Черное пламя - Вейнбаум Стенли. Страница 15

— Ваше Высочество, — сказал он тихо, — я больше не думаю о самоубийстве, и если вы не собираетесь убить меня сейчас, то я буду серьезным врагом для Империи.

— Может быть, менее серьезным, чем ты думаешь, — сказала Марго мягко.

— Смотри, Хелл, те трое, что знали о твоей слабости — мертвы. Никто не сможет назвать тебя предателем или слабаком.

— Но я сам могу, — сказал он твердо. — И ты.

— Только не я, Хелл, — промурлыкала она. — Я никогда не наказываю мужчину, который проявил слабость ко мне… а таких было много. Мужчин, таких же сильных как ты, Хелл, и несколько из тех, кого мир называет великими.

Она повернулась и направилась к своей комнате.

— Идем туда, — сказала она чарующим тоном. — У меня есть немного вина. Сора!

Пока толстая женщина поспешала к ней, Марго вынула новую сигарету и прикурила ее от лампы, морща, в отвращении, нос от насекомых, круживших над ней.

— Что за место! — нетерпеливо воскликнула она.

— Это самый красивый дом из тех, что я когда-либо видел, — сказал он честно.

Марго рассмеялась.

— Это — дыра. Я жду не дождусь того дня, когда мы вернемся в Н'Орлеан, где все окна закрыты стеклами, где течет горячая вода, где свет не мигает, как желтые керосиновые лампы и не посылает ни жара, ни копоти. Ты хотел бы увидеть Великий Город, Хелл?

— Ты же знаешь, что хотел бы.

— А что, если я скажу тебе, что это возможно?

— А что удержит меня от этого?

Она пожала плечами.

— Ну да, ты можешь посетить Н'Орлеан. Конечно, но, предположим, я предлагаю тебе шанс посетить его в качестве, скажем, гостя Принцессы Маргарет. Что бы ты отдал за эту привилегию?

Она снова смеялась над ним?

— И что ты попросишь за это? — спросил он осторожно.

— Ну, наверное, твою верность. Или, может быть, предательство твоей маленькой банды Харриеров, которых будет дьявольски трудно выкурить с этих холмов.

Он изумленно посмотрел на нее, обнаружив, что она знает их имя.

— Харриеров? Как ты…

Марго рассмеялась.

— Среди людей Ормистона у нас есть друзья. Друзья — купленные землями, — и она импульсивно добавила: — Так как насчет моего предложения, Хелл?

Он задумался.

— Ты сказала «в качестве твоего гостя». Что ты подразумеваешь под этим?

Марго нагнулась над столом, ее удивительные зеленые глаза неотрывно смотрели на него, волосы пылали иссиня-черным цветом, совершенной формы губы изогнулись в мягкую улыбку.

— То что ты хочешь, Хелл. Все, что можешь придумать.

В нем закипела ярость.

— Ты хочешь сказать, — спросил он хрипло, — что готова на все, из-за такой мелочи, как уничтожение маленькой банды врагов? Ты, за чьей спиной стоит вся Империя?

Она кивнула.

— Это избавит нас от неприятностей, не так ли?

— И благородство, целомудрие, честь, ничего не значат для тебя? Это твои обычные условия покорения? Ты обычно продаешь себя… свое расположение за?..

— Обычно, нет, — холодно прервала его она. — Сначала мне должен понравиться мой партнер по торгу. Ты, Хелл… мне нравятся твои крепкие мускулы, и твоя упрямая доблесть, и медленный честный ум. Ты не великий человек, Хелл, в твоем уме нет холодного огня гения, но ты сильный человек и потому ты мне нравишься.

— Я тебе нравлюсь! — воскликнул он, вскакивая со стула. — И ты думаешь, что я продам тот остаток чести, оставшийся во мне за… это? Ты думаешь, я предам себе подобных? Ты думаешь… Так вот, ты ошибаешься, ты здорово ошибаешься!

Марго покачала головой, улыбаясь.

— Нет. Я не ошибаюсь.

— Нет, ошибаешься! — резко возразил он. — Но что, если бы я согласился? Что бы ты сделал тогда?

— То, что обещала. — Она рассмеялась, увидев его злое, напряженное лицо. — Не смотри так, Хелл. Я не маленькая Вейл Ормистон. Я Принцесса Маргарет из Н'Орлеана, прозванная Маргарет Божественной, теми, кто любит меня, а теми, кто меня ненавидит… Ну, ты и сам должен знать, как называют меня мои враги.

— Да! — воскликнул он. — Черная Марго!

— Черная Марго! — повторила она, улыбаясь. — Да, так меня называют из-за поэта, который как-то развлек меня, и потому что когда-то давным-давно был древний великий французский поэт по имени Франсуа Вийон, который любил проститутку по имени Черная Марго. — Она вздохнула. — Но мой поэт был не Вийон. К сожалению его творения уже почти забыты.

— Отличное имя! — воскликнул он. — Отличное имя для тебя!

— Без сомнения. Но ты не можешь понять, Хелл. Я — Бессмертная. Мой возраст в три раза превышает твой. Неужели ты хочешь, чтобы я следовала устоям простой смертной Вейл Ормистон?

— Да! По какому праву ты плюешь на все устои?

Ее губы сложились в улыбку и ее глубокие зеленые глаза стали ласковыми.

— По праву, по которому я не могу вести себя по другому, Хелл.

Нотка эмоций засквозила в ее голосе.

— Бессмертие! — прошептала Марго. — Год за годом все то же самое, скачка по миру в желании покорить его. Волнует ли меня покорение мира? У меня нет чувства конечной цели, как у Хоакина, который видит лишь свою Империю — Империю, все расширяющуюся, все растущую! Что мне Империя? И год за годом мне становиться все скучнее. Пока сражения, убийства, опасности и любовь — единственное, что заставляет меня дышать!

Его ярость прошла. Он смотрел на нее испуганный, изумленный.

— И тогда меня предают! — пробормотала она. — Когда убивают друзей и любовь становиться пресной, что остается? Я сказала «любовь»? Какая может быть любовь в моей душе, если я знаю, что если полюблю человека, то буду видеть, как он стареет, и становиться слабым, беспомощным и ничтожным? И когда я прошу у Хоакина бессмертия для него, он отказывает, потому что он обещал Мартину Сейру награждать бессмертием только тех, кто действительно того достоин. Но к тому времени, когда он становиться достойным бессмертия, он уже стар. — Она добавила внезапно. — Скажу тебе, Хелл, потому я без друзей. Одна, потому что завидую простым смертным! Да. Когда-нибудь я покончу с собой!

Он сглотнул.

— Боже мой! — пробормотал он. — Для тебя было бы лучше, если бы ты осталась в своих родных горах с друзьями, домом, мужем и детьми.

— Детьми! — повторила она, в ее глазах заблестели слезы. — У Бессмертных не может быть детей. Они — стерильны. У них не должно быть ничего кроме мозгов, как у Хоакина или Мартина Сейра, или отсутствия чувств — как у меня. Иногда я проклинаю Мартина Сейра и его жесткое облучение. Я не хочу бессмертия. Я хочу жизни!