Преступники-сыщики - Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Страница 3
— Вы безумец! — взвизгнул Лезерсон.
— Это ваше обычное обвинение в адрес нормальных людей, мистер Лезерсон. Чтобы доказать вам ясность моего ума, сообщаю, что написанное вами завещание с поддельное подписью покойного уже находится в Скотленд-Ярде в сопровождении вестминстерского нотариуса, вашего соучастника в подлоге. Добавлю, что в ящике вашего стола я нашел черновик завещания Марка Стемфорда, написанный на бумаге, водяные знаки которой не оставляют сомнений о дате составления…
Лезерсон бросился к столу и выхватил из ящика револьвер. Направив его на Леона, он нажал спуск… Послышался сухой щелчок.
— Не трудитесь понапрасну, — спокойно сказал Леон. — Разумеется, я разрядил его в ожидании вашего возвращения из театра.
— На помощь! — крикнул Лезерсон.
Дверь позади Леона распахнулась. Он едва успел пригнуться, как грохнул выстрел. Пуля, просвистев над его головой, пробила фигурное стекло окна. Леон резким движением выбил револьвер из руки смуглой высокой красавицы в норковом палантине.
С лестницы послышался топот множества тяжелых башмаков.
Это поднимались агенты Скотленд-Ярда…
Глава 2.
«Счастливые путешественники»
Из троих друзей с Керзон-стрит самым импозантным был, безусловно, Манфред. В его наружности и манерах чувствовался неподдельный аристократизм. Даже в толпе он резко выделялся из общей массы. В нем было то невыразимое «нечто», которое всегда отличало людей с «голубой» кровью.
— Джордж похож на породистого скакуна с табуна шотландских пони, — как-то сказал о нем Леон Гонзалес. И, действительно, он был недалек от истины.
Тем не менее, наибольшим успехом у зрелых, а в особенности, у полных женщин пользовался не он, а Леон. Когда ему поручали дело, в котором были замешаны женщины, то можно было с уверенностью предположить, что, по крайней мере, одна вздыхающая девица будет бомбардировать его страстными десятистраничными письмами. Правда, большой радости это адресату не доставляло.
— По возрасту я большинству из них годился бы в отцы, — как-то заметил он, отчасти рисуясь.
Но однажды, в яркое весеннее утро, им, по-видимому, все же овладела слабость к некоей темноокой, прекрасно сложенной красавице, встретившейся ему на бульваре Роттен-Роу…
Она медленно проходила мимо него, грациозная женщина лет 28 — 30 с гладким, без единой морщинки лбом и серыми, почти черными глазами.
— О, Мадонна, наконец-то моя молитва услышана! — произнес он по-итальянски и снял шляпу.
Она одарила его быстрым веселым взглядом из-под длинных стрельчатых ресниц и жестом предложила надеть шляпу.
— Доброе утро, синьор Корелли, — весело произнесла она, протянув ему маленькую, обтянутую перчаткой руку.
На ней было простое, но дорогое платье, единственное украшение которого составляла нитка крупного жемчуга, согретая теплом ее царственной шеи.
— Вы встречались мне повсюду, — сказала она. — В понедельник вечером вы ужинали у Карлтона, во вторник вы занимали ложу в театре, а вчера днем вы привлекли мое внимание на улице…
Леон сверкнул своей ослепительной улыбкой.
— Вы совершенно правы, очаровательная леди, — произнес он, — но вам неизвестно, что я исколесил весь Лондон в надежде найти кого-нибудь, кто бы мог меня представить вам. Я испытывал жгучее отчаяние, следуя за вами по пятам, не отрывая глаз от предмета столь пылкого обожания, что…
— Что ж, отныне вы будете сопровождать меня, — промолвила она тоном королевы, сознающей всю беспредельность своей власти.
Отойдя от толпы гуляющих, они направились вглубь парка, беседуя о Риме, о скачках в Кампанье и о торжествах, которые устраивала принцесса Лейпниц-Савало…
Наконец они добрели до лужайки, где в тени деревьев были расставлены удобные садовые стулья.
— Какое счастье быть наедине с богиней, — начал он восторженно. — Я хочу сказать вам, синьорита…
— Скажите-ка лучше, мистер Леон Гонзалес, — произнесла леди, на этот раз по-английски, голосом, имевшим оттенок холодной стали. — Что вам нужно от меня?
