Женщина— апельсин - Васина Нина Степановна. Страница 77

Вокруг нее ходили люди из персонала, ей даже задали какой-то вопрос, но Ева только отмахнулась. Силы ее были на исходе. Она вытащила Слоника и с большим трудом уложила его на каталку, подтащив сначала на нее верхнюю часть туловища. Ее стало мутить, когда на каталке она отстегивала наручники, потом разрезала одежду и сдергивала эти клочья. Голого Слоника накрыла замаранной простыней и перевезла через несколько коридоров и два лифта в подвал, где был морг.

— Опять везут! — крикнула ей старая санитарка, елозившая шваброй по полу. — Уже местов тут нет, а все везут! К родным ставить или к неопознанным?

— К неопознанным, — проговорила Ева с трудом, ей показали куда.

Она постояла несколько секунд у шеренги накрытых каталок, потом сняла с чьей-то ноги бирку с номером и привязала ее Слонику на большой палец.

На улице повалил крупный снег, словно где-то вверху открыли переполошенный курятник, город за несколько минут стал белым и торжественным. Ева поехала в управление, убедив себя, что спать сейчас нельзя: надо было быстрей показаться Волкову, пока он не наделал глупостей. На остановке она бросила в мусорный контейнер пакет с кусками одежды Слоника, противогазом и телефоном.

У двери своего кабинета она чуть задержалась, а когда протянула руку, Волков распахнул дверь. Глаза у него были вытаращены, волосы торчали, рот открыт.

— Ты жива! — крикнул он первым делом на весь коридор. Оглянулись все, кто там был.

Ева толкнула его в комнату и закрыла дверь.

— Волков, — сказала она строго, — я тоже рада тебя видеть, мы не виделись со вчерашнего дня, но так орать все равно не надо. Что у тебя произошло?

— Полный маразм, понимаешь, когда я ехал в машине из прачечной, на меня напали двое в камуфляжной форме, отрубили меня и забрали документы. — Он метался по комнате, размахивая руками. — Да! Они еще облили меня спиртом! Меня хотели отвезти в вытрезвитель.

— Волков, — спросила Ева, подкрашивая губы перед маленьким зеркальцем от пудреницы, — какого черта ты делал в машине из прачечной?

— Ну как же, — забормотал Волков, всмотревшись в Еву повнимательней и почуяв неладное. — Это, конечно, была не настоящая машина из прачечной, это я ее так. Я должен был приехать. У нас сегодня побег должен быть, Ева Николаевна, помните?

— И куда мы сегодня бежим на машине из прачечной? — Теперь Ева припудривалась.

— Ева… Николаевна, Курин!.. Он сегодня должен был сбежать. — Волков вдруг побледнел, Ева испугалась, что он упадет в обморок.

— Волков, ну что за бред? Какой побег? Курин расслабился, когда убили этого… как его, футбольного босса, ждет суда спокойно в изоляторе.

— Ты не могла меня так подставить, — глухо проговорил Волков, потом схватился за виски руками. — А! Я понял! Ничего не получилось, да?

— Волков, мне надоели твои фантазии, давай работать наконец, у нас уже три дела висят просто в воздухе.

Волков, не отрываясь, смотрел на Еву. У него дрожали руки.

— Если ты вывезла Курина, — сказал он глухо, — то он труп, потому что машину из прачечной обрабатывают газом в специальном боксе.

— Я тебя уже просила говорить мне «вы». Это раз. Ты мне надоел с этим Куриным. Это два. Если тебе нужна помощь психолога, то ее зовут Далила, помнишь Далилу, красавицу? Она работает этажом ниже. Это три. Постарайся заткнуться и помолчать с полчасика, я соберу бумаги.

Волков посидел пять минут, потом, спотыкаясь, опрокинув стул, выбежал из кабинета и понесся бегом по лестнице в дежурную часть узнать происшествия по городу.

Через час по городу объявили тревогу. Из Бутырской тюрьмы сбежал особо опасный преступник, Паша Закидонский, он же Слоник. Он не вернулся после прогулки в камеру, обнаружен открытый люк на крышу тюрьмы, пропал один охранник с вышки, что предполагает организованный побег.

Ева с трудом дождалась пяти часов. Волков убежал, опрокинув стул, и больше в кабинете не появился. Ева быстро замкнула дверь и постаралась спуститься с лестницы не спотыкаясь.

На улице ее ждал Володя. Он стоял с большим букетом роз, припорошенных снегом. Над розами светилась его улыбка. На него падал снег, свисая кое-где сосульками с волос.

— Давно стоишь? — Ева не могла никак засунуть ключи от машины в дверцу.

— Часа два, — сказал Володя, отбивая дробь зубами. — Это тебе цветы! — напомнил он на всякий случай.

— Отличные цветы, — сказала Ева безо всякого выражения.

— Если ты изображаешь полное раскаяние по поводу наших близких отношений, — говорил Володя, усаживаясь, — если ты решила немедленно прекратить нашу только родившуюся любовь, — он снимал мокрый снег с головы и стряхивал это на пол, — если ты такая мрачная и злая, чтобы побыстрей и подальше меня оттолкнуть!..

— Ну хватит уже! — устало сказала Ева.

— Если ты не понимаешь, что зажгла меня огромным и неугасающим костром!..

— Прекрати, где ты нахватался этого! — Ева наконец улыбнулась.

— Подожди, я должен договорить, в конце самое интересное. Если ты! Будешь изображать из себя добродетельную женщину, которой я недостоин, то тебе надо приготовиться. Я тебя просто изнасилую, немедленно, в машине.

Ева посмотрела на непрерывные потоки машин рядом, они еле ползли. Час пик.

— Но если ты благоразумна, добра и честна так же, как и прекрасна, ты пригласишь меня к себе домой в постель, не зря же я потратил ползарплаты на розы!

— Я не могу! — сказала голая Ева. — Ты не понимаешь, я сегодня убила человека!

Володя стоял перед ней на коленях, он снимал с нее последнюю одежду — трусики с колготками и ботинки.

— Наверное, — сказал он, начав раздеваться, — это был ужасный бандит и убийца!

— Какая разница, как ты не понимаешь, я вдруг подумала… Я подумала, что он — чья-то первая любовь! — Еву трясло, она быстро достала постельное белье и завернулась в одеяло. — Я — чудовище, — сказала она шепотом в зеркало.

— Это я — чудовище! — зарычал Володя и прыгнул к ней на тахту.

Ночью, когда за окном затихли почти все звуки города, Ева шла бесшумно по цементному полу прачечной. На веревках везде висело белье, задевая ее лицо и мешая смотреть на пол. Ей показалось, что все! Она нашла! Но опять отвратительное прикосновение чужого мокрого белья к лицу! Ева закричала и резко села, прижав к груди одеяло.