Здесь был Хопджой - Уотсон Колин. Страница 36

Миссис Корк, глядя в окно невидящими ревматическими глазами, устало кивнула в подтверждение ее слов.

— То же самое было и с дядей Уиллом. И со старым мистером Элиотом на углу. Всякий раз я видела человека в черном плаще. Я всегда знаю наперед, когда за чьей-то жизнью опускается занавес.

Ассоциативный ряд заставил Пербрайта торопливо прервать ее вопросом:

— Скажите, мисс Корк, а в ту ночь, о которой вас расспрашивал сержант… что вы тогда увидели через дорогу?

Без малейшего колебания она переключилась на новую, предложенную инспектором цепочку воспоминаний:

— Это была одна из тех ночей, когда мне бывает плохо, — два высохших пальца незаметно подобрались и исследовали область солнечного сплетения. — Доктора предупредили меня никогда не есть ничего с семечками, опасаясь, что они могут застрять, а в тот день с чаем я съела полбулочки с инжиром; всего полбулочки, но и этого оказалось достаточно. Я промучилась до самого рассвета, а затем парафин, благодарение богу, — уж я так благодарила Его! — начал действовать, прямо там, во что под руку пришлось, и я ни капельки не стыдилась. Но уж доктор Харрис и всыпал мне на следующий день, когда я ему рассказала. «Мирри», сказал он — он всегда зовет меня Мирри — «что я говорил тебе насчет семечек, а? Я тебе говорил, что, если хоть одно застрянет после того, что ты пережила, дело может кончиться дубовым ящиком, девочка моя». Ну, он, конечно, улыбался, но все равно было видно, как он взволнован, у него вокруг рта совсем побелело…

— Итак, вам не спалось, мисс Корк. Сержант Лав мне именно так и доложил. А теперь, что вы слышали и видели в доме мистера Периама?

— Так, ну, во-первых, в ванной комнате горел свет. О, всю ночь напролет. Я уже подумала, что они легли спать и забыли его выключить. Но потом зажегся свет в столовой. Было уже довольно поздно — за полночь, — но, когда со мной приключаются подобные вещи, мне не до сна, можно и не пытаться…

— Вы видели кого-нибудь в столовой?

— Нет, шторы были задернуты. И, конечно, окно в ванной тоже из такого, знаете, расплывчатого стекла. Какие-то фигуры сквозь него видеть можно, но толком ничего не разглядеть. Я хочу сказать, можно определить, когда кто-то собирается принять ванну: тогда фигура розоватая. В этом случае вы, естественно, отворачиваетесь. Но в ту ночь можно было и не отворачиваться. Сначала там только мистер Хопджой умывался — он для этого никогда даже рубашку не снимет, — а потом, чуть позже, мистер Периам делал там свои упражнения.

— Упражнения?

— Ну, конечно. У него есть эспандер. Заметьте, он при этом и выглядит здоровяком: мистер Хопджой рядом с ним все равно что щепка.

— И это все, что вы видели, мисс Корк?

— Все. Я вернулась в спальню прилечь вскоре после этого, когда боли сделались совсем уж невыносимыми. Они как раз понемногу утихали где-то через час, и тут раздался этот звук: словно разбивали что-то стеклянное. Не возьмусь, правда, утверждать наверняка, но было похоже именно на стекло, только звучало как-то глухо. Я встала и опять выглянула в окно. В этот раз свет горел где-то сбоку, я думаю, в гараже. Потом кто-то вышел в сад.

— Вы не смогли разобрать, кто это был? Она покачала головой.

— Это была просто какая-то темная фигура, ходившая туда-сюда, вроде как тень.

— Что произошло потом?

Женщина задумчиво посмотрела в свою чашку.

— Да, в общем, ничего… О, разве вот на несколько секунд вспыхнул свет в спальне миссис Периам, то есть, я хочу сказать, в той комнате, которая раньше была ее спальней; хотя Гордон оставил там все как было, знаете, ничего не трогал. Тот, кто вошел в комнату, сначала, должно быть, задернул занавески: они были закрыты, когда зажегся свет.

— Больше ничего не припоминаете?

— Нет, в ту ночь больше ничего.

— Так, а в другую?

Она замолчала на мгновение.

— Мне, наверное, просто показалось.

— Не имеет значения. Расскажите мне об этом.

