Григорий Распутин-Новый - Варламов Алексей Николаевич. Страница 24

Это дело приводит в своей тенденциозной книге О. А. Платонов, стремящийся доказать надуманность обвинений против Распутина, который-де стал жертвой злостной и преднамеренной фальсификации. Расследование, по мнению автора, велось с целью доказать на пустом месте пресловутое «хлыстовство» Распутина. Возникает закономерный вопрос: а с какой стати Тобольскому епископу было начинать это расследование, собирать компрометирующие крестьянина Григория данные? О. А. Платонов полагает, что дело «организовал» великий князь Николай Николаевич, до Распутина занимавший место ближайшего друга и советника царской семьи. «В то время только он мог через руководителей Синода и епископа Тобольского назначить следствие по делу человека, который хорошо был известен в высших сферах и самому царю, – полагает Платонов. – Видимо, сначала дело носило характер проверки – что за человек так приближается к особе царя, а когда великий князь почувствовал ущемление своих интересов – оно приобрело клеветнический характер».

Подобный ход мысли невозможно признать убедительным. Во-первых, Николай Николаевич (как и любой другой близкий императору человек) не мог занять то место, какое занимал «мужик» Распутин… Во-вторых, Николай Николаевич в то время пользовался искренним расположением самодержца, регулярно с ним встречался.

Более того, именно в 1907 г. в жизни Николая Николаевича произошло знаменательное событие – он, наконец, получил возможность жениться на великой княгине Анастасии Николаевне, которая 10 ноября 1906 г. развелась со своим первым мужем герцогом Лейхтенбергским. Сообщая об этом в письме матери – императрице Марии Федоровне – Николай II признался, что подтверждение столичным митрополитом Антонием (Вадковским) возможности женитьбы великого князя его очень обрадовало. «Этим разрешается трудное и неопределенное положение Николаши и в особенности Станы, – подчеркивал самодержец. – Он стал неузнаваем с тех пор, и служба его сделалась для него легкой. А он мне так нужен!»

Итак, «нужный» великий князь, облагодетельствованный императором, на свой страх и риск начинает вести работу по сбору компрометирующей Распутина информации! В таком случае стоит признать Николая Николаевича человеком не только подлым, но и недалеким. Однако ни одно из этих определений не может быть подтверждено фактами: принципиальность и честность великого князя в императорской семье считались общепризнанными».

Насчет принципиальности и честности Николая Николаевича можно и поспорить, но важно даже не это, а то, что общение Распутина с «черногорками» не было прервано в 1907 году, но продолжалось как минимум еще несколько лет.

19 июня 1907 года Николай записал в дневнике: «В 3 часа поехали с Алике в ее двуколке на Знаменку. Встретили Стану на террасе перед дворцом, вошли в него и там имели радость увидеть Григория. Побеседовали около часа и вернулись к себе».

Год спустя, 4 августа 1908 года Государь отметил: «Приехал в Петергоф в 6.30. Алике в это время разговаривала с Григорием, с которым я тоже виделся полчаса!»

Именно в Петергофе располагался дворец «черногорок».

Наконец сам О. Платонов (противореча собственной же версии о разрыве Распутина с Великим Князем еще в 1907 году) приводит письмо Распутина царским детям, датированное 17 февраля 1909 года, где есть такие строки: «Сладкие детки, вот наступает весна и цветочки цветут… Золотые мои детки, я с вами живу… Я скоро приеду к вам. Я бы сейчас приехал, но надо икону привести на закладку вашему Николаше дяде».

Едва ли повез бы Распутин икону Великому Князю Николаю Николаевичу, если бы их отношения были уже тогда испорчены.

