Убить Ланселота - Басирин Андрей. Страница 36
Фероче покачал головой:
– Нет-нет. Чужое чудище в стране? Никогда! Это против устава Дюжины.
– Но, Фью, это же временно. С вашим зверем ничего не случилось. Когда мой план приведет к успеху, вы прилюдно объявите, что Бахамот выжил. Или воскрес. Как вам больше нравится. Вам лишь надо продержаться на троне.
– Так у вас есть план, ваше преосвященство?
– Да. Мы расправимся с Истессо. И сделаем это вот как…
Гвардейцы брызнули в разные стороны. Это спасло их от удара, когда герцог ворвался в тронный зал. Широкими шагами он помчался к трону. Выхватил из-под сиденья парик, напялил его. Сверху – герцогскую корону. Глазки Розенмуллена довольно сверкнули:
– Уф-ф! Ну и жара. Приятно вновь оказаться самим собой. Располагайтесь, господа.
Истессо поискал взглядом стул или диван. Ничего подобного не отыскалось. Приглашение герцога оказалось пустой формальностью. Обстановка в лаборатории Фероче была куда более демократичной.
– Итак, господин Хоакин… – Герцог забрался с ногами на трон, повозился там, устраиваясь. – У вас послание от шарлатана. Давайте же его сюда.
Стрелок достал письмо и протянул Розенмуллену. Тот сломал печать и нетерпеливо пробежал глазами первые строчки.
– Так-так-так. Фью в своем репертуаре. Лабораторная крыса…
Он поднял взгляд на Хоакина:
– Говорите, старое заклятие Бизоатона?
– Да. Его магичество утверждает, что ключ у мертвого шарлатана. Но вы же умеете допрашивать тени ваша светлость?
– Это мой конек. И Фероче прав. Я обожаю возиться с мертвецами.
Розенмуллен окинул взглядом скульптора и поэта. В его глазах промелькнуло удивление.
– Кто вы такие, господа?
– Мы? – затрясся поэт. – М-мы люди искусства. В «Бородароссе»… помните?
– Ах да. Вольные художники.
Герцог хлопнул в ладоши. Вбежал камергер.
– Препроводи этих. Обустрой вместе с остальными комедиантами. Да, и пусть принесут зеленый столик. Я желаю общаться с духами.
– Слушаюсь, ваша светлость. Будет исполнено.
Камердинер увел Тальберта и поэта. Герцог же повернулся к Хоакину:
– Вот и славно. С этим разобрались. Сейчас принесут инструменты, и приступим. Скажите, вы хотите поговорить с одним лишь Бизоатоном?
– А с кем еще?
– Да мало ли. Я обожаю вести беседы с Эльзой. Она была подругой Ланселота в стародавние времена… очаровательная женщина. Мой предок-бургомистр порой заглядывает. Высказывает интересные мысли. Очень. Соглашайтесь, Хоакин. Я многому научился у него.
– Спасибо, ваша светлость. Как-нибудь в другой раз.
– Жаль, жаль. Подумайте хорошенько, господин Истессо.
Подручные герцога-некроманта принесли спиритический столик. Разложили на нем хрустальный шар, две колоды карт, иглу и помятую жестяную миску с водой. Неприметные статисты в черном задернули шторы. Тронный зал погрузилась во мрак. Загремели расставляемые кресла, зашелестели покрывала, вспыхнули огоньки свеч.
Инцери забеспокоилась:
– А можно мне что-нибудь зажечь?
– Конечно, сударыня. Свеча, зажженная первостихией огня, придаст силу нашему ритуалу. Не стесняйтесь. Жгите!
Перед саламандрой поставили подсвечник, и Инцери торжественно дунула на фитили. Вспыхнули три огонька. Довольная и смущенная, ящерка спряталась под креслом.
Когда приготовления подошли к концу, герцог махнул слугам:
– Можете идти. Этого новенького… как его?… Ах да, поэта. Предупредите. У меня высокие требования к литературе. Должен соответствовать.
Черные поклонились и растаяли в темноте. Камергер задержался, чтобы снять пылинку с рукава герцога.
– Не забывайте, ваша светлость, – шепнул он, – сегодня собрание Дюжины. Вы и так все время опаздываете.
– Спасибо. Ценю вашу заботу, но магия превыше всего. А сейчас оставьте меня.
Сеанс черной магии начался. Розенмуллен бросил иглу в миску с водой и принялся делать пассы. Игла всплыла и завертелась, словно дворняга, учуявшая запах овсяной болтушки.
