Уздечка для сварливых - Уолтерс Майнет. Страница 32

Джек посмотрел на детектива, затем вновь вернулся к работе.

– Если бы я сказал, что занят, вы бы ушли? – Нет.

Художник зажал кисть между зубами, взял другую, погрубее, из банки на мольберте и приступил к созданию текстуры на только что нанесенной на холст краске. Купер молча курил, наблюдая за его действиями.

– Ну ладно, – сказал Джек, ставя кисти в скипидар и поворачиваясь лицом к сержанту. – В чем дело?

– Кто такой Яго?

– Любопытная причина визита.

– Причина визита в другом, но мне все равно хотелось бы знать.

– Яго – персонаж трагедии «Отелло». Он был вроде Макиавелли, манипулировал чувствами людей.

– А Отелло – тот самый черный парень? Джек кивнул.

– Яго довел его до такой неистовой ревности, что тот убил свою жену Дездемону, а потом и себя, узнав, что Яго ее оклеветал. Это история всепоглощающей страсти и предательства. Вы должны ее прочитать.

– Пожалуй. Как Яго добился того, чтобы Отелло ревновал?

– Он воспользовался эмоциональной нестабильностью Отелло: говорил, что у Дездемоны связь с более молодым и привлекательным мужчиной. Отелло ему поверил, потому что как раз этого он больше всего и боялся. – Джек вытянул длинные ноги. – До того как Отелло бросился на меч, он описал себя как человека, который «любил без меры и благоразумья» [22]. Этой фразой сейчас часто злоупотребляют люди, которые знают цитату, но не знают предысторию. Они интерпретируют «любил без благоразумья» как неудачный выбор любимой; на самом же деле Отелло признавал свою глупость, потому что не доверял женщине, которую обожал. Он просто не мог поверить, что обожание было взаимным.

Купер затушил сигарету о каблук ботинка.

– В общем, вполне жизненная история, – пробормотал сержант, бросая взгляд на спальный мешок. – Ваша жена любит не слишком разумно в настоящий момент, и вы едва ли поощряете ее на что-либо другое. Вы несколько жестоки, вам не кажется, сэр?

Джек вдруг понял, что его симпатия к детективу растет с каждой встречей.

– Не настолько жесток, насколько мог бы. Почему вы хотели узнать о Яго?

– Ваша жена упомянула о нем, сказав, что я – это Яго по сравнению с Джульеттой – миссис Гиллеспи. – Он широко улыбнулся. – А я всего лишь предположил, что если ваша супруга скоропостижно умрет, то вы станете завидным женихом. – Купер вынул еще одну сигарету, посмотрел на нее и убрал обратно. – Впрочем, я не вижу миссис Гиллеспи в роли Джульетты. Она скорее король Лир; ведь его, по-моему, предала дочь.

– Вернее, дочери, – поправил Джек. – Их было две, по крайней мере тех, кто его предал. А третья пыталась спасти отца. – Он поскреб небритый подбородок. – Значит, вы копаете под Джоанну? Если я правильно понял ход ваших мыслей, то Джоанна убила мать ради денег, затем, с ужасом узнав, что Матильда изменила завещание, быстро решила положить на меня глаз, дабы отбить у Сары. Впоследствии же, прикончив Сару в первый подходящий момент, она планирует женить меня на себе. – Он хихикнул. – Или вы думаете, что мы заодно? Мудреная теория.

– Случались вещи и поудивительнее, сэр. Джек расправил затекшие плечи.

– В целом мне больше нравится интерпретация Джоанны. Она разумнее.

– Но она обвиняет вашу жену.

– Я знаю. И у нее неплохо получается. Единственный недостаток в ее теории, что Сара никогда бы этого не сделала. Однако я не виню Джоанну в ошибке. Она не видит очевидных вещей из-за ревности.

Купер нахмурился:

– И кого же она ревнует, вас?

– Господи, нет, конечно! – Джек захохотал. – Я ей даже не очень нравлюсь. Она считает меня гомосексуалистом, ибо иначе не может объяснить мое нежелание с ней спать. – Он с удовлетворением отметил изменившееся выражение лица Купера и все же не стал развивать эту тему. – Джоанна ревнует к своей матери, конечно. Она была вполне счастлива, ненавидя Матильду и зная, что та ненавидит ее. И вдруг Джоанна обнаружила, что у нее есть соперница. Ревность вызывает еще более собственнические чувства, чем любовь.

