Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович. Страница 68

Усевшись за стол, он подвинул к себе блюдо с бараньим боком и захрустел косточками. Утолив первый голод, потянулся за рыбой, и тут Антипа привел Терентия Микулина.

— Садись к столу, — позвал его Никита Авдеевич. — Говорят, хороший человек всегда к обеду приходит.

Микулин — высокий красивый мужчина с короткой русой бородой — снял шапку и степенно поклонился дьяку.

— Почту за честь поднять с тобой чарку, Никита Авдеевич.

— Садись, садись, — поторопил дьяк. — Пока кваском обойдемся. О деле потолковать нужно, потому и звал. — Он покосился на Антипу, и тот, придерживая свою огромную деревянную саблю, на цыпочках вышел из горницы. — Рыбки откушай. — Хозяин положил на тарелку гостя большой кусок вареного судака и налил квасу. — Не хотел я тебя от жены и детишек отрывать, да нужда заставляет.

— Когда? — посмотрел ему прямо в глаза Терентий.

— Сегодня, — вздохнул Бухвостов. — Нет времени ждать. Поедешь к полякам Ты у нас молодец пригожий, потому я тебе подходящий подарок приготовил. — Лукаво улыбаясь, Никита Авдеевич подал гостю зеркальце, изготовленное любекским мастером Иоганном Бремером. — На, спрячь получше. Умри, но вещичку эту доставь по назначению или уничтожь. За ней к тебе придет человек и спросит. «Нет ли чего для подарка прелестной пани?» Покажешь ему товар: сначала бусы и серьги, потом браслеты и кольца, а в конце — зеркала. Но этого не доставай. Он сам должен поинтересоваться, нет ли у тебя зеркала работы любекского мастера Иоганна Бремера. Попроси за зеркало десять золотых. Он предложит три, а ты проси семь. Он предложит четыре, а ты требуй шесть. Все время должно у вас вместе получаться десять. Уразумел? Когда он скажет пять, покажи мое зеркальце.

Микулин внимательно слушал, забыв про угощение, стоявшее перед ним на столе. Когда дьяк закончил, он уточнил:

— Стало быть, ехать придется под видом купца?

— Придется, — согласился Никита Авдеевич. — Да ведь тебе не впервой торговлишкой заниматься? Но возов не потащишь: товар погрузим на вьючных лошадей.

— Подозрения не вызовет? — Надеюсь, нет. Украшения всегда дороги по цене, но малы по размерам. В пути не задерживайся, прямиком гони в Варшаву — и на торг. Смотри, Терентий! — Бухвостов погрозил пальцем. — Великую тайну тебе доверяю. Человек, который к тебе придет, огромную цену для нашего дела имеет!

Внезапно Никита Авдеевич вскочил из-за стола, бесшумно прокрался к двери и сильным ударом ноги распахнул ее настежь. Тут же шагнул за порог, настороженно вертя головой по сторонам. Немного постоял, потом захлопнул дверь и вернулся к столу. Уселся и в ответ на вопросительный взгляд Микулина нехотя объяснил:

— Почудилось… Так и кажется, что подслушивают. Веришь, иду, бывает, по двору, а спиной чую, будто кто-то глазами меня сверлит. Обернусь — никого! И сплю плохо. — Дьяк сокрушенно махнул рукой и налил себе полный ковш квасу. Одним духом осушил его и стукнул по столу: — Ладно, хватит об этом… Чтобы лиха с тобой в дороге не случилось, дам двух приказчиков. Ребята надежные, верные слуги мои и государевы. У ляхов бывали, язык и обычаи знают. Антипа!

В ответ на зов хозяина на лестнице послышались быстрые шаги, и в горнице появился шут.

— Павлин с Иваном тут? — обернулся к нему Никита Авдеевич.

— Дожидаются, — подтвердил Антипа.

— Веди.

Вскоре деревянные ступеньки жалобно заскрипели под тяжелыми шагами, и в низкую дверь горницы бочком протиснулся огромный Павлин Тархов, а следом за ним появился жилистый, верткий Иван Попов.

— Вот и приказчики, — показал на них дьяк. — А это ваш хозяин, купец Терентий. Сейчас немедля стрелецкие кафтаны долой, одеться в дорогу, приготовить оружие и ждать на дворе. Женам вашим я сам передам, что вы в долгой отлучке по государеву делу. Все, идите! А ты, Микулин, задержись: обговорить надо, каким путем поедешь…

Дождь так и не пролился — гроза погромыхала да и прошла стороной, не принеся желанного облегчения, По-прежнему парило. Казалось, воздух насквозь прокалился от зноя и его можно резать ломтями. Все окна в тереме раскрыли настежь, но сквозняком почти не тянуло. К обеду приехал Макар Яровитов. Уже порядком усталый, измученный духотой, Никита Авдеевич встретил его по-домашнему: в просторной неподпоясанной рубахе, татарских шароварах и красных восточных туфлях без задников.

