Кто не спрятался - Устинов Сергей Львович. Страница 16

Черкизов встал, постоял молча, касаясь альбома двумя пальцами, и не попросил, а, скорее, констатировал:

– Вы позволите мне его забрать... Это память.

Признаюсь, я слегка замешался, но Панькин выручил:

– Не положено, – развел он руками. – Пройдет полгода – хоть все забирайте.

– Ну что ж, – неожиданно легко согласился Черкизов. – На нет суда нет.

– Ага, – подтвердил Панькин. – Да вы не волнуйтесь, здесь целее будет.

Над моим столом была приколота записка:

“Тебя искал председатель ЖСК “Луч” Кадомцев Елизар Петрович. Оставил телефон, просил связаться. Де Скин”.

Самого “Де Скина” нигде поблизости не было, а жаль. Я нуждался хоть в какой-нибудь предварительной информации. Впрочем, мне тут же пришло в голову, где я могу ею разжиться.

Для начала меня на мой звонок заливисто облаяли через дверь. Потом женский голос поинтересовался: “Кто?” Я назвался, мне открыли, и передо мной предстала давешняя голубоглазая шатенка в длинном, до полу, белом махровом халате. Вокруг нее очень живописно скакал черный как смоль стриженый пудель. Она стояла на пороге и удивленно рассматривала меня.

– Здравствуйте, Марина Львовна, – сказал я. – Вы меня пустите или вам сейчас неудобно?

– Удобно. – Дверь открылась шире. – Только я не понимаю, как это вы меня так быстро нашли? Я ведь вчера не представилась... Ах да! – засмеялась она. – Вы же участковый!..

– Дедуктивный метод здесь совершенно ни при чем, – заметил я, проходя в прихожую. – Просто вчера, когда голосовали за ваш обмен, назвали фамилию, имя, отчество и даже номер квартиры.

– Вот оно что, – протянула она, как мне показалось, разочарованно. – Ну, все равно, проходите. Не знаю только, зачем я могла понадобиться участковому? Потому что живу здесь без прописки? – это уже было добавлено кокетливо.

– Да живите, где хотите, – махнул я рукой. – Тем более что вы ведь, кажется, совершили наконец свой родственный обмен? Поздравляю. Только почему все-таки с третьей попытки?

Мы прошли в комнату и уселись в низенькие кресла у журнального столика. Она пододвинула мне пепельницу.

– Если хотите курить – пожалуйста. Кофе?

– С удовольствием.

Через несколько минут она принесла с кухни поднос, на котором дымились две чашки кофе, стояли сахарница и вазочка с печеньем.

– Вы так и не ответили на мой вопрос, – сказал я, закурив сигарету и пригубив горячий кофе. – Почему с третьей попытки?

– Я же вам еще вчера объяснила. Тут натуральная мафия, У них на учете каждая квартира, которая может освободиться в перспективе. Это же валюта! А бабушка у меня старенькая и очень больная.

– Вы что хотите сказать – они взятки берут?

– Разумеется! Только не деньгами.

– А чем? Борзыми щенками?

– Вроде того. Козленко, например, за то время, что заместительствует, две книжки выпустил – он критик театральный. И дочь его, поразительно бездарную девку, в аспирантуре оставили. У нас, если кто активно изображает деятельность в правлении, то, значит, чего-то ему нужно: квартиру или там диссертацию.

– А что нужно Елизару Петровичу?

– Черт его знает, – впервые задумалась она. – Как будто все у него есть. Доктор технических наук, дача в Апрелевке, квартира четырехкомнатная... Я там не была, но рассказывают, у него миллионная коллекция старинных икон. Разве что... Год назад он пробил однокомнатную дочке директора торга. Наши повозмущались, да скоро перестали, когда всех пайщиков прикрепили к столу заказов. Болтают, что сам Елизар Петрович теперь без балычка или семужки не сидит.

– Откуда у вас такая бездна информации? – поинтересовался я.

– Так ведь я тут с самого рождения живу. А дом-то стеклянный, все насквозь видно, – засмеялась она. Я допил кофе и поднялся:

– Спасибо. Вы мне позволите обращаться к вам за справками?

– Бога ради, – ответила она и вдруг сдвинула брови, спохватилась: – А, собственно говоря, зачем вы приходили?

– За чем приходил – то и получил. Теперь буду знать, что поделывает местная мафия, – ответил я. И, вспомнив дежурного, по отделению капитана Калистратова, заметил уже в дверях: – Мафию вы не видали...

Елизар Петрович Кадомцев принимал гостя в своем кабинете. И хотя гость был всего лишь участковый инспектор, ему оказывали максимум внимания. Предлагали липтоновский чай, французский коньяк, но гость от всего отказывался и только по сторонам головой вертел: все стены в комнате были завешаны великолепными иконами.

