Солнце заходит в Дономаге - Варшавский Илья Иосифович. Страница 32
Выстрел
— Я ничего не понимаю в ваших тензорах, — сказал Скептиалов, — но уверен, что все эти математические выкрутасы придуманы специально для того, чтобы запутать человека, желающего руководствоваться здравым смыслом. Никакой отрицательной вероятности не существует, а время всегда течет в одном направлении.
Мозгачев нахмурился. Бесплодный спор с профаном уже начал его раздражать. Правильнее было бы на этом закончить, но все изобретатели очень самолюбивы.
— Вы ошибаетесь, — сказал он, комкая нераскуренную сигарету, — моя идея имеет реальное воплощение. Я построил машину, в которой можно путешествовать в прошлое, и готов это доказать вам на опыте. Пойдемте!
Машина напоминала хрустальное яйцо, помещенное между двумя полюсами огромного электромагнита.
Через прозрачные стенки Скептиалов разглядел два небольших кресла и щит, усеянный множеством приборов.
«Черт его знает, на что в конце концов способны эти физики», — подумал он с невольным уважением.
Мозгачев поднял крышку яйца.
— Итак, если вы готовы, прошу занять место в кабине.
Ошалевший Скептиалов полез внутрь таинственной машины. Внезапно ему показалось, что сотни солнц вспыхнули перед его глазами. Большая шишка — результат удара о приклад охотничьего винчестера двенадцатого калибра, медленно, но верно вздувалась чуть выше переносицы.
— Я забыл вас предупредить, что в кабине тесновато, — сказал, посмеиваясь, Мозгачев. — Ну, поехали!
Скептиалов, приложив платок ко лбу, откинулся на спинку кресла.
— Хорошо, — ехидно сказал он, — разбудите меня, когда будем подъезжать к древнему Египту.
— Вам нужно было раньше предупредить, что вы интересуетесь этой эпохой, — ответил Мозгачев, оттягивая на себя какой-то рычажок. — Боюсь, что мы ее давно проскочили.
— Не разыгрывайте меня, — усмехнулся Скептиалов. — Прошло всего несколько минут, за которые…
— Для нас с вами, — перебил Мозгачев, — но не для мира, существующего вокруг нас. Ведь в машине время почти остановилось с того момента, как я включил излучатель поля. Сейчас мы фактически — вне времени. Пора входить в противоположно направленный поток. Думаю, что мы прыгнем по крайней мере на сто тысячелетий назад.
Мозгачев нажал красную кнопку на пульте и откинул крышку кабины.
— Пожалуй, побольше, чем на сто, — сказал он, помогая Скептиалову выбраться наружу и осматриваясь кругом. — Судя по растительности, мы угодили прямо в средний палеолит, а вот, если я не ошибаюсь, наши далекие предки идут приветствовать людей двадцатого века.
Сквозь густую чащу первобытного леса к путешественникам во времени приближалась группа человекообразных существ, вооруженных дубинами. Мрачные взгляды, которые они бросали на пришельцев из будущего, и оскаленные зубы не предвещали ничего хорошего.
Мозгачев вынул из кабины винчестер.
— Следите за каждым их движением, — сказал он, передавая ружье Скептиалову, — а я постараюсь убедить наших прародителей в отсутствии у нас дурных намерений.
С поднятыми вверх руками Мозгачев направился к неандертальцам, сгрудившимся вокруг своего вождя, молодого детины, ростом со взрослого шимпанзе.
Не успел Мозгачев сделать и трех шагов, как ловко пущенная рукой вождя дубина раскроила ему череп.
Почти одновременно Скептиалов спустил курок, и обливающийся кровью неандерталец упал в предсмертных судорогах на землю.
Последствия этого выстрела превзошли взрыв десятка водородных бомб
— потому что Скептиалов оказался потомком убитого неандертальца, а тот к моменту убийства не успел обзавестись потомством.
Убивший своего прямого предка Скептиалов мгновенно перестал существовать, потому что не бывает следствия без причины. Но раз он никогда не существовал, то не мог убить неандертальца, и тот снова ожил, предоставив ему тем самым все права на существование и одновременно возможность еще раз себя убить, после чего все началось заново.
