Янтарная Цитадель - Уоррингтон Фреда. Страница 29

В нескольких шагах за повозкой стояла еще одна, а дальше – третья. Изомира уже пронаблюдала, как укатываются в ночь три подобных экипажа. Сейчас пришла ее очередь.

– Хитро удумано, – произнес голос над ее плечом.

Оглянувшись, Имми увидела здоровенного, медведеподобного парня. Таких, как она, из него можно был двух накроить, а отблеск в его сонных глазках под густой и курчавой черной шевелюрой ее напугал. Она бы и хотела отделаться от нежданного собеседника, да не знала, как.

– Что?

– Повозку на рельсы поставить. Лошадям, глядишь, и тащить легче.

– О…

«Мне все равно, – подумала она, отстраняясь. – Я домой хочу».

– Следующие! – гаркнул стражник. – Не торопитесь. Места всем хватит. Отхожее в заднем конце. Завтракать будете в Маннанете.

Изомира вместе с другими рекрутами ждала, покуда не выкликнут ее имя, прежде чем вскарабкаться по крутой лесенке в фургон. Внутри рассаживаться пришлось на двух скамьях, друг напротив друга, так что колени сидящих едва не соприкасались. К своему расстройству Имми обнаружила, что человек-медведь расселся напротив нее. Большая часть рекрутов, как и она сама, была совсем юна и очень расстроена. Четверо стражников – женщина и трое мужчин – вошли последними, заняв места у печурки в дальнем конце. Сейчас огонь не горел, но Имми уже начала задумываться, а много ли будет от печки толку, когда похолодает.

Старший стражник, мужчина лет пятидесяти, не слишком страшный и нимало не озабоченный своими подопечными – со стуком задвинул засов и крикнул кучеру, что можно отправляться. Вагон качнулся, трогаясь с места, подвешенные под потолком лампы закачались, и вместе с ними заметались по стенам тени. Изомира вцепилась в скамью. От страха у нее закружилась голова. Скрипя и содрогаясь, повозка двинулась в ночь.

Вскоре мельтешение теней унялось. Тяжеловозы двигались мерной рысью, а вагон катился намного ровнее, чем обычные экипажи, но от потряхиваний и качки у Имми вскоре заныли кости.

Трудно было избежать взглядов сидящего напротив парня. Изомира пыталась глядеть в стену, в потолок, в пол, но всякий раз, как ее взгляд падал на медведеподобного, она замечала, что он не сводит с нее глаз. Она вздрогнула, чувствуя себя ужасно неловко. Попробовала закрыть глаза, но сон не шел, и только перестук колес становился слышней и страшней.

– Ничего себе! – проговорил светловолосый юноша, сидевший рядом с «медведем». – Никогда такого не видел.

– Должно быть, царь очень мудр, раз придумал такую повозку, – заметила темноволосая соседка Изомиры. – Но я б лучше сидела дома, рядом с любимым. – При разговоре она вертела в пальцах изящный медальончик из белого опала.

– А я – нет. Хочу посмотреть Париону. Меня зовут Лат.

– А меня – Серения.

Молодежь вокруг Изомиры принялась переговариваться, знакомиться, рассказывать, кто откуда родом. Пытались разговорить и ее, но девушка не могла заставить себя присоединиться. Слишком давили тоска и отчаяние. И все же журчание голосов успокаивало. Кто-то завел старую песню, остальные подхватили; звучали вперемешку знакомые мелодии, и еще не слышанные. Песня убаюкала Имми, и та провалилась в полудрему, воскрешавшую перед глазами картины прошлого.

Все, что случилось после Излучинки, смазалось в памяти. Это случилось так быстро, так неумолимо, словно она стала паутинкой, лишенной веса и воли. Ее усадили в седло впереди одной из всадниц, сунули в руки узелок с вещами, не дали даже попрощаться с Линденом… даже не дали понять, насколько навсегда они расстаются. Она оцепенела тогда, не веря, что такое возможно. В ее сне уводили Линдена, а не ее саму.

Когда они покидали деревню, случилось что-то жуткое. Излучинцы бежали за ней, часть всадников повернулась встретить их. Потом слышались крики, и ужасный гам боя… а потом небо потемнело, и Изомира ощутила чужое, страшное присутствие, но конница по приказу Бейна быстро увезла ее подальше от тех мест.

