Неслучайная встреча - Вейн Пэнси. Страница 14

— Меньше чем через месяц я выхожу замуж. Он тоже работает в Форин-офисе, это сын наших хороших знакомых, очень талантливый, многообещающий дипломат. Мы дружим с самого детства. Его зовут Сесил Лайтоллер.

Ей показалось, что Мэтью вздрогнул, его глаза вспыхнули, но тут же погасли. Он отвернулся и стал смотреть на реку, которая была уже совсем черной, и в этой непроницаемой черноте плескались оранжевые желтки фонарей.

— Ты видела его портрет в моей папке, — произнес Мэтью спокойно. — Хочешь спросить, хорошо ли я его знаю?

— Да, хотелось бы знать, — подтвердила Эдит, задетая его холодным тоном.

— Не могу сказать, что мы близко знакомы, но встречаться приходилось, в основном по работе. Ты его очень любишь? — спросил он тихо.

Эдит молчала. Дело в том, что ее язык в эту минуту отказался ей повиноваться. Она хотела сказать «да», но язык вдруг взял и не послушался.

Мэтью решил, что она обиделась на такой нескромный вопрос.

— Извини. Это был глупый вопрос. Ты не из тех, кто выходит замуж без любви. Пойдем, я провожу тебя домой, а то дождь усиливается.

Он встал, держа над ней зонт, она тоже поднялась, и они медленно двинулись в сторону вокзала Виктории.

— Мне все-таки интересно, чем он тебе так не нравится? — спросила она немного погодя, хотя некоторое время назад решила ни за что об этом не спрашивать. — Тем более что, по твоим словам, вы практически незнакомы. Это что — нелюбовь с первого взгляда? По-моему, это единственный портрет, где ты так отчетливо выразил свое негативное отношение к человеку.

— Считай, что я погорячился, — усмехнулся он. — Потом, в моей коллекции портретов явно не хватало злодея.

— И ты решил сделать злодея из Сесила? — возмутилась она. — Чем же он тебе так не угодил?

— Просто показалось забавным — передать контраст между красивой внешностью и не слишком привлекательной сутью.

— Что-то мне не очень понятно. Ты что же — взял и приписал ему отрицательные качества по собственной прихоти?

— Писатель ведь вправе, встретив какого-то человека, придумать ему характер и историю, которая может совсем не совпадать с действительной.

— Писатель руководствуется фантазией, но художник.., разве он не обязан говорить о человеке правду?

— Я сам считаю, что рисунок получился неудачным, — сказал он. — Пожалуй, я его уничтожу, прямо сегодня же вечером. Выброси это из головы, Эдит.

Дальше они шли молча. Внутри у Эдит все кипело от возмущения. Какое право Мэтью имеет по собственной прихоти наделять человека теми чертами, которыми он не обладает, — отрицательными чертами? Впрочем… разве можно изобразить доброго человека злым? Это нонсенс. Обычно художник просто рисует портрет, и на нем как бы сами собой проступают свойства натуры изображаемого человека. А шарж — это преувеличение вполне безобидных недостатков. Шарж можно сделать из каждого. Но почему Мэтью именно к Сесилу так отнесся?

Когда они остановились у подъезда, она ничего не чувствовала, кроме желания побыстрее проститься. Она холодно кивнула.

— До свидания.

— Да свидания, Эдит, — откликнулся он, не делая попытки поцеловать ей хотя бы руку.

Вчерашнего поцелуя словно бы не было и в помине. Он стоял, смотрел на нее, и она ничего не могла прочитать в его взгляде. — Думаю, мы за эту неделю сделали достаточно набросков. Теперь осталось перенести все это на холст.

Я позвоню, когда портрет будет готов.

— Надеюсь, тебе не придет в голову придать мне какие-то злодейские черты, — едко сказала она.

— Нет, ты очень ловко скрыла их от меня, — ответил Мэтью, слегка усмехнувшись.

Эдит повернулась и вошла в подъезд, недовольная собой, Мэтью, а также прилетающим завтра из Монако Сесилом. Не успела она войти в квартиру, как зазвонил телефон. Эдит метнулась к нему, споткнулась в темноте о край ковра и едва удержалась на ногах.

— Алло!

— Эдит, здравствуй, моя девочка. Как дела?

Уехала наконец твоя идиотская подруга к себе в Шотландию? — Голос Сесила звучал как-то напряженно.

— Ну.., да, — пробормотала Эдит, не сразу сообразив, о чем идет речь. — Как твои дела?

Когда ты прилетаешь?

