Уздечка для сварливых - Уолтерс Майнет. Страница 33

– Ваша жена только что приходила к миссис Лассель. Вы в курсе?

Джек покачал головой. Детектив продолжал:

– Я встретил ее, когда она уже уходила. Миссис Блейкни сказала мне, что убедилась в невиновности миссис Лассель. Вы согласны с этим выводом?

– Возможно.

– Вы тут упомянули, что бунт миссис Лассель заключался в причинении наибольшего вреда объекту ее ненависти. Разве смерть не является наибольшим вредом?

– Я говорил о событиях двадцатилетней давности. Вы же говорите о настоящем. Бунтарство – удел молодости, сержант, а не среднего возраста. Наоборот, бунтуют против людей среднего возраста, потому что именно взрослые предают свои принципы.

– Хорошо, тогда каким образом бунтует Рут?

Джек лениво посмотрел на сержанта из-под полуприкрытых век.

– Почему бы вам не спросить у нее самой?

– Потому что вы здесь, а она – нет.

– Тогда спросите у ее матери. Вам же платят за то, чтобы вы вмешивались в личную жизнь людей, – художник снова приподнял бровь, – а мне нет.

Купер расплылся в улыбке.

– Вы мне нравитесь, мистер Блейкни, и только Богу известно почему. Ваша жена мне тоже нравится, если на то пошло. Вы оба – прямолинейные люди, которые смотрят в глаза при разговоре. И, верите или нет, это греет мне душу, потому что я пытаюсь выполнять работу, которую обязан делать, но за которую меня часто называют свиньей. Однако если вы или она или даже вы вместе убили несчастную пожилую женщину и мне придется вас арестовать, то я это сделаю. Мои личные пристрастия тому не помешают. Ведь я из тех старомодных чудаков, которые уверены, что общество может существовать только тогда, когда оно регулируется правилами и законами, дающими больше свободы, чем ограничений. В то же время мне не нравятся миссис Лассель и ее дочь; и если бы я сажал за решетку всех, кто мне не понравился, то они бы загремели в камеру еще неделю назад. Они обе одинаково злобные особы. Одна направляет свою злость против вашей жены, вторая – против своей матери, и все же ни та ни другая не сказали ничего стоящего. Их обвинения туманны и беспочвенны. Рут утверждает, что ее мать – беспринципная шлюха, а миссис Лассель говорит, что ваша жена – безжалостная убийца. Тем не менее доказать свои заявления они не могут. – Купер выбросил окурок в траву. – Странно, но вы с доктором Блейкни, получается, знаете об этих двух женщинах и их отношениях с миссис Гиллеспи больше, чем они сами, хотя, повинуясь какому-то ложному альтруизму, не желаете об этом рассказывать. Может, среди интеллектуалов считается политически некорректным касаться неприятных сторон жизни, и все-таки постарайтесь не ошибиться. Если не появится новая информация, смерть миссис Гиллеспи останется неразрешенной тайной и единственной, кто от этого пострадает, будет доктор Блейкни. Ибо только у нее есть повод желать смерти этой пожилой дамы. Если доктор Блейкни не убивала свою пациентку, ее невиновность может быть доказана только в случае обвинения кого-то другого. А теперь ответьте честно: вы действительно так плохо относитесь к своей жене, что позволите втоптать в грязь ее репутацию лишь потому, что не хотите помогать полиции?

– Боже мой! – воскликнул Джек с неподдельным восторгом. – Мне, видимо, и правда придется нарисовать ваш портрет. Мы, кажется, сошлись на двух тысячах?

– Вы не ответили на мой вопрос, – терпеливо ответил полицейский.

Джек взял альбом и просмотрел его в поисках чистого листа.

– Постойте там еще минутку, – пробормотал он, взял кусочек угля и торопливо провел им по бумаге. – Что за речь! Ваша жена такая же честная и благородная, под стать вам?

– Вы говорите ерунду.