«С 1911 года (а не раньше. –А. В.) стало заметно изменение чувств государя к великому князю Николаю Николаевичу, – вспоминал царскосельский комендант В. Воейков. – Произошло оно на почве испортившихся отношений между императрицей Александрой Федоровной и великой княгиней Анастасией Николаевной (супругой великого князя), с которой она раньше состояла в большой дружбе, имевшей, между прочим, последствием и появление во дворце «старца» Распутина. Пока существовало благорасположение государыни к великой княгине Анастасии, Распутина во дворце великого князя называли «Божьим человеком». Но как только произошло изменение в отношениях, великий князь Николай Николаевич под влиянием супруги и великой княгини Милицы Николаевны задумал удалить «старца» от их величеств. Когда эти старания не увенчались успехом, во дворе великого князя началась открытая интрига против императрицы, которой стали вменять в вину посещение двора Распутиным».

«Вы знаете, это человек действительно удивительный, – говорил обер-прокурору Синода А. Д. Самарину Великий Князь Николай Николаевич летом 1915 года. – Я сам находился под его влиянием, я изучил все его учение и мог бы в Синоде разъяснить это хлыстовство. Особенно сильна в этом моя belle soeur (т. е. Милица Николаевна). Она может очень скоро познакомить вас с этим учением. Но я раскусил, что это за человек и от него отвернулся. Тогда он мне стал угрожать, что поссорит меня с Государем. И действительно поссорил так, что мы одно время не виделись».

Но это относится к более позднему периоду, а весной 1907 года Милица Николаевна побывала в Покровском (об этом имеется полицейское донесение: «Весной 1907 г. к нему инкогнито изволила приезжать ее императорское величество в. кн. Милица Николаевна»), где не только не стала затевать против опытного странника никаких интриг, но подарила ему несколько тысяч рублей на строительство нового дома. В 1908 году, когда следствие уже было завершено, она же, Милица Николаевна, Распутина просто спасла, предоставив ему убежище в своем дворце от преследовавшей его по приказу Столыпина полиции. Таким образом, неприязнь к Распутину «черногорок» и их мужей, о чем пишут и Платонов и Радзинский, если и имела место, то никак не в 1907 году, а гораздо позднее, и, следовательно, причины возбуждения дела о принадлежности Распутина к хлыстовской секте в 1907 году следует искать все же не в Петербурге, но в Покровском.

Единственной хотя и недостоверной петербургской зацепкой можно считать запись из так называемого «Дневника» Распутина (представляющего собой либо записи речей Распутина, сделанные его секретарем Акилиной Лаптинской, либо являющиеся такой же подделкой, как и вырубовский «Дневник»), где содержится следующее высказывание, вложенное в уста автора: «Хитер Петруша, а мужик хитрее. Вот он каналья, что сделал. Собрал бумажки, чтобы меня пугнуть… Поп-дьявол послал бумажку о радениях. Будто хлыстовали. Экой дурак!..»

Петруша – это П. А. Столыпин, о резко отрицательном отношении которого к Распутину речь пойдет в следующей главе, однако если даже и поверить в то, что эти или похожие слова были произнесены, то в любом случае инициатива шла из Сибири, от «попа-дьявола», а в Петербурге ее в лучшем случае поддержали.

Матрена Распутина связывала недовольство священников с растущей популярностью ее отца среди крестьян в ущерб авторитету местного клира:

«…по селу разнеслась весть, что зародился новый пророк-исцелитель, чтец мыслей, разгадыватель душевных тайн.

Слава Распутина стала распространяться далеко за пределами села Покровского и соседних деревень. Приходили бабы, водя за собой кликуш, хромых, слепых, больных ребят.

Священник увидел в отце врага, способного лишить его, по крайней мере, части доходов. Теперь больные шли за исцелением к отцу, а не в церковь. Те же, кто искал духовного руководства, предпочитали получать хлеб из рук отца, а не камни из рук священника.

И без того разгневанный соперничеством «выскочки», священник пришел в ярость, узнав, что отец намерен соорудить на своем подворье подземную часовню.

Насколько я знаю, отец никогда открыто не выказывал своего отношения к Покровскому батюшке. Но тот был достаточно опытен и не нуждался в непосредственных объяснениях.

С точки зрения сугубо церковной, затея, подобная затее отца, не несла в себе ничего оскорбительного. От Покровского служителя Господнего потребовалось бы только освятить новую часовню. Или заявить, почему он этого делать не намерен.