— Завтра. Утром. И сразу придется поехать в министерство. Возникли кое-какие дела, — произнес он мрачно.

— Какие дела?

— Ничего особенного, — буркнул он, и тут же в его голосе появилась вкрадчивость. — Я приду к тебе вечером, хорошо?

— Вечером? — машинально переспросила Эдит, чувствуя неприятный спазм в солнечном сплетении. Подавив сильное желание сослаться на нездоровье, она усилием воли переборола себя и произнесла как можно радушнее:

— Ну конечно. Приходи, я буду тебя ждать.

— Думаю, что приду часов в шесть. Тебя это в самом деле устроит? — спросил он пытливо. Может быть, ты планировала что-то другое?

Почему он задает ей этот вопрос? Уловил какое-то сомнение в ее голосе? Она постаралась его разуверить.

— Сесил, у меня нет никаких планов. Я очень хочу, чтобы ты пришел, и я буду тебя ждать. В шесть часов или в любое другое время. Возвращайся скорее.

— Ты забыла добавить: «мой, любимый», — сказал Сесил притворно-обиженным тоном.

— Сесил, перестать дурачиться. — Эдит почти обрадовалась, что нашелся повод слегка рассердиться. — Все. Жду тебя. До встречи.

Она положила трубку и вздохнула. А ведь у него есть причины для недовольства. Такие слова, как «любимый», «дорогой», «целую», естественные для невесты, почему-то не шли с ее языка. Хотя многие внешне сдержанные и даже холодные женщины в минуты страсти пылают как факел. Может быть, у нее все еще впереди?

Вчера, когда ее поцеловал Мэтью, она совершенно расслабилась и вела себя очень даже раскрепощенно. Нет, Мэтью не назвал бы ее холодной. Мэтью…

Эдит, словно вдруг чего-то испугавшись, торопливо прошла в ванную и встала под душ.

Бегите, прозрачные струйки, уносите из головы все ненужное, лишнее, опасное… Теперь у нее на уме должно быть только одно — как лучше встретить Сесила.

В маленькой, уютной столовой с темно-вишневыми викторианскими обоями был накрыт стол из орехового дерева, на нем стояли свечи в бронзовых подсвечниках, которые Эдит пока не зажгла, поскольку на улице было еще слишком светло, а сама Эдит хлопотала в кухне. Она только что достала из духовки утку, которую приготовила с апельсинами, по французскому рецепту. Салаты, один из морепродуктов, другой неаполитанский, с уксусом и маслинами, были разложены по красивым салатницам. Клубника со сливками, предназначавшаяся на десерт, уже стояла в холодильнике. Там же охлаждалась и бутылка шампанского.

Сегодня было очень жарко, и Эдит открыла окно, через которое с Кромвель-роуд, как всегда заполненной транспортом, доносился шум автомобилей. Все готово! Она быстро приняла душ и надела легкую белую блузочку без рукавов, простую, но изящную, и черную узкую юбку с пышной шифоновой каймой внизу, затем поставила диск с «Временами года» Вивальди и села к туалетному столику.

Из зеркала на Эдит смотрело осунувшееся личико с испуганными золотисто-карими глазами. Она торопливо придала ему веселое и беззаботное выражение, но вышло нельзя сказать чтобы слишком здорово. Ну чего ты боишься, спросила она себя, расчесывая волосы и закалывая их на затылке заколкой. Давай рассуждать спокойно… Боишься, что Сесил снова набросится на тебя как голодный зверь?

Этого не случится. Сегодня она уже не позволит застать себя врасплох, она будет вести себя спокойно и твердо, а еще лучше — возьмет инициативу в свои руки.

Стрелки часов приближались к шести. Эдит подкрасила ресницы, щеки, коснулась губ розовой помадой, попрыскала духами шею, встала, несколько раз глубоко вздохнула и перешла в гостиную на диван, закрыла глаза и попыталась отдаться чарующим звукам Вивальди. До какой-то степени ей это удалось, потому что она потеряла счет времени, и когда открыла глаза, то увидела, что на часах уже двадцать минут седьмого.

Сесил задерживался, хотя обычно бывал точен и даже бравировал своей точностью. Должно быть, он считал, что эта королевская черта ему весьма пристала. Ну что же, его вызвали на работу в выходной день, значит, он сам себе не хозяин. Эдит прошлась по комнате и выглянула в окно — не подъезжает ли к подъезду ярко-красный «ягуар» Сесила. Но нет, в переулке у ее дома стояли только две незнакомые машины.