– Воров не боитесь? – спросил я.

– Боюсь, – честно ответил Кадомцев. – Человек, владеющий собственностью, всегда уязвимей нищего: ему есть что терять. Что ж мне их теперь, в речку выкинуть? Это они сейчас подорожали, а когда я их собирал, никто не интересовался. Вот эту Неопалимую Купину я лет тридцать назад выменял на бутылку водки. А сейчас она стоит тысяч тридцать – шестнадцатый век!

– Водка тоже подорожала, – заметил я.

– Да, – скорбно изломал густые седые брови Елизар Петрович и вдруг сказал ни к селу ни к городу: – Как вы думаете, сколько эта... э... Скачкова! Сколько эта Скачкова заплатила Байдакову за фиктивный брак? Какие сейчас расценки?

– А вы уверены, что брак обязательно фиктивный?

– А вы – нет?

Я вспомнил грязную, захламленную квартиру Витьки, в которой не было ни следа присутствия женщины, и вынужден был признаться, что тоже уверен. После чего сказал:

– Насколько я понимаю, вы меня пригласили, чтобы я помог вам доказать эту самую фиктивность. Если так, то хочу предупредить сразу: это не входит в мои обязанности.

– Вы очень проницательны, – произнес он, пристально меня рассматривая. – Мне кажется, мы с вами поладим. Я думаю, нашей бухгалтерии не составит труда выписать вам премию. Рублей пятьсот вас устроит?

– Нет, – вздохнул я. – Боюсь, Елизар Петрович, вы меня неверно поняли. Никаких премий мне не надо. Мне не деньги нужны, а время. Поэтому я вам не могу обещать быстрых результатов.

– Но вы это сделаете? – спросил приунывший было, но затем воспрянувший председатель.

– Постараюсь, – ответил я. В конце концов, такой ответ меня ни к чему не обязывал.

– Ну и отлично, ну и ладушки! – заулыбался Елизар Петрович. – А то ведь посудите сами, в каком мы дурацком положении: Байдаков в тюрьме, увидеться с ним нам нельзя. А эта дамочка, можете не сомневаться, уже завтра въедет в квартиру – и мы ее потеряем! Я квартиру имею в виду, – пояснил он. И продолжал: – Подумать только: три недели, как прописана в Москве, а уже на тебе – роскошная двухкомнатная! Это при том, что у нас огромная очередь нуждающихся! Вы меня понимаете?

Я кивал, что да, понимаю. Хотя, как ни старался, не мог найти в своей душе и капли сочувствия к попавшему в “дурацкое положение” председателю. Особенно в свете ретроспекций голубоглазой Марины. Откровенно говоря, мне совершенно не хотелось заниматься этим склочным делом, таскать из огня каштаны для правления кооператива “Луч”. И уж тем более я не желал заниматься этим в порядке частной инициативы. Поэтому сказал:

– Вот что. Вы напишите официальное заявление нашему начальнику отделения с просьбой помочь. И если он распорядится...

Авось Голубко не захочет лезть в это дело. Но председатель мой неожиданно повеселел. Интересно, подумал я, он уже знает, кому отдаст эту квартиру?

– Чудненько, чудненько, – пел он. – Нет, теперь я вас так просто не отпущу ни за что! – Лев тряхнул своей седой гривой и, не вставая с кресла, открыл бар. В глазах зарябило от сверкающих бутылок. Здесь были джин, виски, коньяк, шампанское, еще какие-то вина в глубине, но не они привлекли мое внимание. На отдельной полочке стояли рюмки с бокалами. И среди них, в первом ряду, оттеснив назад хрустальную посуду, красовались чешские стаканы со старинными автомобилями на боку. Ровно пять штук.

Остаток дня прошел в рядовых дурацких хлопотах. Я ругался с главным инженером РЭУ по поводу незапертого подвала. Навещал Сережку Косоглазова по кличке Заяц, которого застал дома на диване с газетой в руках, что радовало и огорчало одновременно: с одной стороны, Сережка ничем предосудительным не занимался, с другой – на работу устраиваться тоже не торопился. С гражданином Косоглазовым была на этот предмет проведена соответствующая беседа. Потом я вел прием граждан – две склоки в коммуналках, одна драка между разведенными мужем и женой, одно слезное заявление с просьбой хоть что-нибудь сделать с внуком пятнадцати лет, который через день дома не ночует. Потом... потом я инструктировал дружинников... Нет, сначала я созванивался с райэнерго насчет фонаря возле стеклянного дома, а уже потом занимался с дружинниками – и все это время посреди бесконечных этих забот у меня перед глазами нет-нет да и вставали эти чертовы стаканы.