилось, а возмущение выражали пронзительным свистом.

Зрительный зал заполняли в основном аристократы, если не считать немногочисленных приказчиков и куртизанок. Дамы и господа приходили в театр, что называется, людей посмотреть и себя показать, а также пофлиртовать. А спектакль отодвигался на второе место.

Эмбер понравилось здесь все. Она ни в чем не разочаровалась. Именно этого она и ожидала, и даже больше. Возбужденная и счастливая, она сидела рядом с Брюсом очень прямо и смотрела по сторонам округлившимися и сияющими глазами. Так вот что такое большой мир! Она испытывала особое чувство от того, что на ней новое платье со смелым декольте, от изысканной прически, аромата духов, от непривычной, ласкающей кожу косметики, от мягкого шелковистого меха муфты под пальцами.

Потом она заглянула в соседнюю ложу и встретилась глазами с двумя женщинами, которые даже слегка наклонились, рассматривая ее. Их взгляды сразили Эмбер.

Красивые, богато одетые и сверкающие драгоценностями, они держались заносчиво и отчужденно, что, как уже поняла Эмбер, говорило об их благородном происхождении. Еще войдя в зал, Брюс поклонился и поговорил с ними, как разговаривал с другими мужчинами и женщинами, которые приветствовали его из партера, но теперь, когда они встретились взглядом с Эмбер, глаза их выражали презрение. Женщины обменялись улыбками, посплетничали, прикрывшись веерами, потом, возмущенно подняв брови, отвернулись.

Уязвленная, Эмбер какое-то мгновение продолжала глядеть на них; от испытанного унижения ей стало плохо. Она опустила глаза и закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. О, она вдруг все поняла: «Они приняли меня за проститутку! Они меня презирают!» Все торжество и праздничность выхода в веселый большой мир мгновенно спали, Эмбер пожалела, что пришла сюда, что выставила Себя перед их презрительными и осуждающими взглядами.

Когда Брюс, который, очевидно, заметил это, тепло пожал ей руку, настроение немного улучшилось, и она ответила ему благодарной улыбкой. Но как бы она уже ни старалась сосредоточиться на происходившем на сцене, у нее ничего не получалось. Единственное, чего ей хотелось, чтобы спектакль скорее окончился и она могла возвратиться в свою уютную квартиру. Ах, как устыдилась бы за нее тетя Сара, как негодовал бы дядя Мэтт, увидев, до чего она дошла!

Наконец на сцене начали читать эпилог, и публика стала подниматься. Брюс повернулся к Эмбер с улыбкой, накинул ей на плечи накидку.

— Ну как, понравилось?

— Да… понравилось.

Она не подняла на него глаза, не решаясь взглянуть в его лицо из страха вновь увидеть тех двух женщин или еще чью-нибудь презрительную усмешку.

Внизу, в партере, несколько молодых людей столпились около девушек с апельсинами, целовали их, непочтительно тискали, хлопали по плечам, стаскивали друг с друга шляпы. Актер, игравший роль Джульетты, не снимая парика — длинных волос блондинки, и в платье с подложенной грудью, стоял и разговаривал с одной из девушек-торговок. Некоторые из зрителей залезли на сцену и удалились за кулисы. Слышался топот выходивших из зала, леди и джентльмены разделились на группки; женщины обменивались поцелуями и громко щебетали. И все это время Эмбер стояла, хмуро опустив глаза, и мечтала только о том, чтобы они поскорее вышли отсюда.

— Что ж, пойдем, дорогая? — И он предложил ей руку.

Выйдя из театра, они пробились к коляске, стоявшей среди остальных. Коляски совершенно перегородили улицу, и невозможно было продвинуться. Каждый старался проехать, и все кучера отчаянно ругались. Неожиданно перед ними возник нищий, который издавал нечленораздельные звуки. Он открыл рот и показал Эмбер, как у него идет кровь, потому что ему отрезали язык. Ей стало плохо от жалости, она слегка испугалась и прижалась к Брюсу.

Брюс кинул ему монету:

— На, возьми. И прочь с дороги.

— О, этот бедный человек! Ты видел его? Зачем они это сделали с ним?

Брюс помог ей войти в коляску.

— Ничего с ним не случилось. Это известный трюк: загибают язык назад, чтобы его не было видно, и тыкают иголкой, чтобы пошла кровь.

— Но почему же он не работает, вместо того, чтобы такое вытворять?

— Так он же работает. Не думай, что нищенство самая легкая профессия в мире.

Эмбер сидела в коляске, пока Брюс разговаривал с двумя молодыми людьми, которые называли его по имени, и она заметила, что они оба с откровенным восхищением глядят на нее через плечо Брюса. На мгновение Эмбер осмелела и, подняв брови, бросила на них кокетливый взгляд, но сразу же покраснела, смутилась и отвела глаза. О Боже! Ведь они наверняка подумали о ней то же, что и те две женщины в театре! Но все же она не смогла удержаться и еще раз осторожно посмотрела, и тут ее взгляд встретился со взглядом наиболее красивого из них. Она быстро отвернулась. Нет, как бы ни посмотрел мужчина, это не оскорбительный взгляд.