С того дня ее преследовали кошмары. На расспросы ее никто не отвечал. Даже больше, чем расставание с семьей, ее тревожила судьба родных после того дня… если не их жизнь.

К тому времени, когда отряд достиг Хаверейна, Изомира осознала весь ужас ее положения. Сама она устала и натерла бедра седлом, но привычные к разъездам царские вестники останавливались лишь ради кратких привалов. Они не были к ней жестоки – всего лишь безразличны – но ее пугали уже одни их грубые манеры и тот простой факт, что они были чужаками.

Поначалу Изомира пребывала под ложным впечатлением, будто в ней есть нечто особенное, из-за чего ее избрали по царскому указу. Но когда они достигли города, там поджидали другие солдаты и кучка юношей и девушек из Хаверейна и окрестностей, набранных в рекруты, как и она сама. Тогда Имми поняла – она не особенная. Она лишь одна овца в пастве. Знание это одновременно успокаивало и пугало.

Всю жизнь о ней заботилась семья. Ни от кого – кроме Руфрида – она не слышала недоброго слова. Пусть она казалась родным чужой – слишком светлая, слишком открытая для темных сторон бытия – но они понимали и всегда защищали ее.

Сейчас ее никто не защищал. Ее даже не знал никто.

В Хаверейне рекрутов погрузили на телеги и отправили в Скальд по дороге, узкой и засыпанной кремневым боем. На ухабах телегу так трясло, что Изомире казалось, будто она рассыпается на кусочки. Кто-то из ее спутников радовался, кто-то плакал, сама же девушка замкнулась, не проронив ни слова, ни слезы. Ей казалось, что этот путь никогда не кончится.

Каждую ночь они делали привал и валились спать в разбитых у дороги палатках, но этих коротких часов никогда не хватало, чтобы отойти с дороги. Усталость глодала Изомиру изнутри. Еда была съедобная, но ее не хватало даже для Имми с ее птичьим аппетитом. В первый же вечер главный над солдатами строго предупредил всех, что попытка к бегству строго карается.

– Почему нас взяли в плен? – крикнул какой-то юноша. – Мы ничего дурного не сделали!

– Вы не пленники! – рявкнул воевода. – Вы государевы слуги, а это значит – закон и к вам относится, деревенщина вы этакая! Теперь вам жить по-новому, вот и привыкайте.

Изомира лежала на холодной земле, не смыкая глаз, и взгляд ее упирался в дальние холмы, и она думала «Вот если я встану, и пойду, и пойду, я через пару дней буду дома…» Заполночь тот юноша, что задал вопрос, попытался сбежать. Охрана поймала его и избила. Утром он вышел в кандалах, покрытый синяками и ссадинами. Это послужило уроком остальным. Но по большей части это был мирный и верный царю народ; не в их природе было противиться или спрашивать слишком о многом. Внезапно Имми пришло в голову, что солдаты-горожане это тоже знают… и презирают своих подопечных за это.

До Афтанского Рога они добрались за шесть дней. Размеры лагеря Изомиру поразили – по склону раскинулся целый палаточный городок, вместивший сотни юношей и девушек. Толпа пугала ее. К такому множеству людей она не могла привыкнуть, но выхода не было – лагерь окружала непреодолимая ограда.

Здесь всех официально записывали на службу царю. Старую одежду отняли, взамен выдали форменную – кожаные башмаки, свободные штаны и рубахи из грубой холстины тусклого буро-зеленого цвета, кожаные куртки и зеленые плащи, а еще – мешки для провизии и личных вещей. Изомира и хаверейнцы провели в лагере всего одну ночь; на заре они снова отправились в путь, уже под присмотром других воевод. Она была только рада, что хитроглазый, зловещий Бейн остался позади, и все же он был последней ниточкой к Излучинке. Теперь она уезжала все дальше в неведомое, и с каждым шагом надежда вернуться домой слабела.

К вечеру рекруты добрались до базы у подножия холмов, на которых стоял Скальд. Вот здесь и начинались серебристые рельсы, и здесь охрана начала загонять рекрутов, по сорок за раз, в конные повозки.

– Не грусти, – донесся до нее голос.

Изомира открыла глаза. Великан напротив нее нагнулся вперед; боясь, что он до нее дотронется, девушка вжалась в стенку вагона.