Возвышенное и земное - Вейс Дэвид. Страница 105

– Господин Моцарт, вы доставите мне огромное удовольствие, если сумеете погостить на моей вилле в Венском лесу.

В этот момент Карл Арко взял Вольфганга за руку и, прежде чем тот успел дать согласие князю, заставил его покинуть зал вместе со свитой архиепископа.

55

Император, узнав от Кобенцла о предстоящем выступлении Моцарта на концерте в пользу вдов, охотно согласился послушать его игру. Когда об этом доложили Колоредо, он из уважения к Иосифу II разрешил своему придворному органисту принять участие в концерте. Но был немало раздражен. По какому праву его слуга устраивает свои дела через голову хозяина?

Вольфганг тоже злился, хотя разрешение Колоредо и воодушевило его. Он понимал, получено оно только благодаря покровительству императорского двора, однако запоздалое разрешение – его предупредили всего за несколько дней до концерта – сильно осложнило дело, потому что Вольфгангу заказали написать по этому случаю пьесы.

Брунетти – он также принимал участие в концерте – заявил, что написать их так быстро невозможно.

Брунетти сам невозможен, подумал Вольфганг. Что касается сочинения музыки, то для него нет невозможного, нужно лишь захотеть.

– Я сочиню три пьесы, – сказал Вольфганг, – рондо для вас, фортепьянную сонату для себя и еще одну сонату, которую буду играть на фортепьяно, а вы – аккомпанировать на скрипке.

– Когда же? Осталось всего два дня.

– Все будет готово вовремя. – Ну и осел же этот Брунетти, чего он беспокоится?

Но накануне концерта Брунетти пришел к нему в полной растерянности.

– Я получил рондо, а где же аккомпанемент для скрипки?

– Напишу позже.

– Позже? Да ведь уже около одиннадцати!

– Значит, к двенадцати, чтобы успеть, я напишу только партию скрипки для вас, а свою партию писать не стану, она у меня в голове. Не волнуйтесь, я помню каждую ноту. Все будет хорошо, и вы получите за исполнение немало гульденов.

Аккомпанемент для скрипки был написан, но свою партию Моцарт играл полностью по памяти, и притом превосходно, чем поверг Брунетти в изумление. Вольфганг оказался прав: император прислал в подарок скрипачу двадцать гульденов. Но по-настоящему привел в восторг публику только Моцарт. После того как он исполнил свою сонату для фортепьяно, аплодисменты долго не смолкали и Вольфганг вынужден был повторить ее на «бис», а потом еще и импровизировать.

Концерт окончился, император встал и несколько раз крикнул: «Браво!» – а затем выразил желание поговорить с композитором. Иосиф почти не изменился, подумал Вольфганг, так же по-юношески статен, изящен и выглядит моложаво. Теперь, сделавшись после смерти матери единовластным правителем, Иосиф проводил политику куда более демократическую, старался избегать официального тона и обращался с подданными, как с равными.

– Господин Моцарт, у вас по-прежнему удивительное туше, – сказал император, – мы хотим послушать и другие ваши произведения. Вы слишком давно не были в Вене.

– Ваше величество, я польщен тем, что вы выразили желание послушать мою игру.

– Ну как же! Я всегда восторгался вашей музыкой. Однако, прежде чем Вольфганг успел заговорить о своих дальнейших планах, Иосифа отвлек кто-то из придворных.

На следующей неделе графиня Тун устраивала у себя концерт, на котором обещал присутствовать император, но на сей раз Колоредо заявил, что его органист играть не сможет, и сам устроил в означенный день концерт. Граф Пальфи попросил Вольфганга выступить у него, но снова получил отказ у Колоредо. Архиепископ не позволил музыканту устроить и публичный концерт, несмотря на настойчивые требования публики. В письмах к Папе Вольфганг выражал возмущение поведением Колоредо; ему противна мысль о возвращении в Зальцбург, писал он. Леопольд советовал не ссориться с архиепископом и не поступать необдуманно, по запрещение устроить публичный концерт переполнило чашу терпения. Вконец расстроенный, Вольфганг жаловался Папе:

«Мне очень жаль, что мои неприятности с Муфтием так скверно отразились на Вас. Я бы все отдал, лишь бы сохранить Вам здоровье и сделать Вашу жизнь счастливой; я полностью сознаю, сколь многим Вы пожертвовали ради меня, но мне становится все труднее ладить с нашим Архибуби [20]. Когда у меня появляется возможность заработать немного денег, он этому препятствует.

