Клуб разбитых сердец - Уокер Рут. Страница 52

– Тогда как насчет чашки кофе, папа? – спросил Чак.

– На сегодня, сынок, я свою норму кофеина уже исчерпал, – покачал головой Дэвид.

– Так это же кофе без кофеина. Мама пьет теперь такой, от настоящего у нее сон пропадает.

– Да нет, мне все равно скоро уходить. Клиент живет неподалеку, ну вот я и подумал, что стоит заскочить по дороге. – Дэвид вытащил из кармана бумажный пакет. – Мне тут на днях попалась на глаза новая видеоигра. По-моему, забавная штука.

Вырывая пакет друг у друга из рук, мальчики начали вслух читать описание, а Стефани вернулась к своему сыру. Ребята устремились в гостиную, где стоял видеомагнитофон, и, лишь когда Дэвид заговорил, Стефани поняла, что он все еще здесь.

– Извини, что не вовремя пришел. Думал, вы уже поужинали.

– Ничего страшного. Мальчики помогали мне подготовиться к собеседованию насчет работы. – Она вспомнила, как Чак изображал маньяка, и против воли губы ее задрожали от смеха.

– От этого и весь смех?

– Ну да. И еще Чак воспользовался моментом, чтобы избежать наказания за потерянный новый свитер.

Только увидев, как вытянулось у Дэвида лицо, Стефани поняла, что никак не может перестать улыбаться.

– О Боже, Стефани, как же я по тебе скучаю. И по мальчикам тоже. Неужели ты не можешь простить меня?

Она покачала головой и отвернулась, не в силах выдержать его умоляющего взгляда. Что бы там между ними ни произошло, больно было видеть, как он унижается – это Дэвид-то, всегда такой уверенный в себе. Но как же забыть все? Так или иначе настоящей женой она уже ему быть не сможет. При одной мысли о том, что он к ней прикасается, Стефани чуть не стошнило. Все эти пятнадцать лет она, как последняя дура, прожила в вымышленном раю. И все оказалось обманом, все, кроме того, что оба они любят детей. Впрочем, и в этой привязанности Дэвида к Чаку и Ронни разве нет чего-то немного странного?

– Я люблю тебя, Стефани. Понимаю, не всегда у нас все складывалось ладно, я желал от тебя большего, чем ты могла дать, но…

Она резко, словно ужаленная, повернулась:

– О чем это ты тут говоришь? Я все делала, лишь бы быть тебе хорошей женой. Разве я хоть когда тебе перечила?

– О, черт. Я совсем не то хотел сказать. Я имел в виду, что не всегда мы смотрели на вещи одинаково.

– О чем это ты? – искренне изумилась Стефани.

– Ну я, например, люблю всякие спортивные игры, а ты нет. Тебе нравится классическая музыка, а мне медведь на ухо наступил. То есть стремления у нас разные, но это не имеет значения…

– Да это вообще не так. Положим, я ненавижу футбольные передачи по телевизору, а ты, единственный раз выбравшись со мной на концерт, тут же и уснул, но при чем тут стремления? Какие стремления?

– Наверное, об этом лучше в другой раз поговорить…

– Ну уж нет. Показал, понимаешь, кукиш в кармане, и за дверь? Давай, давай, что это за стремления такие?

Дэвид поморщился, и Стефани вспомнила, что он терпеть не может, когда она повышает голос. Ну и черт с ним. Что он там любит, чего не любит, какое ей теперь до этого, дело? Она еще и не так с ним может поговорить.

– Я хотел сказать… ну, например, дом. Меня вполне устраивало, как мы жили раньше, и район был хороший…

– Ага, только места мало, вся округа приходит в упадок, школы становятся все хуже. Тебе-то не приходилось там целые дни проводить.

– Верно. Но ведь я согласился переехать.

– А ворчания сколько было? Мол, ездить на работу далеко. На целых полчаса больше, чем раньше, подумать только.

Ну и всякая другая дребедень, как у нас, среди орегонской деревенщины, говорится.

– Неужели ты никак не можешь забыть эту чушь? – криво улыбнулся Дэвид. – Слушай, детка, ведь когда все это было, мы только привыкали друг к другу.

