Испытание адом - Вебер Дэвид Марк. Страница 23

«Совсем неплохо», – сказала себе Алисон, отпив еще чаю. Поразмыслив, она решила изменить свою стратегию и преподнести неприятную новость несколько иначе, чем планировала изначально.

Прежняя уверенность в нетерпимости и суровости Преподобного, основанная исключительно на поверхностных впечатлениях, заставила Алисон приписать Салливану и ограниченность, а это было явной ошибкой. Возможно, он и вправду проявлял нетерпимость по отношению к дуракам и невеждам однако в глазах его светился живой ум, а готовность вести непринужденную беседу позволяла надеяться на понимание и тогда, когда разговор приобретет серьезный оборот.

Мысленно покивав, Алисон поставила чашку на блюдце, взяла стоявший у ножки кресла небольшой портфель и положила себе на колени.

– Я понимаю, преподобный, насколько насыщен ваш график и как нелегко было вам выделить время для встречи со мной без предварительной договоренности, поэтому, с вашего позволения, я хотела бы сразу перейти к делу, которое и побудило меня просить вас об аудиенции.

– Да, служба Отеческой Церкви оставляет мало свободного времени, – отозвался Салливан, – однако поверьте мне, ни одна минута, проведенная в вашем обществе, не может считаться потраченной зря.

– Боже мой! – воскликнула Алисон, и на ее щеках появились соблазнительные ямочки. – Как бы я хотела, чтобы Звездное Королевство импортировало хоть чуточку грейсонского умения одарять дам комплиментами.

– О, это едва ли достаточное возмещение за то, что вы находитесь здесь. Ваше Королевство приобрело бы лишь умение восхищаться красотой и очарованием, тогда как мы наслаждаемся счастьем видеть в вашем лице живое воплощение этих качеств.

Алисон польщенно рассмеялась, что, впрочем, не помешало ей перейти к делу. Открыв портфель, она достала портативный проектор и подключила к своему электронному блокноту. Галантная улыбка на лице Салливана уступила место деловой сосредоточенности.

– Должна признаться, преподобный отец, – сказала Алисон абсолютно серьезным тоном, – что я собиралась на эту встречу не без боязни. Как вы знаете, на протяжении последних шести стандартных месяцев я работала над расшифровкой грейсонского генома. В ходе исследований я натолкнулась на факты, способные вызвать у некоторых ваших соотечественников… беспокойство.

Кустистые брови Первого старейшины сдвинулись, и она глубоко вздохнула.

– Могу я полюбопытствовать, преподобный отец, насколько хорошо знакома вам генетическая история вашей планеты?

– Думаю, не больше, чем любому другому обыкновенному человеку, – ответил он после недолгого раздумья. – Конечно, наша наука отстала от вашей на несколько столетий, однако мы с самого Основания прекрасно сознавали опасность близкородственных браков и необходимость ведения медицинских родословных. Но сомневаюсь, чтобы я располагал чем-то большим, нежели соответствующая обычным брачным требованиям генеалогическая информация о здоровье моих предков и предков моих жен.

Он умолк, однако оставшийся невысказанным вопрос повис между ними в воздухе.

– Хорошо, преподобный. Я попробую объяснить все как можно проще, избегая, по возможности, сугубо профессиональных подробностей. Однако сделать это лучше с помощью наглядной демонстрации.

Она нажала кнопку проектора, и в воздухе над столом возникло голографическое изображение хромосомы: не подлинное увеличенное воспроизведение, а ее детальная схема, как в учебнике. Глаза Салливана засверкали от любопытства: он понимал, что видит перед собой чертеж – во всяком случае, черновой чертеж – человеческой жизни. Алисон ввела дополнительную команду и выделила часть хромосомы, существенно увеличив ее.

– Это участок цепи ДНК из так называемой седьмой хромосомы, – пояснила она, нажала несколько клавиш, и курсор замерцал, указывая определенную точку схемы. – Здесь находится ген, давно и не с лучшей стороны известный медицинской науке. Одна-единственная затрагивающая этот участок мутация вызывает болезнь, известную как cystic fibrosis. Болезнь коренным образом изменяет секреторную функцию легких и поджелудочной железы.

Доктор Харрингтон не упомянула о том, что на планетах с развитой медицинской наукой эту патологию искоренили в незапамятные времена, а на Грейсоне, к сожалению, она давала о себе знать и по сей день.

– Это мне понятно, – кивнул Салливан. – Но почему вы мне об этом рассказываете, миледи?

– Причина заключается в том, – ответила доктор Харрингтон, – что проведенные исследования привели меня к определенному выводу. Есть основания предполагать, что этот участок генетического кода вашего народа представляет собой результат сознательного вмешательства, произведенного более тысячи лет назад.