Одновременно со Скептиаловым в режим «существую — не существую» попали еще десять миллионов потомков убитого неандертальца, и в том числе автор этого рассказа, ввиду чего он не видит никакой возможности закончить рассказ, пока не прекратится вся эта кутерьма.
Единственное, что автор твердо обещает читателям, это никогда больше не отправлять своих героев в прошлое.
Биотрангуляция Лекочки Расплюева
Прошло не более десяти лет с тех пор, как Норберт Винер высказал дерзкое предположение о возможности транспортировать людей в любую точку пространства при помощи электромагнитных сигналов.
В самом деле: каждый человек представляет собой неповторимую комбинацию клеток индивидуальной структуры, и если бы удалось при помощи физических методов расшифровать эту структуру, если бы этот шифр мог быть переведен на язык сигналов и команд и если бы эти сигналы могли управлять синтезом живой клетки, то не было бы ничего проще осуществить эту идею.
Такое обилие «если бы», столь любезное сердцу фантаста, не могло остаться незамеченным, и не удивительно поэтому, что целина, на которой гениальный ученый провел первую борозду, вспаханная в течение короткого времени плугом Воображения и обильно удобренная потом Вдохновения, расцвела яркими цветами Вымысла.
Не хмурься ты, о лучший и серьезнейший читатель научной фантастики! Меньше всего я собираюсь въехать на эту пышную ниву в громыхающей колеснице Пародии, топча полезные злаки и сорняки копытами Сарказма, Насмешки и Сатиры.
Я всего лишь робкий пилигрим, которому нужна крохотная пядь свободной земли, чтобы посеять туда ничтожное зернышко сомнения, скромную лепту богине Науке. Поверь, что мною руководит лишь одно: надежда получить из ее рук отпущение старых литературных грехов.
Я бы не сошел с проторенной дороги жанра, если б в необычайной истории, которую я тебе хочу поведать, не сплелись теснейшим образом проблемы биотрангулярного перемещения с учением Павлова об условных рефлексах.
Именно здесь, в темных ущельях пограничной зоны наук, часто доступной только фантасту, в самую жаркую пору научных дискуссий скрывается от глаз людских таинственная и неуловимая анаконда Истина.
Я тебе обещаю, читатель, по возможности избегать литературных штампов. Моим героем будет не старый профессор физики, а молодой математик, кандидат наук.
Математики — странные люди, у них все наоборот. Свой день они посвящают работе, а отдых заполняют чтением фантастики, вечно юными анекдотами и спортом.
Впрочем, если дальше, по мере того как армия Ее Величества Математики будет завоевывать все новые и новые области, возрастной ценз маршалов непобедимого воинства будет продолжать неуклонно подать, то дело дойдет и до игры в бабки.
Нет, современный ученый — это не тот рассеянный сухарь, который прочно укоренился на страницах фантастических романов. Поглядите на этих веселых ребят во время очередного симпозиума. Недаром в переводе слово «симпозиум» означает пирушку! Право, нет лучшей приправы к шашлыку, чем горячий научный спор, и ничто так не утоляет жажду познания, как обмен мнениями и бутылка сухого вина. Какой-то шутник сказал, что симпозиумом может называться любая научная конференция, если там пьют все, что крепче пива, и все говорят одновременно.
Однако хватит, а то читатель и впрямь заподозрит меня в неуважении к науке, тогда как моя болтливость попросту вызвана искренней симпатией к молодому поколению ее служителей.
Итак, мой герой — молодой математик.
По паспорту он — Леонид Расплюев, но волшебница Любовь превратила это царственное имя в нежное прозвище Лекочка. Будьте знакомы: Лекочка Расплюев, кандидат физико-математических наук.
Я не могу воспользоваться священным правом фантаста и представить его читателю в рабочем кабинете. Во-первых, он работает в учреждении, скромно именуемом почтовым ящиком, во-вторых, у него нет кабинета, а в-третьих, все равно, поглазев на листы бумаги, исчерченные кабалистическими знаками вперемежку с эскизами женских ножек, вы бы решительно ничего не поняли. Пусть лучше наше знакомство произойдет в двухкомнатной кооперативной квартире, когда он готовится покинуть столицу, дабы принять участие в таинственном симпозиуме на берегах Куры.