Может быть, Вы и правы, когда пишете, что держать меня на службе льстит его самолюбию, но мне-то от этого какая польза? И потом, подумать только, как он со мной обращается! Я четыре раза был приглашен на обед к графине Тун и бываю у нее почти ежедневно; я был гостем князя Кобенцла, а наш Муфтий по сей день заставляет меня сидеть за одним столом с камердинерами и поварами.

Все мои милые венские друзья сходятся на одном: мне следует заручиться благосклонностью императора. Иосиф горячо аплодировал моей симфонии, которой дирижировал Бонно, – оркестр состоял из ста восьмидесяти музыкантов и играл великолепно! Чего бы я мог достичь с таким оркестром! А в Зальцбурге камерный оркестр из двенадцати человек неспособен исполнить даже мой самый простенький дивертисмент.

Собственно, я мог бы здесь процветать даже без поддержки императора. Вена – город клавира. Я мог бы легко заработать сотню гульденов на публичном концерте, имей я разрешение Архи-буби. Но он не собирается платить даже за ту дополнительную работу, что я для него делаю. На концерте у графини Тун, который почтил своим присутствием Иосиф II, все солисты получили по пятьдесят гульденов – вот что мне особенно обидно! Какая возможность упущена!

Любимый Папа, терпеть все это становится невыносимо. Либо мне придется пожертвовать своими высокими стремлениями и стать низким прислужником, либо как-то отстаивать честь музыканта.

Вы знаете, сколько пришлось мне вытерпеть оскорблений, но, даже невзирая на это, у меня завязались здесь чрезвычайно полезные связи – о таких музыкант в Вене может только мечтать. Ко мне относятся с огромным уважением самые высокопоставленные особы, они готовы щедро платить за каждое мое выступление. Должен ли я пожертвовать всем этим ради четырехсот пятидесяти гульденов? И в конце концов угаснуть в безвестности? В Вене предо мной открывается множество возможностей! Граф Пальфи представил меня Стефани, инспектору немецкой оперы и фавориту императора, я сыграл ему несколько арий из «Идоменея», и на него они произвели большое впечатление.

Если я останусь в Вене, Стефани сочтет за честь работать со мной. Он покажет свое либретто, как только я решу, что делать дальше.

Князь Кобенцл устроил мне выгодные уроки со своей кузиной, графиней Румбек, плата – шесть гульденов за двенадцать уроков, в три раза больше, чем платят за уроки в Зальцбурге; князь обещал подыскать еще учеников, если я останусь в Вене. Чтобы прожить здесь, мне нужно иметь лишь двух учеников.

Поверьте, я знаю, что вслед за здоровьем деньги – самая важная вещь на свете, и Вена – именно тот город, где я смогу их заработать. Не тревожьтесь, если мне придется расстаться с Муфтием. А если он захочет выместить зло на Вас, Вы вместе с моей дорогой сестрой всегда сможете приехать сюда, я сумею позаботиться о вас обоих. Целую Ваши руки и от всего сердца обнимаю мою милую сестру и остаюсь Вашим любящим и покорным сыном».

Вольфганг обратился за советом к графине Тун. Он хотел знать, много ли, по ее мнению, у него шансов в Вене. Графиня так музыкальна, думал он, сидя в нарядно обставленном просторном зале ее особняка. Несмотря на оптимистический тон письма к отцу, Вольфганга тревожили сомнения и недобрые предчувствия.

– Вы виделись с Марией Антуанеттой, когда были в Париже? – спросила графиня.

– Нет.

– А пытались увидеться?

– Сам я к ней не обращался. Но мои друзья из придворного оркестра пытались устроить мне аудиенцию.

– Что же она сказала?

– Ничего! Сделала вид, будто не помнит меня. Друзья настаивали: «Мсье Моцарт сейчас в Париже и счел бы за честь сыграть для вас», – а она ответила: «Мой маэстро – Глюк. У нас исполняют музыку только Глюка».