– Что я помню, так это как однажды, после ужина у твоей матери, ты сказал, чтобы я не злоупотребляла орегонским просторечием, что мне, может, это и кажется забавным, но другие могут не понять шутки и подумать, что я всего лишь неотесанная девчонка из провинции. Да-да, по-моему, так ты и сказал. Не очень-то было это приятно услышать от собственного мужа.

– Ты так и не забыла это дурацкое замечание?

– То есть ты хочешь знать, каково это, когда тебя собственный муж унижает? Ответ: плохо. Но ведь, заметь себе, я и виду не подала перед твоими родичами и друзьями. Так что жаловаться тебе не на что.

– Виду не подала, но и не забыла, так?

– Это что, еще одно оскорбление? Если так, то убирайся отсюда к чертовой матери.

– Опомнись, Стефани, о чем ты? Я никогда тебя не оскорблял, а если и обижал, то не нарочно.

– Или, скорее, думал, что я ничего не замечу: Ты ведь не слишком высокого мнения о моем уме, верно? Взять хоть все эти наставления, как вести себя с твоими друзьями, коллегами, клиентами, матерью. Ни за что не говорить о политике в присутствии Роба Уилкокса, не забыть сказать Эдди Мур, какое чудесное суфле она на десерт приготовила. Ну а мои чувства тебя, надо полагать, не слишком волновали.

– Чего я не могу понять, – почти простонал Дэвид, – так это почему ты только сейчас об этом заговорила. Думаешь, я умею читать мысли?

Стефани молча пожала плечами и начала резать зеленый перец. О Боже, поскорее бы он ушел, а еще лучше – вообще не приходил бы. И кстати, как ответить на его вопрос?

В самом деле, почему она молчала все эти годы? Может, потому что боялась, что он разлюбит ее? Откуда эта тайная уверенность – она никогда Стефани не покидала, – что в конце концов Дэвид ее оставит? И вот как все забавно обернулось – это она подает на развод…

– Ладно, тебе пора, – без всякого выражения сказала она.

– Я обещал показать мальчикам, как играть в эту игру.

– Ничего, сами разберутся.

Стефани подумала, что Дэвид заспорит, но он лишь молча повернулся и вышел из кухни. Из гостиной донеслись голоса, дети не хотели отпускать отца. Она думала, он скажет им, что это мать настаивает, чтобы он ушел, но нет, Дэвид просто напомнил сыновьям, что у него деловое свидание.

И снова, вместо того чтобы порадоваться, Стефани обозлилась. Ну да, конечно, он все делает, чтобы выглядеть рассудительным и не обращать внимания на ее капризы, так почему же она не чувствует себя виноватой – ведь этого он от нее ждет? Неожиданно ей стало очень легко. Может, это как раз и надо – хорошенько поспорить, выиграть спор, и тогда почувствуешь себя уверенной?

Глава 22

Дженис всегда выделяла Арнольда Уотерфорда среди других, хотя мачеха и утверждала, что это чистый плут и уж на роль крестного никак не годится.

Какая там кошка между ними пробежала, Дженис понятия не имела, однако же, поскольку Арнольд был дальним родственником ее родной матери, а также распорядителем ее небольшого наследства, отчиму с мачехой приходилось выказывать хотя бы внешние знаки гостеприимства, когда Арнольд появлялся у них дома.

Ну а Дженис относилась к нему совсем иначе. Может, в делах – а их ему поручали богатые или, во всяком случае, состоятельные женщины – ему действительно приходилось лукавить, может, в личной жизни и у себя в конторе он любил пускать пыль в глаза, но к обязанностям крестного Арнольд относился с неизменной серьезностью.

Ни одного дня рождения, ни одного Рождества или какой-нибудь семейной даты не проходило, чтобы от него не приносили подарок в красивой упаковке – всегда под стать событию и возрасту Дженис. И в те же дни он всегда приходил либо, если был далеко, звонил по междугородному, и это для Дженис было гораздо важнее, чем подарки.

Она ничуть не сомневалась, что Арнольду по-настоящему дорого ее благополучие, и потому всегда с готовностью изливала на него свои заботы, большие и малые, зная, что дальше они никуда не пойдут и что никогда Арнольд от них не отмахнется и не станет делать из нее посмешище. Когда Дженис было шестнадцать, она даже ненадолго увлеклась им, но, к счастью, он сделал вид, что ничего не заметил. А затем он превратился просто в любимого дядюшку, и все пошло своим чередом.