– Вовсе нет. – Джек прищурившись посмотрел на детектива и снова вернулся к рисованию. – Думаю, отношения между полицией и обществом выходят из равновесия. Полиция, похоже, забыла, что именно общество создало ее для защиты закона; общество же, в свою очередь, упускает из виду, что, выбрав законы, оно обязано им следовать. Отношения должны быть взаимно теплые; вместо этого они взаимно подозрительные и враждебные. – Он послал Куперу обезоруживающую улыбку. – Я совершенно очарован встречей с полицейским, который склонен разделять мою точку зрения. И конечно же, я не позволю репутации Сары пострадать. Все действительно так серьезно?

– Когда вы в последний раз выходили на улицу с тех пор, как переехали сюда?

– Я редко выхожу, пока работаю над портретом.

– Тогда, возможно, сейчас самое время. В Фонтвилле действует нечто вроде суда, и ваша жена – излюбленная жертва. Не забывайте, что она все еще новенькая здесь, а вы перебежали на противоположную сторону. Доктор Блейкни уже потеряла изрядное количество пациентов.

Джек отодвинул альбом на расстояние вытянутой руки, чтобы рассмотреть рисунок получше.

– Да, – произнес он, – мне определенно нравится вас рисовать. – Он начал собирать сумку. – В любом случае здесь жутко холодно, да и портрет Джоанны я смогу закончить дома. А Сара меня примет назад?

– Вам лучше спросить у нее. Мне не платят за то, чтобы я вмешивался в семейные неурядицы.

Художник щелкнул пальцами в знак согласия.

– Ладно, – сказал Джек, – я знаю о Рут только со слов Матильды. Не могу отвечать за достоверность, так что вам придется самому проверить информацию. Матильда хранила дома сумму на мелкие расходы, пятьдесят фунтов, в запертой шкатулке в ночном столике. Однажды она открыла его, потому что хотела, чтобы я пошел в магазин и купил ей кое-какие продукты. Шкатулка оказалась пустой. Я предположил, что, возможно, она уже потратила деньги, просто забыла. На что Матильда ответила: «Нет, такое случается, когда родная внучка – воровка». – Джек пожал плечами. – Не исключено, что она пыталась прикрыть провал в памяти, обвиняя Рут. Однако она не стала распространяться о случившемся, а я не расспрашивал. Больше мне вам нечего сказать.

– Ну и семейка, – вздохнул сержант. – Неудивительно, что бабушка предпочла оставить деньги не родственнику.

– Здесь мне трудно с вами согласиться, – сказал Джек. – Дети – плоды творения Матильды, ее кровь и плоть. Ей не следовало передавать деньги Саре.

Сегодня, совершенно ничего не подозревая, я зашла в приемную и пережила настоящий шок – увидела за стойкой Джейн Марриотт. Почему мне никто не сказал, что они вернулись?Предостережен – значит вооружен. Джейн, конечно же, знала, что наши пути рано или поздно пересекутся, и держалась очень спокойно. «Доброе утро, Матильда, – сказала она. – Выглядишь очень хорошо». Я не могла произнести ни слова. Доктору Малоделайке, этому тупице, было поручено передать благие новости о том, что Джейн и Пол решили снова переехать в Розетт-хаус после смерти арендатора. Подозреваю, что Пол – инвалид (хроническая эмфизема) и ему пойдут на пользу тишина и покой Фонтвилля после ужасных условий Саутгемптона. Но что мне делать с Джейн? Не заговорит ли она? Или, еще хуже, не выдаст ли меня? «Ужели в небесах нет милосердья, чтоб в глубину тоски моей взглянуть?» [23]

Было бы лучше, если бы Рут не возвращалась в школу. Без нее дом кажется пустым. В нем слишком много призраков.

Джеральд и отец безжалостно меня преследуют. Бывают такие моменты, хоть и не часто, что я даже жалею об их смерти. Но я возлагаю большие надежды на Рут. Она очень умна для своего возраста. Уверена, что наконец-то из Кавендишей выйдет толк. Если же нет, то все, что я сделала, было напрасно.

«Тсс! Тсс! Кто смеет шептать! Матильда Гиллеспи молится опять». В последнее время меня мучают ужасные головные боли. Может, и не Джоанна сошла с ума, а я.