Солнечный поцелуй - Ванделер Альберта. Страница 37

Камилла прекрасно знала, какой эффект оказывает на мужа ее гибкое, горячее тело, и сейчас без всякого стеснения пользовалась этим знанием. Она знала, что если выйдет из схватки победителем, если заставит Винсента уступить импульсу, то сможет продиктовать ему любые условия капитуляции.

— Нет, — прохрипел он, отталкивая ее от себя. — Нет!

— Да, милый, да, — горячо шептала Камилла, пытаясь справиться с пуговицами его рубашки. — Ты же хочешь этого, правда? И я… я тоже хочу тебя. Мы все начнем сначала. Завтра же… сегодня… сейчас…

Вести борьбу на два фронта — дело почти безнадежное. Винсент чуть ли не разрывался между тем, что толкало его к женщине, и тем, что велело остановиться. Голые груди прыгали перед глазами, терлись о лицо напрягшимися багровыми сосками. Губы оставляли на коже горящие следы. Камилла попыталась повалить его на диван, и это ей почти удалось, но в последний момент Винсент вывернулся и скатился на пол, больно ударившись затылком о ножку стола.

— Черт… — Он поднял голову, и именно в этот момент Камилла опустила ногу. — Черт! Ты попала мне в глаз!

— Ты это заслужил!

— Вот как?

— Вот так!

Трудно сказать, чем бы завершился эпизод, если бы они одновременно не посмотрели друг на друга и не увидели себя со стороны: он — с всклокоченными волосами, следами помады на шее и щеке, в расстегнутой рубашке; она — в съехавшем с плеча топе, с задранной юбкой и горящими глазами.

Проклятия так и не слетели с языка Винсента. Губы Камиллы дрогнули. Они улыбнулись — сначала несмело, потом широко — и рассмеялись.

— Ну и вид у тебя!

— У тебя не лучше!

— Боже, ты едва меня не раздела!

— А ты почти стащил с меня юбку! Винсент вздохнул, поправил рубашку и шагнул к дивану. Камилла покачала головой.

— Не надо, Вине.

— Надо. Нам надо поговорить. Обо всем.

Они проговорили два часа и легли спать далеко за полночь. Она — на кровати, он — на диване.

Сан-Франциско просыпается неспешно, как человек, любящий понежиться в постели, досмотреть сладкий утренний сон, помечтать о чашечке кофе и о горячем, расслабляющем душе. Правда, находятся и здесь отщепенцы, так называемые приверженцы здорового образа жизни. Это они с энергией раскаявшихся грешников строят повсюду гимнастические залы и спортивные клубы, открывают магазины «натуральных продуктов», носятся по утрам — и даже во время ланча! — по дорожкам парка, окидывают презрительными взглядами тех, кто осмеливается травить себя никотином, и устраивают пикеты у баров.

Шеннон лениво потянулась, спустила ноги с кровати и вдруг заметила на полу пуговицу. Маленькую белую пуговицу от мужской рубашки.

Винсент?

Нет, она отлично помнила его рубашку с черными пуговицами.

Странно. Неужели… Неужели здесь побывал чужой? Вор? Но из квартиры, кажется, ничего не пропало. Шеннон огляделась. Выдвинула ящик тумбочки. Заглянула под кровать. Открыла дверцу шкафа. Все на своих местах.

Какая глупость. Кто мог забраться в ее квартиру? У нее нет ни драгоценных украшений, ни знаменитых картин, ни антикварных вещиц. Что же могло привлечь сюда любителей поживиться?

Ничего. Чужой в доме — только ее воображение. Пуговица? Возможно, она просто валялась у Винсента в кармане и выкатилась, когда он снимал брюки. Вот именно. Так все и было. Для всего есть простое объяснение. Глупо повсюду видеть загадки. Надо поменьше читать триллеры.

Боже, ей впору обращаться к психотерапевту! Нашла пуговицу и уже развернула сценарий в духе Хичкока!

Прими душ и успокойся.

Шеннон открыла кран и, ожидая, пока пройдет холодная вода, откинула крышку унитаза.

Сердце как будто сжали ледяные пальцы — на воде покачивался окурок.