Возвышенное и земное - Вейс Дэвид. Страница 141

– Мы еще не совсем сыгрались.

– Я заслушался музыки, – признался Поцци, вторая скрипка.

– Да что уж там, – сказал виолончелист Фаварт. – Все мы оказались не на высоте.

– Вы излишне скромны, господа, – проговорил Гайдн. – Ваше исполнение было безупречным.

– Могу я предложить вам вина, господин Гайдн? – спросила Констанца.

– Благодарю вас, госпожа Моцарт, я уже пьян музыкой.

– Вам понравилось? – Глаза Вольфганга снова оживились.

– Мало сказать, понравилось. Ваши квартеты вполне оригинальны, в них очень мало моего. – Гайдн думал: кто посмеет сказать, что музыка Моцарта лишена взволнованности, выразительности, драматизма! Построение квартетов, возможно, напоминает его, но гармонии свои, моцартовские. Ему стало грустно. В квартетах Моцарта слышалось нечто такое, что делало их лучше, совершеннее его собственных. На какое-то мгновение Гайдна кольyула зависть, но сумрачная мощь квартета ре минор захватила его, он был так тронут, что даже прослезился. Моцарт хочет учиться у меня, думал он, а ведь это мне следует учиться у него.

– Я сочту за счастье прослушать остальные ваши квартеты, когда они будут закончены, – сказал Гайдн.

– Надеюсь, я сумею сделать это через несколько недель, – ответил Вольфганг. – Отец принял предложение погостить у меня, он приезжает в следующем месяце. К тому времени я думаю их закончить. Вы еще побудете в Вене, господин Гайдн?

– Да. Хозяин мой намерен провести остаток зимы в столице, и я останусь с ним – мои услуги могут понадобиться.

От громких разговоров проснулся и заплакал Карл Томас. Констанца велела служанке унести ребенка в детскую. Гайдн медленно поднялся.

– Младенец прав, – сказал он. – Время ложиться спать. Вольфганг, если бы не надо было уходить, я просидел бы всю ночь, слушая ваши квартеты.

– Мы были бы счастливы.

– Как и я. У вас прекрасный дом, здесь так приятно слушать музыку. Среди публики есть даже Венера и купидоны. – И Гайдн указал на лепной потолок. – И очаровательная хозяйка. – Гайдн нагнулся, галантно поцеловал Констанце руку и с не свойственным ему пылом прибавил:– Вас следует поздравить, Вольфганг, с таким уютным домом и милой семьей.

73

Леопольд не ожидал, что его так взволнует визит к сыну. Он вышел из кареты и стоял, расстроенный и смущенный, перед дверью дома на Гроссе Шулерштрассе. Район этот он знал хорошо, но медлил, сначала нужно было собраться с мыслями.

Наннерль предупреждала Папу, что он рискует жизнью, предпринимая путешествие в Вену в феврале, в самую ненастную погоду, но он-то знал: если не поедет теперь, то потом и вовсе не соберется. С каждым годом он становился все немощнее. Наннерль ожидала ребенка, и Леопольду хотелось к тому времени вернуться в Зальцбург. Однако в настоящий момент больше всего его заботило будущее Вольфганга. Сын по-прежнему писал, что дела идут отлично, но необходимо самому в этом убедиться. Надо постараться скрыть насморк, подхваченный в дороге, ревматические боли в ногах и спине и держаться прямее, не уступая сыну. Леопольд энергично постучал железным кольцом, и через минуту в дверях появился Вольфганг и порывисто обнял отца. Багаж понесли наверх, а Вольфганг повел Папу в дом.

– Ваше счастье, что мы на втором этаже, подниматься не так уж высоко.

Наконец-то одолев показавшееся ему чрезмерным количество ступеней, Леопольд с облегчением остановился у небольшого каменного карниза, где можно было передохнуть. Он сильно запыхался, но камень холодил, и его пробрала дрожь. Леопольд быстро поднялся и оперся на руку Вольфганга, хоть это было неприятным напоминанием о его старческой беспомощности.

Констанца встретила свекра приветливо и тут же усадила завтракать: горячий кофе приятно согрел его. Констанца принесла Карла Томаса, и Леопольду доставило много радости смотреть на улыбающееся личико ребенка. Он вовсе не хотел никого укорять, но вдруг не удержался и сказал:

– Я надеюсь, с Карлом Томасом вы не повторите прежних ошибок.

