Ольга, королева русов - Васильев Борис Львович. Страница 34
— Ты с Хильбертом приходила к старой колдунье в пещерку! Зачем? Зачем ты ходила к этой старухе, по которой тосковали все пыточные клети и костры Киева? Молчишь? А я знаю. Знаю! Ты взяла у нее отраву, чтобы убить меня! И подсунула мне, да только я не умер, а просто заснул! Помнишь, Кисан, я рассказывал тебе об этом? Ну, как же, как же! Еще какой-то сон…
— Ты мне рассказывал, великий князь, что подобные сны тебе никогда прежде не снились, — негромко сказал Кисан. — И что тебе было в этом дарованном сне так хорошо и приятно, как не было никогда доселе.
— Она хотела меня отравить! — крикнул Игорь. — Отравить своего супруга!… Я обвиню ее в этом злодеянии, и ты, Кисан, подтвердишь мои слова.
— Боюсь, великий князь, что никто не поймет ни твоего обвинения, ни моего подтверждения, — в голосе Кисана прозвучала вдруг весьма суровая нотка — Тебе снился не смертный, а свадебный сон
— Свадебный, ты сказал? Свадебный? Да она не желает рожать мне наследника, Кисан! Не хочет, не желает, даже не думает об этом! Но я ее заставлю Заставлю!.
— Великий князь…
Кисан неожиданно шагнул к Игорю и протянул руку, точно намереваясь удержать великого князя от неосторожного слова. Потом вдруг остро глянул на Ольгу, тотчас же отвел глаза, опустил руку и замолчал.
— Я решил, как я с тобою справлюсь, — продолжал великий князь, то ли не заметив предупреждающего шага Кисана, то ли пренебрегая им. — Решил!… Ты уедешь в загородное именье, я запру тебя в палаты, и ты будешь сидеть безвылазно, пока не понесешь ребенка в чреве своем.
— Позволь, великий князь… — растерянно произнес Кисан. — Для этого нужно…
— Знаю, что хочешь сказать, знаю! Не одну запру ее, а вот с ним. С ним!…
Перст великого князя уперся в бронзового истукана. Плохо понимая славянский язык, раб глупо улыбнулся безъязыким ртом. А Кисан, подавив вздох, нервно потер руки.
— Жаль, что тебе не отрубили уши, когда рубили язык. — Ольга говорила по-гречески, почти спокойно улыбаясь при этом. — Теперь тебе придется умереть.
— Не смей говорить в моем присутствии на языке, которого я не понимаю! — крикнул Игорь.
— Великим Киевским князьям непозволительно не понимать языка ромеев, — с упреком сказала Ольга. — Если ты не убьешь его, то это сделаю я. Он слышал то, что недопустимо слышать рабу: великую хулу на твою супругу.
— А чтобы все ему было доступно, мои дружинники будут тебя держать, — в упоении от им же самим нарисованной картины князь Игорь уже ничего и никого не слышал. — И начнем, не откладывая, с сегодняшнего дня. Ты сегодня… Нет, завтра! Завтра ты уедешь в Берестов вместе с этим безъязыким. Иначе — правеж! Старая кляча, старая повозка, к которой палач прикует тебя, голую по пояс. И проведет по улицам Киева, хлеща бичом…
— Вон, — спокойно сказала вдруг Ольга. Молчание длилось довольно долго. Потом великий князь спросил неуверенно:
— Что?… Что ты сказала?
— Вон из моего дома, — повторила Ольга, хотя внешнее спокойствие и негромкий голос давались ей с величайшим, необычайным напряжением всех сил. — Со всей своей оравой и этим ромейским калекой. Вон, великий князь Игорь. Это — дом Вещего Олега.
— Ты слышал, что она сказала? — в растерянности спросил Игорь Кисана. — Слышал?… Я не ослышался, нет?
— Нам следует покинуть этот дом, великий князь, — твердо сказал Кисан.
— Покинуть?… — взъерошился великий князь.
— Это и вправду дом Олега. Если мы не уйдем, за поруганную честь его дочери поднимутся кривичи и новгородцы, псковичи и сабиры. Все племена, кто к нам присоединился добровольно. И тогда уже ничто не удержит остальных славян от восстания. Нас сметут топоры смердов.
— Ее дом в садах с белыми лилиями! — возмущенно крикнул Игорь. — Думаешь, я забыл кувшинки на прудах?…
— Вон из дома Олега, — вновь негромко повторила Ольга.
