Красная Шапочка, черные чулочки - Васина Нина Степановна. Страница 22

Мы пронеслись через длинный коридор смерчем.

Смех бабушки Руты катился за нами рассыпанными бусинами.

Я перебираю в руках не понравившееся маме ожерелье и думаю, что матовость жемчуга, его спокойная обтекаемость и умение превращать дневной свет в осязаемую молочную теплоту почти живого организма больше напоминает застывшие в вечности слезы ребенка, чем рассыпавшийся смех безумной женщины. Или жемчуг – это не слезы, а капли молока?.. У Руты первые две недели молоко текло по рубашке – она часто ходила с мокрыми пятнами на груди, а однажды наклонилась, чтобы положить поевшую девочку в качающуюся колыбель, и с ее сосков сорвалось молоко. И я видела, как молоко, падая продолговатыми бусинами, успело захватить в себя за время полета к полу почти все свечение полдня, и когда Рута выпрямилась и зажала груди ладонями, воздух порозовел предчувствием заката…

Нет. Смех Руты – это разбитый хрусталь, холодный и веселый.

Она сдержала свое обещание – мы с Авоськой никогда не видели ее больной. В том представлении, которому обычно сопутствуют страх, преодоление боли, страдание, уныние и нервическая капризность отчаявшегося человека. Рута была прекрасна всегда. Всегда – весела, заботлива и непредсказуема.

– Я плохая бабушка, – как-то сказала она, наблюдая, как полуторагодовалая Тегенария ходит, крепко уцепившись за хвост козы. – Я непредсказуема. Я люблю пугать и смешить. А бабушка должна быть надежным оплотом постоянства, терпения и любви. Когда ребенок заплачет – она должна обязательно утереть слезы. Когда вредничает – идти на поводу, все разрешать…

– Ты ей не бабушка, – заметила я.

– Да уж… Ты понимаешь, зачем Тегенария таскает козу за хвост?

Я задумалась и посмотрела внимательно на сильно похудевшую Тили.

– А ты?

– Понятия не имею!

– Она думает, что таким образом добьется от козы фокуса с высыпанием горошин.

– О!.. – только и сказала Тили.

Коза, покрутившись, чтобы избавиться от вцепившейся в ее хвост Тегенарии, высыпала из розового отверстия попки твердые черные горошины.

Девочка тут же оставила хвост, присела и, удовлетворенная, стала рассматривать кучку.

– Надо же! – восхитилась Тили. – Мне бы и в голову это не пришло. Бабушка должна знать, о чем думает внучка.

– Ты ей не бабушка! – повторила я.

– Я говорю о тебе – моей любимой внучке – и обо мне. Знаешь, отчего некоторые люди заранее знают, что может произойти? Я недавно поняла. Они не чувствуют, это неправда. Просто они слушают мысли других как свои. В этом заключается редкий дар. Мне иногда кажется, что ты относишься ко мне с опаской. Ты мне не доверяешь?

– Скажем так. – Я задумалась, приготовившись в любую минуту сорваться и бежать на помощь: Тегенария решила повторить фокус с хвостом, а нервы козы были на пределе, она уже приподнимала заднюю ногу, угрожая ей копытцем. – Я не верю, что смогу… Что хватит сил.

– На что? – удивилась Рута.

– Пережить все, что ты на меня взвалила за эти полтора года.

Я это ей говорила? Или только хотела сказать? Или – говорю сейчас… Бабушка Рута научила меня подозрительности и расчету даже в любви. Я никогда не буду невинной в том представлении невинности, которое Агелена объясняла как наивность. Вот, например, диктофон. Хорошая штука. Нашла в письменном столе в спальне.

Почему я нажала кнопку, когда вошел мой папочка? О, это уже из области рефлексов напуганной невинности.

Папочка: Моя мать избавилась от всех своих мужчин. Думаешь, я говорю «избавилась» в смысле – прогнала их? Как бы не так. Они все мертвы. Все, которые докучали ей или осчастливили ее детьми. Я не видел своего отца, Макар не видел своего, и ты знаешь, что Тегенария никогда не увидит своего папочку. Смешно…

Я: Ты что, пьян?

Папочка: Я не пьян. Я пришел поговорить с тобой как отец. Ладно, я плохой отец, я достоин съедания самкой после оплодотворения. Моя муха в белом шарике – мой подарок самке – этот единственный шанс на спасение – оказался обманкой.

Я: Узнаю папочку! Всегда – только о своих проблемах! Ты пришел на второй день моего замужества, чтобы поговорить о мухах?..