– Вы хотите сказать, что она знала об отношениях вашей жены с миссис Гиллеспи еще до ее смерти?

– Нет, если бы Джоанна знала, то предприняла бы что-нибудь. – Художник снова поскреб щетину, глаза задумчиво сузились. – Сейчас уже слишком поздно делать что-либо, а это даже усиливает ревность. Она начнет забывать недостатки Матильды, фантазировать, какие отношения были у Сары с ее матерью и мучиться по поводу утраченных возможностей. Давайте будем честными, всем нам хочется верить, что матери нас любят. Это якобы единственная любовь, на которую мы можем рассчитывать при любых обстоятельствах.

Купер все-таки закурил и теперь задумчиво смотрел на мерцающий кончик сигареты.

– Выходит, миссис Лассель ревнует к близким отношениям, возникшим между вашей женой и миссис Гиллеспи. Почему же она не ревновала к собственной дочери? Юная леди заявляет, что они с бабушкой очень ладили.

– Вы ей верите?

– У меня нет оснований для обратного. Директриса школы говорит, что миссис Гиллеспи регулярно писала и всегда выглядела любящей бабушкой, когда приезжала в школу. Намного более любящей и заинтересованной в успехах внучки, чем миссис Лассель, которая появлялась там крайне редко.

– Для меня это означает лишь то, что Матильда была той еще лицемеркой. Не забывайте о снобизме, иначе картина ее характера окажется неполной. Саутклифф – дорогая частная школа для девочек. Матильда никогда бы не уронила себя в таком месте. Она вечно сетовала на недостаток «людей своего круга» в Фонтвилле.

Сержант недоверчиво покачал головой:

– Раньше вы говорили о ней другое. Вы назвали ее одной из самых ярких индивидуальностей. А теперь утверждаете, что она изображала принадлежность к высшим слоям общества, чтобы возвыситься в глазах окружающих.

– Да нет. Она принадлежала к Кавендишам и очень гордилась своим происхождением. Члены их семьи были уважаемыми людьми в этих краях долгие годы. Ее отец, сэр Уильям Кавендиш, член местного парламента, купил себе рыцарство. Матильда уже была социально выше многих, если вам угодно так выражаться, ей не требовалось этого изображать. – Он нахмурился. – Нет, не происхождение делало ее экстраординарной личностью. Когда она оставалась наедине с собой, ее разрывали противоречия. Возможно, тут дело в сексуальном насилии, которому она подверглась со стороны дяди, хотя мне кажется, она просто родилась не в том поколении и прожила не ту жизнь. С таким интеллектом Матильда могла бы добиться всего, чего угодно, а ей пришлось ограничиться совершенно несвойственной ролью замужней женщины и матери. На самом деле это очень грустно. Большую часть своей жизни Матильда провела в войне с собой, и от этой войны жестоко пострадали ее дочь и внучка. Ей было тяжело думать, что их семейный мятеж увенчается успехом, в то время как ее провалился.

– Это все она вам рассказала?

– Не столь многословно. Я тщательно собирал крупицы того, что она говорила, и отражал на портрете. Но все это правда. Матильда потребовала разъяснить ей смысл моей картины, все до последнего мазка кисти и малейшего оттенка. – Джек пожал плечами. – Ну я и предоставил ей объяснение, почти слово в слово совпадающее с тем, что вы сейчас услышали. В конце она сказала, что я ошибся только в одном, и то лишь потому, что не отразил этого на портрете. Скорее всего она говорила про сексуальное насилие со стороны дяди. Тогда я о нем не знал. Я знал лишь, что отец издевался над Матильдой при помощи «уздечки для сварливых».

Однако Купера больше заинтересовали слова, сказанные Джеком раньше.

– Трудно назвать бунт миссис Лассель большой удачей. Она связалась с никчемным наркоманом, который вскоре умер и оставил ее без гроша.

Лицо Джека снова расплылось в улыбке.

– Вы вели очень спокойную жизнь, если до сих пор считаете, что бунт приводит к достижению счастья. На самом деле это злость, противостояние и причинение максимального вреда противной стороне. – Он насмешливо приподнял одну бровь. – И с этой точки зрения Джоанна добилась явного успеха. Если вы называете ее мужа никчемным сейчас, то представьте, что говорили о нем знакомые Матильды в то время. Не забывайте, она была очень гордой женщиной. Купер глубоко затянулся и бросил взгляд на дом.