— Ничего особенного, мадам Кошкина, — ответил он спокойно. — Просто я чувствую, что от вас исходит опасность, причем усугубленная тем, что провидение одарило вас созданными для поцелуя устами и телом, предназначенным для изощренных ласк. Это мнение может разделить целый ряд молодых и впечатлительных атташе целого ряда посольств…
Она рассмеялась по-детски звонко и беззаботно.
— Вы, вероятно, начитались романов о шпионах, мой дорогой мистер Гонзалес! Нет-нет, политики я не касаюсь, она мне ужасно надоела…
— И вашему мужу тоже?
— Мой несчастный Иван сейчас находится в России, испытывая лишения и гнет «ЧеКа», а я, как видите, в Лондоне, от капитализма и комфорта которого я в искреннем восторге! Поверьте мне, Ленинград — не место для благовоспитанной леди…
Айсолу Кошкину звали Айсолой Копреветти, пока она не вышла замуж за молодого русского атташе. Она была революционеркой, можно сказать, с рождения, и когда в России был введен «красный» строй, ее революционный пыл превратился в подлинный фанатизм.
Леон улыбнулся.
— В наши дни для благовоспитанной леди есть места похуже Ленинграда. Мне, во всяком случае, было бы весьма прискорбно, моя дорогая Айсола, видеть вас в Эльсберрийском каторжном заведении шьющей рубахи для каторжан.
Она взглянула на него пристально и жестко.
— Я не выношу угроз, мистер Гонзалес, прошу запомнить это. Вы не первый, кто пытался угрожать мне и… Вы догадываетесь о последствиях. Любопытно, агентом какого правительства вы являетесь? Очень любопытно!
Леон усмехнулся, но тут же заговорил серьезно и внушительно.
— В данный момент, после покушения на жизнь диктатора, итальянская граница закрыта. Вы и ваши друзья представляете для правительства, я имею в виду правительство Великобритании, объект серьезного беспокойства, и оно не желает с этим мириться.
— Чем же мы не угодили вашему правительству, позвольте узнать?
— Терроризмом, — ответил Леон.
— О, это еще требуется доказать! А пока бедная Айсола Кошкина преследуется сыщиками и исправившимися убийцами. Очень мило! Кстати, вы и ваши товарищи уже исправились?
На благородном лице Гонзалеса расплылась безмятежная улыбка.
— Разумеется, синьорита! Мы полностью исправились. К вашему счастью. Потому что иначе вас бы как-то утром извлекли из Темзы и вы лежали бы на носилках холодная и покрытая скользким илом, а экспертиза бы гласила: «…найдена утонувшей».
Он увидел, как румянец быстро сходил с ее красивого лица.
— Если бы мы не исправились, синьорита, ваш муж, который находится вовсе не в Ленинграде, а в Берлине под фамилией Петерсон, давно бы лежал в канаве и полицейские бы шарили по его карманам в поисках удостоверения личности.
Она резко поднялась со стула. Даже губы ее были бледны.
Леон не счел нужным сопровождать ее.
Дня два спустя он получил довольно странное письмо. Запачканный измятый конверт с отпечатками жирных пальцев вполне заслуживал внимания и той трехпенсовой оплаты, которая была помечена на нем почтовым служащим за отсутствием марки. Адрес был написан неровным корявым почерком:
«Справедливым.
Керзон-стрит.
Западный квартал. Лондон.»
Содержание письма было следующим:
«Уважаемый сэр!
Говорят, что ваша специальность — разоблачение загадочных и таинственных происшествий. Так вот какое дело. Я был помощником котельных дел мастера, но теперь я без службы. Однажды в воскресный день, незнакомая дама подошла ко мне с фотографическим аппаратом и сняла меня. В парке было множество народа, но она сфотографировала только меня. Затем она попросила указать ей мое имя и адрес и еще спросила, не знаю ли я какого-нибудь священника. И когда я подтвердил это, она записала фамилию отца Дж.Крю и сказала, что пришлет мне мой снимок. Она мне никакого снимка не прислала, но предложила присоединиться к группе «Счастливые путешественники» для поездки в Швейцарию, Рим и т.д. Никаких издержек с моей стороны не требовалось, она даже уплатила мне за потерю времени / десять фунтов / и прилично одела в новое платье по последней моде. А вот теперь эта дама говорит, что я должен ехать не в Швейцарию, а в Девоншир. Но это же совсем не то. А тут еще я встретил одного господина из Лидса, так его тоже сняли и адрес спросили, и про священника, а он едет почему-то в Корнуэлл. Так вот, здесь какой-то секрет.