Гостя он принимал все в той же верхней горнице. Сегодня к нему наверх из всех слуг допускались только шут Антипа и ключница Параскева — высокая, костистая старуха, всегда в темном, как монахиня. Много лет назад она нянчила Никиту Авдеевича, тогда пухлого розового младенца, верно служила его родителям. Потом помогала нянчить сыновей своего молочного сынка, да так приросла к дому, что ни сам Бухвостов, ни его жена уже не мыслили себя без ее заботы.

Поставив на стол окрошку, Параскева молча поклонилась и вышла. Следом вприпрыжку убежал Антипа. Мужчины остались одни.

— Давай угостимся, чем Бог послал, — предложил Никита Авдеевич. Но, немного похлебав, отложил ложку и задумался.

Он до сих пор не решил, открыться Яровитову или нет? Пока о черной измене знают только двое — сам Бухвостов и Федор Паршин. Серб, доставивший эту страшную весть, умер. Ни один из гонцов не ведает того, что написано в доверенных им тайных грамотках. Если они будут доставлены по назначению, об измене узнают Сухоборец в Константинополе и Любомир в Варшаве. Но Макар не гонец — ему предстоит далекое и крайне опасное путешествие. Что лучше: отправить его в путь с легким сердцем или с тяжкими думами?

— Татарчонок-то сегодня опять к тыну кинулся. Хотел в щелочку поглядеть, — с улыбкой сообщил Макар. — Видать, понравилась твоя племянница.

Ему хотелось отвлечь Бухвостова от тяжелых раздумий; он видел, как буквально за одни сутки сдал Никита Авдеевич, всегда такой бодрый, полный сил, готовый пошутить, он сник, углубился в себя, разом постарел. Что его гложет, какой камень лежит на душе?

— Дело молодое, — зевнул хозяин, прикрыв рот ладонью. — Ему шестнадцать годов всего — считай, сопляк!

— Ты и вправду хочешь его с Любашей сосватать?

— А чего? Девке пятнадцатый год, — вздохнул Никита Авдеевич. — Все одно придется замуж выдавать. Красотой ее Бог не обидел, а вот с приданым хуже. Найдутся ли охотники взять за себя бедную сироту?

— Но не за татарина же отдавать?

— Какой он татарин? — отмахнулся хозяин. — Мать у него русская, да и сам Иляс-мурза не чистых кровей.

— Вот как? — живо заинтересовался Яровитов.

— Бабка у него казачка, взятая в полон, а мать украли где-то под Черниговом. Вот и думай, татарин он или нет? Считается потомком рода Чингиза, а на самом деле в нем больше славянских кровей, чем монгольских или татарских. Я уже всю его родословную изучил. И тебе пригодится.

— Был бы я холостой, сам посватался к Любаше и про приданое не спросил, — засмеялся Макар.

— Ага, пришлась ложка ко рту, но в кувшин не лезет, — усмехнулся Никита Авдеевич. — Твои детишки скоро в Любашкин возраст войдут, а ты, как непутевый кобель, все по вдовушкам шастаешь. Думаешь, не знаю твоих повадок?..

— Да я… — Яровитов покраснел и хотел вскочить, но сердитый взгляд дьяка заставил его замолчать и не двигаться с места.

— Ладно уж, — буркнул хозяин. — Я не осуждаю, но все надо с умом делать… Давай о другом поговорим. Молодого мурзу нам здесь нужно удержать. Какие цепи крепче всего? Семейные, сердечные узы! Вон ты, сколько ни крутишься, а все домой тянет. Или не так?

Макар опустил голову и сделал вид, что рассматривает скатерть на столе. Ну и огорошил его Никита Авдеевич! Но надо отдать ему должное: он и пристыдит, и на путь наставит.

— Так, — еле слышно выдавил из себя Яровитов.

— А еще вера! Сам вижу, что моя племянница Рифату по сердцу, но жениться он сможет, только если примет православие. Какой ему после этого Крым?

«Хитер дьяк, — подумал гость. — Ладится одной стрелой сразу двух, а то и трех уток сбить: племяннице даст красивого и богатого мужа, юной женой удержит здесь молодого мурзу, а его отца заставит смотреть себе в рот, чтобы с наследником худого не приключилось».