Папочка: Нет, конечно! О пауках! Доломедосы в этом плане схожи с пауками пизаурами. Ты знаешь, как исхитряется получить восторг обладания и любви и после этого еще и остаться в живых самец пизауры? Эта картина достойна кисти самого непредсказуемого сюрреалиста! Представь. Я – самец доломедос. Я точно знаю, что самка меня съест, как только к ней приближусь. Что же делать? Как ей на время любви заткнуть рот и остаться в живых? Конечно, подношением. Не перебивай, ты потом поймешь, зачем я это рассказываю. И вот я, влюбившись, тотчас же бросаюсь на поиски мухи. Жирной и сочной. Поймав, упаковываю ее, как дорогой подарок, – тщательно, с изыском и кокетством. Получается такой шелковый белый шарик из паутины с мухой внутри, который я торжественно и очень осторожно несу любимой хелицерами.

Я: Чем несешь?

Папочка: Ты не знаешь, что такое хелицеры? Неужели моя мать не рассказала тебе, где и что у пауков и как называется? Удивительно. Я знал все и в подробностях с пяти лет. Смотри сюда. Видишь?

Я: Вижу, что ты оскалился. Если подпустить струйку крови в уголок рта, из тебя получится красивый вампир.

Папочка: Да, я показываю тебе мои клыки. Они отдаленно похожи на хелицеры у паука. Иногда паук их использует для переноски. Ты же таскаешь иногда что-нибудь в зубах. Нет, это не как у вампиров. Это усы насекомого, преобразованные в хитиновые крючья, внутри – каналы, по которым стекает яд. А проще говоря, хелицеры – это то, чем паук кусается. Продолжим?

Я: Хватит уже.

Папочка: Нет, ты уж извини, мы с тобой за семнадцать лет виделись всего три раза после развода, ты уж удели внимание и время твоему папочке. На чем я остановился? Отличный коньяк у твоего мужа. Сколько ему лет?

Я: Тридцать два.

Папочка: Тридцать два? Скажи пожалуйста… А мужу?

Я: Папочка!..

Папочка: Ах, это мужу – тридцать два… Подумать только – мой зять всего на два года моложе меня. Ну, об этом после. Так о чем я?.. Ах, да. Несу я, значит, в зубах упакованную, как игрушку, вкуснейшую сочную муху и, подойдя к самке, останавливаюсь. Чтобы изобразить некоторую гротескную скульптуру.

Я: В этом месте я должна спросить, что такое гротескная скульптура и как она выглядит в исполнении паука?

Папочка: Ты ужасно необразованна. Твоя мама… Но об этом – после. Нарочитое привлечение внимания с помощью определенных поз – о, это искусство, поверь. Я всячески изгибаюсь, придавая своему и без того космическому телу невероятные изгибы завораживающей позы.

Я (со стоном): Заче-е-ем?!

Папочка: Зачем? Конечно, чтобы поразить воображение самки. Скажу тебе по секрету. Самки почти всегда цепенеют от арт-авангардизма и всего необычного и неправдоподобного. У женщин при этом происходит в мозгах некоторый ступор, они вроде понимают абсурд ситуации, но, пораженные отвагой и роскошью, почти все перестают соображать. Оценив внешний антураж, самка, естественно, переходит к роскоши. И вот тут! – пока она сосет предложенный ей подарок, порвав своими хелицерами упаковку, пока ее рот (а лучше сказать – хищная пасть) занят, можно и любовью заняться. Но! Обрати внимание – только пока подарок не высосан. А потом – успевай ноги уносить! Потому что, разделавшись с преподнесенным ей в коконе мечтаний сердцем (далее понимай по обстоятельствам – деньгами, намерениями, обещаниями и так далее), самка примется за душу! И вмиг ее сожрет. Человек без души уже не сопротивляется смерти.

Я: Почему ты говоришь такие гадости о женщинах?

Папочка: О женщинах? Ты ничего не поняла. Я говорю не о женщинах. Я это говорю тебе, Нефиле, о твоих мужчинах! Все равно не поняла? Я чую паучих на расстоянии, я их осязаю до нервической зубной боли, я теряю рассудок и ненавижу в те моменты себя до отвращения – о, это сладостное притяжение смерти!.. Вот почему, вместо того чтобы ловить муху и для любовного подношения заматывать ее в шелк моих мечтаний, я бегу! Бегу к обычным женщинам – к муравьихам, бабочкам, тараканихам, стрекозам – к кому угодно, только не к паучихе! Я согласен на скучную спокойную жизнь вместо того, чтобы постоянно испытывать судьбу невероятным авантюризмом любовного недуга с женщиной-смертью. Вот и подумай, дочка, кого ты выбрала в мужья и для чего. Природа – она вылезет обязательно.