– Вмешательства?

Салливан напряженно выпрямился.

– Именно, ваша светлость. Вмешательства, произведенного методами генной инженерии. Иными словами, вы и ваш народ генетически модифицированы.

Она ожидала взрыва, но его не последовало. Несколько мгновений Салливан молча смотрел на собеседницу, потом откинулся в кресле, взял со стола чашку и сделал большой глоток. Алисон не могла с уверенностью сказать, тянет ли он время, чтобы собраться с мыслями, либо просто старается разрядить напряжение. Через некоторое время он поставил чашку на блюдце и, склонив голову на бок, сказал:

– Прошу вас, продолжайте.

Голос его прозвучал так спокойно, что эта невозмутимость едва не вызвала у доктора Харрингтон приступ раздражения. Выдержав паузу, она пролистала несколько экранов текста, подготовленного специально для того, чтобы успокоить собеседника. Он в этом явно не нуждался.

– Помимо собственных лабораторных исследований, – заговорила она после паузы, – я тщательно ознакомилась вашими базами данных…

«Что, – подумала она, – потребовало бы куда меньших усилий, имей я возможность подключить домашний компьютер к библиотечной сети».

– Мне удалось отыскать истории болезни, относящиеся ко времени Основания колонии, косвенно подтверждающие лабораторные результаты. К сожалению, невзирая на множество ценной информации, включая выписки из индивидуальных историй болезни значительного числа колонистов, никаких сведений по волнующим меня вопросам я обнаружить не смогла.

Она встретилась взглядом с преподобным и откровенно – с большей откровенностью, чем собиралась, – сказала:

– И это является одной из причин моей озабоченности.

– Вы полагаете, эта информация была запрещена? – спросил Салливан и хохотнул, видя ее неприкрытое удивление. – Миледи, при всей вашей откровенности вы были крайне осторожны в выборе слов. Неужели вы и вправду думали, что необходимо быть, как там говорят у вас на Мантикоре: гиперфизиком, чтобы догадаться о причине вашего беспокойства. – Он укоризненно покачал головой. – Могу сказать одно: я нахожу возможным и даже весьма вероятным, что служители Церкви предприняли в прошлом определенные усилия, чтобы скрыть информацию о… неприятных фактах нашей истории, но, если так, они сделали это по собственному суетному умышлению, без одобрения Церкви. И Испытующего.

Брови Алисон невольно поднялись, и ее собеседник снова отреагировал смешком.

– Миледи, мы верим, что Господь призывает нас к испытанию земной жизнью. Он требует от каждого испытывать себя, свою веру и свое видение мира по мере нашего роста и созревания в Его любви. Как можем мы следовать его завету и какую ценность имеют наши испытания, если сама основа их искажена, причем волею Отеческой Церкви?

– Я… не рассматривала проблему в такой плоскости, ваша светлость, – медленно проговорила Алисон.

На сей раз Преподобный громко расхохотался.

– Нет, миледи, в этом отношении вы проявили лучшее понимание нашего менталитета, чем большинство других иностранцев. Но следует учесть, что при всей нашей религиозности и исконной согласованности образа жизни с верой саму веру мы считаем делом глубоко личным и права вмешиваться в индивидуальную духовную жизнь не признаем ни за землевладельцем, ни за Протектором, ни даже за Первым старейшиной вкупе со всей Ризницей. Это становой хребет нашей веры, поддержание каковой никогда не было легким делом. Что и справедливо, ибо Господь никогда не обещал нам сделать испытание легким. Однако в силу признания нами индивидуальной автономности веры мы, при всей фундаментальной общности наших воззрений, вели немало жарких, даже ожесточенных богословских и философских дискуссий. По моему мнению, это лишь укрепило религию, ибо в спорах рождается истина, однако воспоминания о временах разногласий заставляют кое-кого настороженно относиться к любым переменам в жизни как Церкви, так и общества в целом. Скажу откровенно, иные из нынешних преобразований, или, во всяком случае, темпы их проведения, смущают и меня. Однако даже священники Отеческой Церкви – или, возможно, прежде всего священники Отеческой Церкви – не должны подавлять сознание своей паствы. Точно так же нам не пристало скрывать какое-либо знание, как бы ни опасались мы за последствия его распространения. Итак, миледи, прошу вас продолжить рассказ. Возможно, что-то будет понято мною не до конца, а что-то воспринято с огорчением, но как чадо Испытующего и Отеческой Церкви я обязан выслушать любую весть, попытаться постичь ее суть… и не винить ни в чем вестника.