Эхо - Уолтерс Майнет. Страница 48

— Один сотна, — прервала его размышления гурия, выразительно потирая ладони. — Бистро снэмай брук, и какая мой дэло, что ты есть Барр-рри. Всэ вы я называть «сладэнький». Что хочишь? Как собачки? — Она вытянула губы трубочкой, и ее рот стал напоминать полураскрытый бутон розы. — Хароший чистый малчик. За сотня пятьдесят Фатима сделать пососат. Ты лубишь, когда тэбя пососат, да, сладэнький?

Испугавшись, что она не выпустит его просто так, Барри торопливо достал из кармана пальто бумажник, и позволил ей самой отсчитать пять купюр по двадцать фунтов. Это было роковой ошибкой. Как только деньги перекочевали в руки Фатимы, Барри и шевельнуться не успел, как за дело взялась сама хозяйка. Она была женщиной сильной, да к тому же вознамерилась честно отработать свою часть контракта.

— Давай, сладэнький, стэсняться нэт. Фатима понимай вся тонкост. Видишь, праблэма нэт. Ты очен бальшой малчик. — Ловкими пальцами она извлекла из ближайшего ящика презерватив, профессионально надела его на член Барри, и со всей доступной скоростью начала демонстрировать «турецкую усладу».

Барри ничего не мог поделать в ее опытных руках, и буквально через несколько секунд процесс завершился.

— Ну, вот, сладэнький, все карош, все доволен. Ты такой баалшой! Будет еще один сотна, ты приходить снова. Другой раз меньше гаварить, болше дэлать. О'кэй? Ты платить за кароши сэкс, Фатима дэлать кароши сэкс. Может, другой раз будэш хатеть попка Фатима? Тэпэр надэвай брук и гавари «бай-бай».

Прежде чем Барри успел поправить свой туалет, женщина распахнула дверь. Не зная, как поступить с оставшимся в руке презервативом, он рассеянно засунул его в карман. Вслед ему прозвучало:

— Приходи скоро, Барр-рри!

В этот миг Гровер всей душой возненавидел и ее, и секс вообще.

— О чем тебе говорил старикан, пока я звонил по телефону? — с подозрением в голосе потребовал объяснений Терри, когда они с Диконом направлялись к машине.

— Да так, ничего особенного. Он озабочен твоим будущим, и теперь думает о том, как бы все получше устроить.

— Ну, ладно, только если он решит заложить меня полиции, то пусть остерегается и бережет спину.

— Он мне дал слово, что ничего им не скажет. Неужели ты ему не веришь?

Терри сердито ударил ногой по бордюру тротуара:

— Хочется верить. Но только почему он постоянно хлопал меня по руке и называл тебя «дорогуша»? Уж не педик ли он?

— Нет. А впрочем, тебе-то какая разница?

— Большая. Я с голубыми и знаться не хочу.

Дикон вставил ключ в замок, но дверь открывать не стал и внимательно посмотрел на своего спутника:

— Тогда почему ты без конца о них вспоминаешь? — хмыкнул он. — Ты вроде того алкоголика, который только и талдычит о выпивке, потому что ему не терпится поскорее принять дозу.

— Я не педик, — пренебрежительно бросил Терри.

— Тогда докажи это и перестань их вспоминать.

— Ладно. Слушай, мы можем по дороге заехать на склад?

— А зачем тебе? — удивился Дикон.

— Надо кое-что захватить. Одежду, например.

— А почему тебя не устраивает та, в которой ты сейчас?

— Потому что я не бродяга какой-нибудь, мать твою.

Прождав в машине десять минут, нервно барабаня пальцами по рулю и не замечая никаких признаков Терри, исчезнувшего внутри склада, Майкл начал уже подумывать о том, не следует ли ему самому заглянуть туда. В голове его звучал наставительный голос Лоренса: «И ты считаешь себя хорошим родителем, Майкл? Ты же пустил четырнадцатилетнего несмышленыша в логово воров. И ты говоришь, что смог взять на себя ответственность за него?»

Дикон заменил принятие одного сложного решения другим. Он уверенно вынул из кармана мобильный телефон и набрал номер сестры.

— Эмма? — спросил он, услышав на другом конце провода женский голос.

— Нет, это Антония.

— У тебя голос совсем такой же, как у мамы.

— А кто это?

— Твой дядюшка Майкл.

— Боже мой! — с каким-то то ли страхом, то ли благоговением воскликнула девочка. — Пожалуйста, подождите, хорошо? Я сейчас позову маму. — Было слышно, как трубку положили на столик, и Антония принялась громко звать Эмму:

— Быстрее! Быстрее! Это Майкл звонит!

Вскоре в трубке прозвучал запыхавшийся голос сестры:

— Алло! Алло! Майкл?

— Успокойся и отдышись, — как можно равнодушней произнес Дикон. — Я подожду.

— Я бежала к трубке. Ты откуда звонишь?

— Из машины. Я нахожусь возле заброшенного склада в Ист-Энде.

— Что же тебя туда занесло?

— Тебе это будет неинтересно. — Он понял, что разговор не клеится, потому что сейчас они начали говорить совсем не о том. Эмма была такого же склада, как и сам Майкл, и теперь они оба тянули время, боясь начать разговор о самом главном и сложном. — Послушай, я получил твою поздравительную открытку. И еще одну от Джулии. Она пишет, что мать нездорова.

Наступила короткая пауза:

— Ей не следовало тебе об этом сообщать, — с горечью произнесла Эмма. — Я-то думала, что ты звонишь потому, что тебе уже самому надоела эта бесконечная и бессмысленная вражда, а не из-за того, что испытываешь чувство вины перед матерью.

— Я не испытываю никакой вины.

— Ну, значит, жалости.

Ощущал ли он сейчас жалость? Самым сильным чувством до сих пор оставалась злость. «Не смей приводить эту шлюху в мой дом! — заявила мать сразу после того, как он женился на Кларе. — Как ты смеешь марать фамилию своего отца, передавая ее дешевой потаскухе? Неужели того, что ты убил его, тебе оказалось недостаточным, Майкл?» Это произошло пять лет назад, и с тех пор он ни разу не говорил с матерью.

— Я до сих пор сержусь на нее, Эмма, поэтому я звоню тебе скорее из сыновнего долга. Я не собираюсь просить у нее прощения, и у тебя, кстати, тоже, но мне, конечно, жаль ее. И что же ты теперь от меня хочешь? Я буду счастлив видеть мать, если только она пообещает держать язык за зубами. Как только она произнесет хоть слово в мой адрес, я уйду. Это единственное и необходимое условие, которого я требую. Так мы будем встречаться или нет?

— Да ты, как я погляжу, ничуть не изменился, — сердито бросила Эмма. — Твоя мать практически слепа, и, может быть, ей придется ампутировать ногу из-за ее диабета, а ты договариваешься о какой-то сделке. У тебя нет ни малейшего чувства сыновнего долга перед ней! Почти весь сентябрь она пролежала в больнице, а потом нам с Хью пришлось заплатить Бог знает сколько за частную сиделку, потому что мать живет у себя на ферме и ни за что не хочет переезжать к нам. Так вот, сыновний долг заключается в том, чтобы ты позаботился о матери и обеспечил ей достойный уход, даже если сам в это время будешь терпеть лишения.