– Аббатство! – воззвал герцог. – Бестиарий! Виолончель и Гарнитура! Доминантой заклинаю и Епархией.
Над миской закурился разноцветный дымок. Хоакин в который раз подивился, насколько разные люди уживаются в герцоге. Кто такой Эрик Румпельштильцен? Обжора, пьяница и самодур. Розенмуллен и на троне корчил из себя чудака, покровителя искусств.
А вот Розенмуллен-маг представлял собой совершенно иное. Шутовство и развязность слетели с него, словно луковая шелуха. Остались точность и пунктуальное следование ритуалу.
– Призываю вас, Ерничество и Коллизия, Латентность и Медиевистика!
Тени в углах зала зашевелились. Задышали.
Лиза схватила Истессо за локоть; сердце ее оглушительно колотилось. Маггара вскарабкалась на плечо стрелка и прижалась к щеке. Под левой ладонью возник жар – там пряталась Инцери. Спутницам стрелка было страшно.
– Пантеизм. Растафарианство. Семиотика. Тестамент.
С каждым словом, с каждым новым именем Розенмуллен выкладывал на стол новую руну. Они походили на медные монетки – новые, надраенные до блеска, – и скоро миска оказалась в кольце знаков. Кружение иглы стало осмысленнее. В нем появилась система.
– …да пребудут с нами Эсхатология, Юриспруденция и с ними – Ятроматематика! – закончил Розенмуллен. – Приди же!
Сверкающий круг замкнулся. В углу зала послышался стук.
– Слышу, слышу, – недовольно отозвался герцог. – Вас только не хватало, тетя. Изыдите, прошу вас. Нынче есть дела поважнее.
Стук прекратился. Розеймуллен повернулся к Хоакину:
– Кого, ты говоришь, надо вызвать?
– Бизоатона Фортиссимо. Прежнего шарлатана.
– Да, помню. Шарлатана, конечно же…
Он поводил над миской руками и возвестил:
– Призываю! Призываю печального духа!
Стены зала придвинулись и расплылись. Ненамного, но так, чтобы создать впечатление, будто в комнате еще кто-то есть. И этих «кого-то» очень и очень много.
– Не бойся, – шепнула Маггара на ухо стрелку. – Это собрались печальные духи. Сейчас герцог прогонит лишних прочь.
Так и произошло.
– Призываю тебя, дух посредственного мага, – приказал Розенмуллен.
Стены чуть-чуть отступили.
– Широко известный среди королей своего круга, но не дальше. Не совершивший никаких особенных деяний. Если не считать удачного альянса с Исамродом, конечно. Да и то лишь по счастливой случайности.
Фуоко могла поклясться, что теней стало меньше.
– Удостоившийся маленькой главы в энциклопедии.
Стало легче дышать.
– Пешка в руках своих министров. Жалкий подкаблучник.
Еще меньше. Слова герцога действовали подобно решету, отсеивая недостойных кандидатов.
– Бизоатон Фортиссимо, призываю тебя!
Вновь послышался стук, но уже иной ритмики.
– С духами важна честность, – пояснил герцог вполголоса. – Никаких недомолвок и иносказаний. Метафор они не понимают.
Стук прозвучал настойчивей.
– Если бы не моя покойная дура-тетушка… Вечно она сует нос не в свое дело.
Он нагнулся к столику и спросил:
– Кто явился на мой вызов?
Игла в миске заметалась. Указала сперва на «Е», Котом на «Г». Лиза и Хоакин сами не заметили, как принялись помогать – словно в разговоре с заикой.
«М», «А», «Г», «И»…
– Магичество? «Д». «Д». «А».
– Не отвлекайся, дух. Игла угодливо завертелась. «М», «А»…
– Макинтош?… Морганатический?… Маркграф?
Герцог нахмурился:
– Не подсказывайте. Опасно помогать призванным сущностям. Какой-нибудь недобросовестный дух может воспользоваться. И тогда…
– Что тогда, ваша светлость?
– Моя тетушка. – Розенмуллен скорбно поджал губы.
Дух страдал. С трудом он сообщил, что является «Магущесвинейшим шарлатаном Террокса, знаминатилем прагреса».
– Наша общая беда, – вздохнул герцог. – Мне бумаги тоже референты готовят. В грамоте я полный нуль. После смерти меня ждет та же судьба.
«Б», «И», «3», «О»…
Розенмуллен сочувственно взирал на мучения призрака.