Констанца вспыхнула, а Вольфганг поспешно сказал:

– Папа, вам нужно отдохнуть с дороги. Впереди много интересного, и мы хотим доставить вам побольше удовольствий.

Леопольда разбудил стук бильярдных шаров. К его изумлению, сын с большим знанием дела практиковался на бильярде. Какое странное занятие перед самым концертом, удивился Леопольд – Вольфгангу вечером предстояло выступать на первом из шести концертов по подписке, происходивших по пятницам, но сын ответил:

– Я купил бильярд, чтобы не утратить гибкости пальцев. В последнее время приходится писать так много музыки, что от пера пальцы сводит.

– Не верьте ему, – сказала Констанца, – Вольфганг просто любит бильярд, как и танцы. Иногда мне кажется, танцы даже больше, чем музыку. На балах он мне вздохнуть не дает.

Жалуясь, она делалась Леопольду ближе, чем прежде, когда старалась подольститься к нему.

– Вольфганг всегда любил танцевать, с самого детства, – заметил Леопольд.

А Вольфганг, с необычайной ловкостью послав шар в лузу, вернулся к своему столу.

– Ну, хватит, я еще не кончил записывать последнюю часть, а ведь надо и дирижеру иметь партитуру.

– Ты еще не записал рондо и рассчитываешь сыграть его как следует?

– Разумеется. Весь концерт у меня в голове.

– Ты-то ладно, а вот как с оркестром и дирижером? Они же сегодня впервые увидят партитуру.

– Музыканты хорошо читают с листа. И мы не первый день работаем вместе.

– Последнюю часть, – сказала Констанца, – он еще сам не проиграл.

– Я знаю, как она будет звучать, – ответил Вольфганг чуть раздраженно. – Главное, постарайтесь слушать внимательно и не судить предвзято.

Казино Мельгрубе, где должен был состояться концерт, в этот вечер было заполнено до отказа. Это большое трехэтажное здание носило такое название потому, объяснил Вольфганг отцу, что в его подвалах хранилась мука, а использовалось оно для любых целей, лишь бы приносило доход.

– Акустика в нем прекрасная, – заверил он обеспокоенного Папу, – я там и прежде играл, а все билеты на этот концерт на сумму сто пятьдесят гульденов распроданы. Тот же самый список знатных особ, что я присылал вам в прошлом году, правда, чуть покороче. Я перебрался сюда из Траттнер Гофа – хотел ограничить свои вечера совсем узким кругом, и арендная плата здесь не так уж велика. На этих концертах я надеюсь заработать по меньшей мере шестьсот гульденов.

На Папу, как и ожидал Вольфганг, это произвело впечатление.

– Вам не кажется, что из меня получился неплохой делец? – спросил Вольфганг чуть заискивающе.

– Все зависит от того, сколько ты откладываешь. Твоя квартира с затейливыми потолками и огромными окнами, должно быть, стоит уйму денег.

– Всего лишь четыреста восемьдесят гульденов в год.

– Всего лишь! Я никогда в жизни не зарабатывал больше за год службы у Колоредо.

Только он собирался пожурить Вольфганга за расточительность, как сын указал на появившихся в зале Глюка, Сальери и Бонно.

– А Гайдн? – разочарованно спросил Леопольд.

– Не придет. Сегодня его принимают учеником в масонскую ложу Согласия, и он не смог присутствовать на концерте. Вы познакомитесь с ним завтра вечером. И сами, надеюсь, до отъезда домой станете масоном.

– Все может быть. – Отношения их складывались как нельзя лучше, и Леопольд боялся ненароком обидеть сына. К тому же в Мельгрубе стояла атмосфера радостного ожидания, напоминавшая старику, сколь многого он лишился с тех пор, как прекратились его поездки с Вольфгангом.

– Я думаю, этот концерт ре минор многих удивит, – сказал Вольфганг.

Нет, не только удивит, думал Леопольд, слушая суровое, мужественное вступление – такого он прежде в концертах Вольфганга не встречал. Но вот началась тема солиста, и пальцы сына, как всегда, уверенно и легко бегали по клавиатуре, казалось, будто партию свою он исполнял уже не раз. Мощь, чувствовавшаяся в музыке, тревожила и волновала. Что за человек написал такую исполненную драматических столкновений и трагизма музыку? Нет, это не его сын. Леопольд не знал этого человека, и все же страстная мелодия покоряла. От нее некуда было деваться. В искусстве композиции Вольфганг пошел гораздо дальше, чем мог предусмотреть он, его отец.