— Это случилось три или четыре ночи спустя, точно уже я не помню. Я спускалась вниз за «Гермогеном» и уже снова засыпала, когда вдруг услышала, как бежит вода. Она производила точно такое же бульканье, какое всегда слышится в канализационных трубах Периамов. Но в доме я никого не видела уже несколько дней, поэтому и подумала, что, наверное, звук доносится из какого-нибудь другого места. Я об этом и не вспоминала до того самого момента, когда мы с мамой увидели полицейских, которые возились с канализацией.

Конечно, сказал себе Пербрайт, ванну нужно было слить через день-два, необходимых, чтобы растворился ее обитатель — или пол-обитателя. Он не рассматривал подробно этот момент, считая его несущественным. Собственно, Хопджою не составило бы особого труда либо прятаться в доме все это время, либо незаметно вернуться ночью только лишь для того, чтобы выдернуть пробку. Был другой вопрос, который представлялся ему более загадочным и интересным.

— Скажите, мисс Корк, — медленно произнес он, — почему эти, на первый взгляд незначительные вещи поразили вас настолько глубоко, что вы сочли своим долгом послать анонимное письмо? — Он увидел, как выражение лица мисс Корк стало удивленным и встревоженным, и поднял руку. — Нет-нет, не волнуйтесь; не может быть и речи о том, чтобы доставить вам хотя бы малейшие неприятности. В действительности, — добавил он, — я его даже не видел.

— Но, конечно же, вы его не видели. Оно ведь не вам было послано. И в нем не было абсолютно ничего про то, что я вам сейчас рассказала. Не правда ли, мама? — В минуту растерянности она в первый раз вспомнила о молчаливом присутствии старой женщины.

Миссис Корк с каменным выражением лица посмотрела на инспектора и твердо и коротко покачала головой.

Пербрайт нахмурился.

— Боюсь, что я не вполне понимаю мисс Корк. Вы же сами заговорили о письме с моим сержантом. Мы предполагали…

— Ах, нет. Произошла какая-то ошибка. Знаете, мне совсем не хочется об этом говорить. Уж во всяком случае не об этом. Я бы не смогла. — Худосочные черты мисс Корк отразили смесь праведности и отвращения

— Письмо касалось чего-то, что вы видели? — мягко настаивал Пербрайт.

— Естественно. — Губы опять плотно сжались.

— В доме, который позади вашего? Она кивнула. Выражение ее лица подсказало Пербрайту следующий вопрос.

— Там происходили…— он деликатно замолчал, — …всякие вещи?

Женщина отвернулась и ледяным взглядом посмотрела на огонь в камине, словно собираясь погасить его одним волевым усилием.

Либо признание Периама в платонической измене другу, подумал Пербрайт, было мастерски разыгранным преуменьшением, либо Мириам Корк обладала чувствительностью, удивительной даже для старой девы. Он стал смелее:

— В спальне, я полагаю?

Ее ответ прозвучал, как замедленное чирканье спички о коробок:

— На кровати миссис Периам. — Последовала длинная пауза. — Как собаки на могиле. — Опять пауза. — Средь бела дня.

— Эта девушка… ее имя Дорин, если я не ошибаюсь?

Мисс Корк подняла глаза от упрямо продолжавшего полыхать пламени и направила взгляд на солидных размеров бинокль, который подпирал раскрытую Библию, стоящую у стены на каменной доске.

— Дорин Маккензи, — сказала она голосом, нарочито лишенным всякой интонации.

— Ясно… Ну что же, нам ни к чему на этом долее задерживаться. Так, теперь письмо — я полагаю, вы отправили его жениху?

Мисс Корк и в этот раз помедлила с ответом. Ее рука вновь пробралась к эпицентру мучений, вызванных булочкой с инжиром.

— Я доверила все это молитве, — возгласила она наконец, — и мне было сказано, что я избрала верный путь. Ответ на ваш вопрос — «да», если вы считаете, что вам это поможет. Но больше я не желаю об этом разговаривать.

Инспектор, поймав ее на слове, тут же грациозно откланялся. Он удалился с чувством немалого удовлетворения. Нечто, мучившее его своей необъяснимостью, теперь стало понятным.

Решение привести человека к гибели, неопровержимо приписав ему убийство, потребовало бы очень сильных побудительных причин.