— Великий князь, — тихо, но так, чтобы слышала Ольга, сказал Кисан. — Если мы сейчас не уйдем, завтра начнется славянский бунт во всем Великом Киевском княжестве. Поверь мне, великий князь, это будет так.
Игорь долго молчал, возмущенно пыхтя и раздувая ноздри. При этом он смотрел только на свою су-пруту, и Кисану пришлось взять его под руку и повести к дверям. Князь не сопротивлялся своему первому советнику, но все время оглядывался на Ольгу. Пока не скрылся в дверях.
Где— то в доме, а позднее -во дворе раздались команды. Топот ног, металлический звон стремян, мечей, упряжи, голоса дружинников, ржание взнузданных лошадей. А потом…
А потом великая княгиня Ольга рухнула на ковер, вдруг потеряв сознание.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Очнись, королева русов…
Ольга пришла в себя. Она лежала на ковре в собственной палате. Над нею склонился обеспокоенный Асмус:
— Позвать лекаря?
— Нет. Сама.
Протянула руку. Асмус помог ей подняться, отошел к окну и склонился, заглядывая в него, чтобы не смущать княгиню.
— Где Игорь и его люди
— Твоя дворня закрывает ворота за последним всадником Игорева стада.
Он помолчал. Сказал вдруг с почтительным удивлением-
— Сегодня особый день. Сегодня все увидели в тебе королеву русов.
— Я впервые сама увидела в себе королеву. Может быть, не без твоей помощи, Асмус.
— Короли вырастают из детства, императорами становятся, а военных вождей-конунгов выбирают воины, — немного нараспев произнес Асмус, точно пересказывал песню. — Ты вырастала на прудах с белыми кувшинками, а твой супруг — на гнилом болоте, окруженный толстозадыми бабами и потными дружинниками. Все мы — родом из детства, но это не значит, что мы все — одинаковы, потому что детство у каждого свое.
— Ты очень странно говоришь, Асмус. — Ольга не привыкла к утонченной византийской лести, а потому, заслушавшись ромея, пожалованного дворянством, забыла и о своем решении, и об опасности, которой только что чудом избежала. — Мне слышится напев в твоих словах
— Я слагаю о тебе песнь славы, королева русов. В дверь осторожно постучали.
— Войди!
В ответ на повеление великой княгини вошел дежурный сын боярский. Почтительно — куда подобострастнее и ниже, чем прежде — склонился у порога:
— Прости, великая княгиня, что напоминаю тебе Боярин Кисан сказал, что ты завтра переезжаешь на загородную усадьбу. Какие будут повеления?
Только сейчас Ольга окончательно пришла в себя, а главное, избавилась от опасного, странно лишавшего ее активной деятельности влияния Асмуса. Она вновь стала великой княгиней Великого Киевского княжества, перестав таинственно ощущать себя королевой русов. И распорядилась с присущей ей властностью и трезвостью:
— Конюшему наказ. Подготовить коней и обоз к переезду в Берестов. Ко мне дворецкого. Ступай, боярский сын.
Отдав глубокий поклон, боярский сын вышел
— Наказ тебе, дворянин Асмус. Выберешь в моих конюшнях доброго коня, возьмешь толкового гридня в помощь и поскачешь настречу воеводе Свенель-ду. Мне известно, что на днях он должен выйти из земли древлян.
— Что ему передать?
— Ты все слышал и, надеюсь, все запомнил Расскажешь все воеводе, он сам решит, что делать.
— Ты повелишь мне остаться при великом воеводе Свенельде, королева русов?
— Н-нет, — не очень уверенно выговорила княгиня. — Ты вернешься в Берестов, минуя Киев. И я скажу, что тебе надлежит делать дальше.
— Повинуюсь.
Асмус низко поклонился и поспешно вышел из сумрачной, задымленной горящими факелами и светильниками палаты. Ольга некоторое время стояла в раздумье, вспоминая то ли с великой гордостью, то ли с великим страхом, как изгнала из покоев великого князя Потом приказала погасить все огни и прошла в самый дальний придел дворца, куда переход знали только особо посвященные.
За дверью потайного прохода стояли два стражника, скрестившие копья, как только княгиня приоткрыла дверь. Увидев ее, развели преграду и склонили головы, прижав правые руки к рукоятям мечей.